— Но если я уволен…
— Маркус, уверяю, я не собираюсь тебя увольнять. Но мы говорим о точке зрения, о том, как это воспринимается со стороны. Ты совершенно верно полагаешь, что если в данный момент я тебя выгоню за дверь, то это лишь подчеркнет твою виновность и выставит меня в неприглядном свете. Но если бы ты, например, уволился по собственному желанию, чтобы продолжать частную консультативную работу, то мы бы выплатили тебе щедрое выходное пособие, более или менее равное той сумме, которую ты получил бы, доработав у нас до самых выборов. До конца расчетного периода тебе будут платить твою обычную заработную плату, и за это ты будешь всегда доступен для Лиама, если ему потребуется помощь в доведении до совершенства тех великолепных систем, которые ты для нас выстроил. А если я добьюсь своей цели и буду избран в сенат, то ты всегда сможешь получить должность в моем штабе. Будешь оказывать те же консультативные услуги, ради которых оставляешь свое нынешнее место работы.
— Кажется, вы сказали, что я не уволен?
Во мне бушевал гнев, и я боялся, что выкину какую-нибудь глупость. Буквально прикусил язык, чтобы не ляпнуть лишнего.
На его лице не дрогнул ни один мускул.
— Маркус, я тебя не увольняю. И под автобус не толкну. Хотя именно этого ожидает от меня ФБР. Хотят, чтобы я предал тебя, объявил преступником, который использовал мой штаб и техническое оснащение для своих противозаконных деяний. На это рассчитывают и мои соперники.
Он понизил голос:
— В ФБР работает множество безнадежных болванов и отпетых идиотов, но в целом эта организация сохраняет здоровый стержень. Мало того, даже самые бестолковые и злобные из тамошнего руководства имеют хоть каплю самоуважения и не желают быть разменной монетой в игрищах политиканов, стремящихся набрать очки в глазах электората. Мне было нелегко договориться с ними, и даже Гарри удивился, что нам удалось так многого добиться. Мы выторговали наилучшие возможные условия, согласно которым федеральная полиция прекратит преследовать тебя и ты сохранишь свою заработную плату. Правда, тебе нельзя будет приходить сюда и встречаться с коллективом. Маркус, я понимаю, до чего тебе неприятна эта идея, но, честное слово, мне она нравится еще меньше. Твое отсутствие станет для нас тяжелым ударом, и, если я все-таки одержу победу на выборах, это произойдет не благодаря, а вопреки твоему уходу.
Я верил каждому его слову. Когда Джо Носс разговаривает с вами прямо и честно, глядя в глаза, вы не можете ему не верить. Мой гнев схлынул. Я заявил:
— Я не могу взять эти деньги.
Он коротко и решительно покачал головой:
— Это не обсуждается. Ты был нанят, чтобы выполнять свою работу, и рассчитывал получать зарплату. Политические махинации людей, лишенных всякой этики, не должны сказываться на твоем кармане.
— Эти деньги пожертвованы на вашу избирательную кампанию. Ваши спонсоры не поймут, если вы заплатите мне за то, чтобы я у вас не работал.
— Маркус, это очень щедро с твоей стороны, но я намеревался заплатить тебе из собственных сбережений. Флор оформит все необходимые документы. Я могу себе это позволить.
— Тогда я пожертвую их на вашу избирательную кампанию.
Он откинулся на спинку кресла и опустил голову, словно внезапно выбился из сил.
— Я не могу тебе этого запретить. Но призываю сначала хорошенько подумать.
— Подумаю, — пообещал я. — А теперь мне, наверное, пора идти.
Вчерашнее недосыпание обрушилось на меня всей тяжестью. В глазах выступили слезы, а это всегда было признаком, что голова не на месте. Джо, наверное, правильно делает, что заставляет отложить решение насчет денег. Я уже начал задумываться, настолько ли хорош Джо Носс, если он готов увольнять людей из-за «точки зрения» и потом тихонько брать их обратно на работу. Кажется, я сказал «спасибо» или еще какие-то положенные слова и с деревянным лицом вышел в штаб. Там всегда находилось человек десять-пятнадцать: волонтеры на телефонах или с брошюрами, за сдвинутыми столами бок о бок сидели главный стратег, спичрайтер и пиар-менеджер, другие сотрудники — я даже толком не знал, чем они занимаются. Встречался я со всеми, но по имени знал от силы половину. И вот теперь они дружно устремили на меня внимательные взгляды, хотя и старались прятать глаза. Я подошел к своему столу. На кресле лежала большая картонная коробка для бумаг, в нее были собраны скудные пожитки, которые я принес с собой на работу. Я взглянул на Флор, она сочувственно кивнула. Вероятно, коробку собрала она, и, наверное, это стоило расценивать как любезность, потому что помогло мне уйти без лишних промедлений. Я накинул куртку, сунул в рюкзак Зверя Колченогого, подхватил коробку и вышел, не сказав ни единого слова.
На тротуаре за дверями штаба меня ждал Лиам.
— Чел, ну и дела, — сказал он. Его манера говорить бесила меня, но я решил не зацикливаться. Понимал, что, если выйду из себя, наворочу дел. Не время ссориться.
— У тебя ведь есть мой номер, да? — только и сказал я. — На случай технических вопросов. Где лежат пароли, ты знаешь. Приду домой — пришлю тебе все сведения о серверах и технической поддержке для всех наших провайдеров.
Он впился мне в лицо ищущим взглядом. В ответ я посмотрел ему в глаза. Он моргнул.
— Это правда, что ты с самого начала стоял за всеми даркнетовскими документами?
Я ничего не ответил. Врать устал, но инстинктивно чувствовал, что не стоит открыто выходить на публику с заявлениями о себе. Наверняка это Кэрри Джонстон рассказала соперникам Джо, что у него в штабе работает сотрудник, связанный с даркнетом. И сообразила, что первый шаг к моей нейтрализации — изолировать меня. Наверное, так и есть.
— Лиам, спасибо за все, — только и сказал я.
Он еще раз вгляделся в мое лицо и произнес:
— Уйду я. Не нужна мне эта работа.
— Не вздумай, — ответил я.
— Это почему же?
— Потому что если в сенате Калифорнии будет заседать Джо Носс, а не один из тех проходимцев, то мир станет чуточку лучше.
Он коротко рассмеялся:
— Шутишь, что ли? Ты и правда думаешь, что кого-то колышет, как мы проголосовали? Ты же видел даркнетовские документы, знаешь, как политики используют систему для личного обогащения, а потом пускают в ход свои богатства, чтобы перестроить систему под себя. Маркус, ты что, в школе на уроке обществознания? Уж кому как не тебе это знать.
— Если ты вправду так считаешь, зачем вообще работаешь у Джо?
Я и сам не понимал, с какой стати вступаюсь за человека, который только что вышвырнул меня за дверь, тем более что меня все сильнее одолевала злость. Точка зрения, говорите? И это что, нынче считается веской причиной выгонять человека? Однако назойливый голос в голове твердил, что кандидат, претендующий на высокую должность, сочтет эту причину очень даже веской, тем более что человек, попавший под эту точку зрения, соврал вам в лицо или по меньшей мере утаил очень важную информацию.
— Потому что это работа. И раз за нее платят, какая к черту разница? С тем же успехом я мог бы готовить бургеры или выгуливать собак.
Я хотел было сказать, что не надо браться за работу, на которую тебе наплевать, но вспомнил, сколько месяцев я сам обивал пороги, стучался во все двери, раздавал резюме направо и налево, неизменно получая отказ.
— Послушай, Лиам, — начал я, но понял: мне больше нечего ему сказать. Потому что он по большому счету прав. — Ладно, проехали. Позвони, если будет нужна помощь по технике.
— Ага, — сказал он. Наступил момент, когда нам, наверно, следовало крепко, по-мужски обняться, похлопать друг друга по спине, но ни он, ни я не двинулись с места. Лиам очень долго смотрел на меня снизу вверх, как на божество, и это было приятно, хотя и смущало. А теперь, сдается мне, это время безвозвратно осталось в прошлом.
* * *
Когда-то, несколько лет назад, правительство моей страны превратило мой родной город в полицейскую резервацию. Меня схватили, бросили за решетку, пытали. Выйдя на свободу, я решил, что виновата не система, а те люди, которые стоят в ее главе. На самом верху до власти дорвались негодяи. А нам нужны порядочные люди. Я работал не покладая рук, чтобы избиратели голосовали за порядочных. Состоялись выборы. Мы привели к власти людей, которыми, как нам казалось, можно гордиться. Они говорили правильные речи. И отдельные мерзавцы вроде Кэрри Джонстон были выгнаны взашей.
