Как Ульрих и ожидал, отец Марии, начальник полиции, не выказал по поводу его присутствия особого восторга. Они обменялись достаточно формальным рукопожатием. Вернулся-таки? спросил отец Марии и затем кивнул, словно соглашаясь с какой-то своей наперед вынесенной семейству Харгенау оценкой. Скорее всего, переосмысленной. Тут с пронзительным визгом вбежала Гизела, демонстрируя всем, в первую очередь — Ульриху, как она рада видеть дедушку. Получив в подарок какую-то безделушку, что еще более ее взбудоражило, а Марию побудило заметить преувеличенно высоким голосом: Ах, отец, ты ее совсем избаловал, Гизела умчалась прочь за своим подносом, почему-то во все горло крича своему брату, чтобы он спускался. Однако Магнус, более угрюмый, чем помнилось Ульриху, появился, только когда они уже садились за стол. Она становится совершенно несносной, сказала Мария, когда Гизела вернулась со своим подносом. Все анализирует. Советую держать ухо востро. Отец Марии веско водрузил на нос очки. Ульриху это движение почему-то показалось столь же рассчитанным, как и игривые замечания и словно бы ни к кому не обращенные комментарии Марии. Уж не хотел ли ее отец убедить его в своей неуклюжести, в легкой беспомощности, словно подталкивая тем самым к мысли, что он как начальник полиции не представляет для Ульриха и вообще для любого из Харгенау никакой угрозы? Как бы там ни было, тщательно изучив на подносе каждый предмет, он выбрал белую, невинно, как, впрочем, и все остальное, выглядящую раковину. Ульрих краем глаза скользнул по подносу и обнаружил, что крохотной свастики там уже нет.
Имя Хельмута прозвучало только после трапезы. Я слышал, что он сдружился с новой компанией, сказал отец Марии. Не дождавшись от Ульриха ответа, он добавил: так и не могу разобраться с твоим братом.
На что Мария сообщила, что они с Хельмутом поссорились.
Наверное, после того, как тебя подстрелили, сказал ее отец.
Подстрелили дядю Ульриха? в ожидании уставились на него и Магнус, и Гизела.
Ну? сказала Мария. Так и собираешься держать рот на замке?
Позже, рассказывая о пропагандистском антитеррористическом фильме, снятом при участии полицейского отделения Вюртенбурга, отец Марии сказал Ульриху: Тебе, может быть, интересно, что одну из главных ролей сыграла актриса, похожая, как говорят, на Паулу.
Научусь ли я чему-нибудь, посмотрев этот фильм? спросил Ульрих.
Начальник полиции рассмеялся. Без сомнения.
Как узнать террористов на улице или в гостиной?
В твоем случае, возможно, как избежать контакта с ними… и на эту же тему… Если ты не против совета. Я бы держался подальше от коллег Паулы…
Коллег? Ульрих молниеносно насторожился. Кого вы имеете в виду?
Отец Марии, туманно: Никого конкретно. В наши дни уже невозможно сказать, кто на чьей стороне. Глупейшая игра. Меня учили иметь дело с преступниками, а сейчас оказывается, что надо присматриваться к самым неожиданным людям… некоторые из которых были, а может, и остаются, твоими друзьями. Тебе, должно быть, уже приходило в голову, что большинство террористических групп не обходится без наших людей… Подчас я не знаю, кто кого направляет. Мы отвечаем им или они нам? Ну, хорошо… Не думаешь же ты, что Паула так неуязвима просто потому, что носит имя Харгенау. Вопреки тому, что можешь полагать ты или твой брат, в действительности Харгенау отнюдь не неприкосновенны.
Когда они уходили, отец Марии настоял на том, чтобы подвезти Ульриха до дому.
Как погляжу, ты живешь все там же, сказал начальник полиции, когда они остановились перед его домом.
Мне здесь нравится.
Когда вы с братом посещали полицейский участок, ты в шутку упомянул об одной из своих соседок. Просил при случае ее проверить. Не живет ли она, часом, здесь до сих пор?
Нет, сказал Ульрих. Она давным-давно съехала. Я с тех пор ее не видел.
Ладно, сказал начальник полиции, перед тем как уехать, заходи время от времени повидаться. Позвони, и мы сходим на ланч. Не могу обещать что-нибудь сравнимое со «Сливой»… но все же…
Вы бывали в «Сливе»?
О, нет. Просто наслышан о ее репутации.
2
Насколько по-другому могло это быть?
От ее дома было недалеко до пляжа. Самое большее минут десять ходьбы по совершенно прямой, окаймленной деревьями дороге, дороге, что вела мимо крупных усадеб, часть которых была заколочена на зиму, к разводному мосту, довоенному мосту из камня и стали, чей пронзительный сигнал разносился далеко вокруг, всякий раз, когда по сторонам от него поднимались или опускались полосатые красно-белые деревянные шлагбаумы. Проходя по мосту, она всегда выбирала ту сторону, с которой стояла приземистая каменная башня с застекленной диспетчерской, откуда облаченному в униформу смотрителю открывался вид на оба берега узкого канала; металлическая, казенного зеленого цвета дверь в смотровую башню по каким-то причинам всегда была распахнута настежь, сколь плохою бы ни была погода, недвусмысленно приглашая любого прохожего заглянуть внутрь. Попадавшее при этом в поле зрения, выставленное, так сказать, напоказ, напоминало корабельную рубку. Иллюминатор, тесный металлический отсек с безукоризненно белым умывальником и небольшим круглым зеркалом на стене над ним, а слева — серая металлическая винтовая лестница, ведущая в восьмиугольную комнату на втором этаже. Каждый раз, проходя мимо, Дафна громко здоровалась; Привет, Готфрид. Иногда, хотя это, возможно, было и против правил, он быстро спускался по лестнице, чтобы перекинуться с ней несколькими словами, все время поглядывая то влево, то вправо, не собирается ли какое-нибудь судно войти в бухту или выйти в Северное море.
О чем они говорили? В основном о погоде, рыбной ловле или местных спортивных событиях. Футбол: «Гамбург» — «Бремен» — 4:1. Движение по мосту оживленнее всего было утром или когда пришвартовывался корабль с Восточных Фризских островов. Чтобы добраться до пляжа, ей, миновав мост, оставалось пересечь недавно отремонтированную прибрежную дорогу, сразу за которой виднелась пляжная раздевалка: утонувшее в бледно-желтом песке невысокое, похожее на бункер сооружение, выходившее прямо на Северное море, выходившее, если забыть о расстоянии, на Восточные Фризские острова. До еще пустынного в конце мая пляжа временами доносились заунывные жалобы отходящего от причала судна, а изредка и более короткие, дружеские, почти задорные гудки, которыми уходящий в плавание корабль приветствовал встречного собрата.
Когда в конце марта Дафну навестила Паула, они на день съездили на Фризские острова. Отплыли рано утром и вернулись последним пароходом. Был не сезон, и пляжи пустовали. Почему ты перебралась в Генцлих? Не знаю, ответила Дафна. Я проезжала мимо, и он мне понравился. Может быть, он напомнил мне о пляже в Олендорфе, где мы впервые встретились.
Воспоминания об этой первой встрече. Неужели прошло уже два года? Пауле тогда понравился пляж в Олендорфе. Понравился тот захламленный пляж для рабочих, на котором они с Дафной впервые встретились.
Дорога до Восточных Фризских островов занимала минут сорок — плюс-минус пять или десять минут, в зависимости от погоды. До Вангерога можно было добраться из Бремерхафена, Вильгельмсхафена или Каролинсиля. На Спикерог корабли ходили от Нойхарлингерсиля или Каролинсиля. На Лангерог можно было попасть только из Бенсерсиля. До острова Юйста, как и до самого маленького из островов, Бальтрума, можно было добраться только из Норддейха.
Что знал смотритель Готфрид Мюлер?
О политике — очень мало. Только то, что слышал по радио или читал в местных газетах. Но он знал, что ничего не надо принимать за чистую монету. Он знал, что если пять дней в неделю будет по-прежнему аккуратно выходить на работу и, как всегда, нажимать на рычаг всякий раз, когда какое-нибудь судно захочет войти в бухту или выйти в открытое море, никто, ни один человек на свете, не сможет к нему придраться. Конечно, когда он разрешил Дафне и ее подруге Пауле осмотреть диспетчерскую и понажимать на рычаги, он шел на определенный, пусть и ничтожный, риск. В худшем случае, если бы их застали, он бы получил выговор и с него, возможно, удержали бы дневное жалованье. Когда Паула спросила, что произойдет, если мост окажется разрушен или поврежден, он ответил, что это причинит неудобство массе людей… особенно тем рыбакам, которым случится встать в бухте на якорь. Но правительство не подаст от этого в отставку, смеясь заметила Паула. С чем он, тоже рассмеявшись, согласился.
Что еще знал смотритель Готфрид Мюлер?
Ничего такого, что он хотел бы обнародовать. Ничего такого, чем хотел бы, пока не пришло время, с кем бы то ни было делиться. Бывают такие люди. Скрытные. Замкнутые. Склонные к перепадам настроения и, самое главное, лишенные чувства юмора.
