Великодушная
Кей
P.S. Единственная проблема — цена издания: книга вышла карманным форматом (издательство «Галлимар», серия «Игра воображения») и стоит, прошу прощения, до смешного дешево. Как мне распорядиться остатком?
Джонатан Шилдс
Отель «Пиренейский»
Фон-Роме
16 марта 1998.
Письмо получил, никакой книги нет в помине!
Что это Вы так развеселились?
Неужто Жан-Бернар поддался искушению?
Или Вам наконец удалось отыскать дерево, трактор, надежную крышу и сельского механизатора и утолить свой великий голод?
Одинокие женщины ненасытны и беспощадны, страшнее только смерть.
А с остатком поступайте, как знаете!
Выпейте шампанского со своим женишком!
Джонатан
Кей Бартольди
«Дикие Пальмы»
Фекамп
20 марта 1998.
Ну вот, опять началось! До чего же Вы отвратительны!
Вы страдаете фобиями?
Так боитесь любви, что предпочитаете наткнуться на ненависть?
Или Вы в таком восторге от самого себя, что женщины должны повиноваться малейшему Вашему жесту и ползать за Вами на коленях?
Перестаньте строить из себя владыку вселенной!
Я протянула Вам эту книгу, как спасательный круг, я дала Вам последний шанс, а Вы продолжаете глумиться?
Бросаете вызов?
И что это Вас так интересует моя жизнь, Джонатан?
Какая Вам разница, с кем я сплю — с трактором или со стариком, чьи очки запотели от нетерпения и вожделения?
Это частное дело, Джонатан!
А Вы разъезжайте себе по Франции, или там по Наварре, и оставьте меня в покое!
Кей
P.S. Книжку я послала отдельно. В скором времени получите! Если что, купите ее в первой попавшейся лавке!
Джонатан Шилдс
Отель «Пиренейский»
Фон-Роме
1 апреля 1998.
Кей!
Простите, тысячу раз простите, десять тысяч раз простите, сто тысяч раз простите, миллион раз простите!
Кей, забудем, все, что было, забудем наши ссоры, наши попытки друг друга уязвить, нашу обидчивость и задиристость.
Предлагаю сложить оружие.
Вы упрекаете меня в высокомерии, но я не просто отношусь к Вам, как к равной, я преклоняюсь перед Вами, я сдаюсь, отбрасываю чрезмерную гордость и дурацкую спесь.
Признание уже готово сорваться с губ, но я медлю, Кей, я все еще боюсь. Боюсь Вашей реакции, боюсь вожделенной встречи, которую столько раз представлял себя в деталях.
И не решался назначить.
Для меня это будет встреча с самим собой, без фальши и притворства, без искусных масок и лживых речей.
Тысячу раз я мысленно задавал вопросы и сам же на них отвечал.
Тысячу раз я не смел задать их Вам.
Молчание — главная беда мужчин.
Я хочу излить Вам душу — и не могу…
Поговорим лучше о книге!
Спасибо за этот страшный подарок.
Вы не можете представить, как глубоко он меня задел.
Это было так сильно, так красиво, так больно! Как удар молнии, как пуля в висок! Любовь, скрытая от людских глаз. Тайна. Влечение плоти. Запретная страсть. А надо всем этим — жизнь, безразличная, безличная, и человеческая природа, ненасытная, первобытная, распутная… Она стремится все позабыть, покрыть пеленой беспамятства. И если время способно вылечить любую рану, то чего эти раны стоят, причем здесь, вообще, любовь?
Эта комната над отцовской лавкой…
«Там мы росли, и были неразлучны. Там мы были свободны, понимаете, свободны. Там, на третьем этаже, мы были предоставлены сами себе, и всегда соблюдали меру. С годами разница в возрасте сглаживалась. Мы понимали друг друга с полуслова, и это было кстати, мы одинаково страдали от вспышек отцовского гнева, которые весь день громовыми раскатами доносились из лавки».
Эту историю я мог бы рассказать по памяти.
Я мог бы сам написать эту книгу (хотя вряд ли у меня вышло бы так же талантливо, будем оценивать себя трезво…)
«Подобные вещи случаются как бы сами по себе, совершенно естественно. Задним числом, восстанавливая последовательность событий, понимаешь, что иначе и быть не могло.
Это продолжалось четыре года. Чуть больше четырех лет. И я нисколько этого не стыжусь. То были самые прекрасные годы моей жизни. Только тогда я, собственно, жил по-настоящему!»
Кей, мое сердце готово вырваться из груди, но по-прежнему требует: «Еще… Самую малость».
«Двое любящих, прожив много лет бок о бок и попритершись друг к другу, постепенно приходят к полнейшему, глубочайшему взаимопониманию, возникающему органически, неосознанно. Именно так и складываются счастливые пары… Мы были такой парой с самого начала, мы ладили так, будто у нас за плечами долгая совместная жизнь. Так оно, впрочем, и было…»
Я цитирую по памяти, воспроизвожу то, за что зацепилась моя память. Она более не отличает правду от вымысла… Она ничего не понимает.
Вы приложили раскаленное железо к моей кровоточащей ране, Вы взломали замок на моем измученном сердце, и я онемел, обессилел. Я все запустил: книжку, путешествия. Живу в четырех стенах с видом на горы, прекраснейшие горы в мире, а перед глазами — тонюсенькая книжечка, которую доставил мне в желтой сумке французский почтальон, не подозревая, что подкладывает бомбу…
Если Вы хотели мне отомстить, заставить сознаться в тщетности и бессмысленности прожитых лет, всех моих стремлений и свершений, сравнять меня с землей, растоптать ногами, то Вы достигли цели, Кей…
Признаю себя побежденным…
Джонатан
Кей Бартольди
«Дикие Пальмы»
Фекамп
26 апреля 1998.
Джонатан!
Я долго раздумывала над ответом.
Я не знаю, что Вам сказать, просто не представляю.
Я только что закончила работать, лежу на постели.
День прибывает. Солнце забирается все выше и заливает скалы. Монастырские колокол[25] сверкают все ярче. Постепенно распускаются листья, маленькие зеленые сигаретки. Деревянный мол, разделивший море пополам, сияет и скрипит, с двух сторон атакуемый волнами. Чайки следят за кораблями и, обнаружив в кильватерной струе рыбу, мигом кидаются в воду и снова взмывают вверх с окровавленной добычей в клюве…
Слышно, как Жозефа расставляет на набережной столики, а Лоран кричит ей, что еще не время, слишком свежо, слишком ветрено. Такая погода в Нормандии не редкость. Натали отправилась к Рике и детям, у младшего ветрянка. Рике по вечерам куда-то уходит, ничего не говорит, возвращается поздно.
За окном гигантский синий подъемный кран крутится, как флюгер, нагружая длинное красно-серое карго под названием «Вагенборг». Он напоминает аиста, стоящего на одной ноге. Мы похожи. Я тоже как будто стою на одной ноге…
Я живу как флюгер, на ветру.
И уже не первый год.
Эта книга перевернула мою жизнь, совсем как Вашу, Джонатан.
Я давно ее не перечитывала: стоит перевернуть страницу, и я теряю всякое чувство реальности и сижу на отшибе, ослепленная, обездвиженная, обессиленная, лишенная последней надежды.
Хочу вновь пробудиться к жизни!
Во что бы то ни стало!
Кей
Джонатан Шилдс
Отель «Терраса»
Сет[26]
1 мая 1998.
Отвечу Вам строками Эмили Дикинсон, которую Вы, похоже, любите:
«Почему?» — вопрошает любовь,
Это все что любви остается.
«Почему?» — об эти три слога
Разбиваются насмерть сердца.
Так почему же, Кей, почему?
Джонатан
Кей Бартольди
«Дикие Пальмы»
Фекамп
5 мая 1998.
Потому что однажды мне разбили сердце, Джонатан…
И я не уверена, что осколки склеились.
Потому что мне сделали больно, так больно, что я едва не умерла…
Потому что я видела, как умирает некто удивительно на меня похожий: моя кровь, мое дыхание, мои легкие, кожа, волосы, зубы и даже улыбка, — а я осталась жить.
Потому что я хочу любить жизнь вопреки всему.
Вопреки всему.
Весеннее солнце бьет мне прямо в ноги, заставляя встать с постели…
Море ласкает меня на рассвете, когда город еще только отряхивается от сна.
Гладкие камни на пляже привыкли к моим шагам.
Волны, отступая, сообщают свой ритм камням.
Соль на моей коже — лучшее лакомство.
И сыры мадам Мари.
И пирожки мсье Ленэ.
И мидии с жареным картофелем в ресторане у Лорана и Жозефы.
И нежное грубоватое сердце Натали.
И белый свет маяка, мой единственный спутник в ночи.
Прочих я гоню прочь.
Вожделею, призываю, обнимаю, заманиваю… и обрубаю все связи.
Одним ударом.
Стремглав.
