— Но эта машина… она такая несерьезная. И теперь нам нужно оплачивать еще одно парковочное место.
— Нет, не нужно.
— Она и за него платит?
— Нет. Мы отдали «тойоту» в счет новой машины.
— Что? — взвизгнула Лили. Теперь, если что-то случится, они даже не смогут отвезти ребенка в клинику. Как Роберт мог поступить так безответственно и принять серьезное решение, не посоветовавшись с ней? Даже ее собственная мать, миссис «Я обо всем узнаю последняя!», несколько лет назад сказала свое слово, когда отец собирался купить трехлетний «кадиллак» у декана.
— Лил, перестань. Она считала, что этот подарок поднимет мне настроение. И так и было до этой минуты! — Роберт открыл дверцу и сел на кожаное сиденье. Поправив огромные, похожие на летные очки, он спросил: — Почему ты не можешь просто за меня порадоваться?
— Я рада. Но все равно сомневаюсь в необходимости покупки новой машины, когда у нас десятки тысяч долларов долга и мы с трудом оплачиваем квартиру. Как бы ты себя чувствовал, если бы моя мать потащила меня по магазинам и мы бы истратили сто тысяч только для того, чтобы поднять мне настроение? А между прочим, это было бы весьма кстати.
Роберт захлопнул дверь и завел машину. Лили постучала в окно:
— Я не закончила.
Он неохотно опустил стекло:
— Что еще?
— Ты сказал, мы одна команда. А игроки одной команды не прячутся за спиной друг у друга и не продают удобные машины, чтобы купить крошечный «порше».
Он ответил так раздраженно, как не позволял себе прежде:
— Если хочешь называться командным игроком, почему бы тебе не найти работу?
«Пожалуй, так я и сделаю», — подумала она, когда Роберт, оставив ее с ребенком в облаке выхлопных газов от новой блестящей машины, выехал с парковочного места, которое обходилось им в пятьсот долларов в месяц.
Лили была унижена. Роберт проводит с матерью больше времени, чем с ней. В наряды от известных дизайнеров она больше не влезает. А теперь еще и должна искать работу.
Наутро после ссоры на парковке Лили собралась с силами и позвонила Виктору, редактору в «Уорлд бизнес джорнал». Когда она около года назад уходила с работы, он пробормотал что-то вроде «дверь всегда открыта», так что она надеялась время от времени писать статьи вне штата. По крайней мере это позволило бы немного заработать (может быть, даже на стрижку) и найти новые темы для разговоров с Робертом, помимо смены подгузников и крема для груди.
— Виктор Пэлтц, — через два звонка отозвался неприветливый голос, и Лили представила, как редактор сидит, согнувшись над клавиатурой: пачка сигарет «Дорал» выглядывает из кармана рубашки, рядом с монитором в стаканчике из «Данкин донатс» дымится кофе.
— Виктор, привет! Это я, Лил!
— Ну и как жизнь у самой прелестной принцессы на Парк-авеню? — прокашлял он в трубку.
— О, прекрасно, — машинально ответила она, хотя это было очень далеко от правды. — Но я скучаю по всем вам.
— Скучаешь? А как же шесть твоих служанок, три няни и дворецкий? Они разве не составляют тебе компанию? А декоратор? Разве ты не можешь с ней поговорить? — Он явно ее дразнил.
Лили сделала вид, будто ей весело:
— О, перестань. У нас всего одна горничная, которая приходит раз в неделю. И никого больше.
— И зачем тебе понадобились мы — простые, грубые трудяги?
— Разве вы не хотите увидеть малыша? Я думала заглянуть к вам на неделе, но решила сначала позвонить и спросить, когда это лучше сделать. Не хочу мешать перед сдачей номера и вообще…
Отхлебнув кофе, Виктор принялся листать ежедневник:
— Может, в пятницу, часа в четыре? К этому времени мы наверняка все закончим, — наконец предложил он.
— Отлично. Значит, скоро увидимся.
Повесив трубку, Лили поняла: если она хочет убедить Виктора дать ей возможность работать вне штата, нужно подготовить к пятнице список тем для будущих статей. И немного привести себя в порядок. Виктор был снобом наоборот — недолюбливал тех, кто демонстрировал утонченные манеры и хвалился материальным достатком, — но наверняка ожидал, что Лили будет превосходно выглядеть, и ей не хотелось разочаровывать редактора. Лили оставила Уилла с Хасинтой, заявившей, что у нее большой опыт работы няней, и отправилась приводить в порядок брови. Пройдя по Медисон-авеню, она зашла в офисное здание в Мидтауне, где располагались в основном архитектурные бюро и художественные галереи, и поднялась на лифте в крошечный, пропитанный ароматом сандалового дерева и заставленный индийской мебелью спа-салон, существование которого было одним из самых больших секретов Нью-Йорка. Сюда приходили все редакторы отделов красоты модных журналов, чтобы придать бровям идеально изогнутую форму, здесь это стоило всего двадцать долларов — мелочь по сравнению с восковой процедурой за восемьдесят, которую они рекламировали в своих изданиях.
Лили села на скамью резного дерева и, ожидая своей очереди, попыталась разобраться, что именно так раздражает ее в новой машине Роберта. Прежде всего то, что она куплена по инициативе Джозефин, постоянно выискивающей способ привязать сына к себе. Потом, это ведь все-таки «порше». По этому поводу она свое мнение высказала. И третье — именно это не нравилось Лили больше всего: ей казалось неправильным, что Роберт ездит на красном спортивном автомобиле за девяносто семь тысяч долларов (цену она посмотрела в Интернете), в то время как ей все чаще приходится экономить на органическом молоке. Конечно, нельзя ожидать, что муж откажется от подобного подарка — разве мужчина в трезвом уме способен на такое? — но, черт возьми, это было несправедливо.
Когда Лили узнала, что Роберт из очень обеспеченной семьи, то пообещала себе, что никогда не будет зависеть от него материально. Если ему хочется дарить ей милые подарки на Рождество или день рождения, зачем отказываться? Но она не собиралась становиться одной из тех дамочек, которые ежедневно опустошают свои кошельки в «Барниз», «Бергдорф» или в «Блисс». Во-первых, Лили воспитана по-другому. Возможно, она относилась бы к этому иначе, но уход за собой и покупки были для нее скорее удовольствием, а не привычкой. И во-вторых, хотя ей чрезвычайно нравились эти занятия, она считала, что жизнь, посвященная только маскам из папайи и покупке дизайнерской обуви, напоминает печенье с шоколадной крошкой, которое, если ешь каждый день круглый год, в конце концов начинаешь ненавидеть.
Ее мать, не проработавшая в своей жизни ни дня, не понимала плюсов финансовой независимости. Женщины, совмещающие дом и офис, всегда оставались для нее загадкой, а феминизм заключался в возможности платить чеком с банковского счета мужа.
— Если можно потратить его деньги, зачем иметь свои? — усмехалась она, оплачивая в магазине очередную помаду «Кристиан Диор» или туфли на высоких каблуках от Чарлза Джордана.
Продавщицы понимающе хихикали, а Лили стеснялась и краснела. И дело не в том, что ей хотелось, чтобы мать была одной из тех феминисток, которые пьют соевое молоко и не носят бюстгальтер, но зачем вести себя так старомодно и нелепо?
Теперь, по прошествии многих лет, Лили понимала, что не было ничего плохого в том, что женщины поколения ее матери (и предыдущих) пожинали плоды трудов своих мужей. И все же ей самой хотелось быть более независимой и свободной и не полагаться на мужа в решении своих проблем, как финансовых, так и других.
Нельзя забывать и о будущем Уилла. А судя по тому, как обстояли дела, надеяться на новую работу Роберта было бессмысленно — это стало для Лили отрезвляющим открытием. Ей не хотелось верить, что его может устраивать жизнь бездельника, существующего на доходы от трастового фонда, разъезжающего на «порше» и бросающегося к матери по первому зову. Если такое произойдет, ей, возможно, придется уйти от него. А если она решит остаться и терпеть, то должна будет взять на себя роль добытчика. Дети требуют денег, а в Нью-Йорке особенно. Хотя даже в таком городе, как Нэшвилл, ей пришлось бы начинать карьеру заново, чтобы обрести уверенность в том, что у нее есть полноценная работа, а значит, если потребуется, она сможет вырастить Уилла одна.
Лили вздохнула, с восхищением рассматривая высокие сапоги от Хлое на одной из постоянных клиенток салона — блестящая желто-коричневая кожа, модные золотистые заклепки…
«Пора возвращаться на работу. Или, как обычно говорит мама, нанося очередной слой губной помады, — хватит жалеть себя, девочка».
В пятницу днем Лили доехала на метро до Уолл-стрит, где на семи этажах одного из небоскребов располагалась редакция «Уорлд бизнес джорнал». Чтобы не вынимать Уилла из коляски, ей пришлось пройти целых шесть кварталов до ближайшего входа с лифтом для инвалидов. Но, оказавшись в медленно движущейся, пропахшей мочой кабине, Лили пожалела, что шла так далеко, и решила на обратном пути воспользоваться обычным лифтом, — можно ведь попросить кого-нибудь помочь спустить коляску вниз.
