Энтони Берджес - Долгий путь к чаепитию

– Ему это велел король Нидуд. Он должен был положить яблоко на голову своего бедного сына и пустить в него стрелу. Эгиль – так его звали.

– Это был Вильгельм Телль, глупышка.

– Эгиль, Эгиль. Так его звали. Он был братом кузнеца Виланда[54]. Спроси мистера Ханитандера. Или мистера Груджиуса[55]. Они тебе все растолкуют.

Эдгар подходил все ближе и ближе и вдруг, к своему ужасу, почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Конечно же он не заметил скрытую травой глубокую канаву. В нее он и полетел. В канаве, слава Богу, было сухо, но Эдгар никак не мог оттуда выбраться: на гладких стенах из глины не за что было зацепиться. Оставалось только одно – звать на помощь, чем он и занялся.

– Помогите, помогите! – закричал он. Цветы, по всей видимости, его не слышали.

– Вопрос в том, обладаем ли мы свободой воли или вся наша жизнь предопределена? Советую вам прочитать Джонатана Эдвардса, миссионера у краснокожих[56].

– Бокс – вот что я люблю, хоть здесь он и редкость. Это есть благородное искусство кулачного боя.

– Да вовсе не Эгиль. Ты о Вильгельме Телле говоришь. Он был швейцарцем.

Эдгара цветы очень раздражали. К счастью, он не поцарапался – только кое-где набил синяки, – а дно канавы было покрыто мхом. Но он не хотел оставаться там навсегда, поэтому продолжал кричать:

– Помогите, помогите!

– Возьми, например, Филиппа, герцога Орлеанского. Он придумал себе новое имя Эгалите. Равенство, просто смешно – но голову ему отчикали все равно[57].

– Тебе следовало бы переделать это в стишок.

– Я ничего не говорила о кочанах, глупенькая.

Все так же Эдгар звал на помощь, и все так же цветы не замечали его, и вдруг он почувствовал, что на его грудь давит что-то тяжелое. Хотя он не очень хорошо видел в сумраке, который царил в глубине канавы, но догадался, что это была большая морская черепаха. Эдгар протянул руку, чтобы в этом убедиться, и, как и ожидал, нащупал панцирь и морщинистую черепашью голову. Черепаха спросила:

– Хочешь, я схожу за помощью?

– О, прошу вас, – сказал Эдгар, но потом рассудил, что у черепахи это займет слишком много времени. Черепаха, наверное, догадалась о его сомнениях, потому что промолвила:

– Думаешь, я слишком медленная? Как бы не так. Отсюда до Эдембурга меньше мили, и спорим, я сбегаю туда и обратно к следующему Рождеству? По-моему, неплохая скорость.

Эдгар тяжело вздохнул и сказал:

– Я не смогу так долго ждать. Если я буду лежать здесь и ждать, то умру от голода.

– Это потому, что у тебя неправильное чувство времени. Ты недостаточно долго живешь, вот в чем твоя проблема. А нам, черепахам, ничего не стоит прожить сто лет. Как и попугаям. Хотя невысокого я мнения о попугаях. Они ведь не разговаривают толком, знай себе повторяют. Полли хорошая и тому подобное. Почешите Полли, арррррр. Смех один.

– Что ж, – вздохнул Эдгар, – если вы идете за помощью, наверно, вам пора отправляться.

– Совершенно ненужная спешка. У нас полно времени для небольшой беседы и кое-каких воспоминаний из длинной-длинной жизни. Я рассказывала тебе когда-нибудь о втором царе Рима – Нуме? Он был женат на чем-то вроде фонтана под названием Эгерия[58].

– Нет, – терпеливо сказал Эдгар, – вы никогда мне о нем не рассказывали. Мы раньше не встречались. И мне очень хочется о нем послушать, но не сейчас. Пожалуйста, не сейчас. Сейчас я хочу выбраться отсюда.

Прежде чем черепаха успела выказать обиду, Эдгар, к своей необычайной радости, услышал вверху на дороге людские голоса. Сначала заговорила женщина:

– О Виллоуби, Виллоуби, эти цветы такие умные. Послушай, как они разговаривают.

Затем скучающий и самодовольный мужской голос ответил:

– Вздор, моя дорогая Летиция[59]. То, что они говорят, недостойно внимания. Ни одной самобытной мысли в целой тачке опавших лепестков.

– Помогите, помогите! – закричал Эдгар. – Я упал в канаву!

– А это, – сказал мужской голос, – уже просто глупая ложь. Цветы не падают в канавы. А если и падают, то не поднимают по этому поводу большого шума. Я сказал бы, что цветам весьма свойственно падать в канавы.

Черепаха промолвила:

– Больно умный.

А женщина сказала:

– О дорогой Виллоуби, ты так прав, так прав!

– Я не бываю не прав, моя дорогая Легация, – ответил мужчина, а Эдгар закричал:

– Помогите, помогите! В канаву свалился мальчик! Меня зовут Эдгар. Помогите! Пожалуйста, помогите!

– Ах, мальчик? – сказал мужской голос. – Не люблю мальчишек: они недостаточно почтительны. Не умеют вести себя с теми, кто стоит выше их. Пусть варится в своем собственном соку.

– О нет, Виллоуби, нет. Это было бы так жестоко!

– Ты думаешь? Очень хорошо. Тогда подзовем юного Кроссджея. – И он крикнул: – Кроссджей, мы тебя подзываем. – Затем он добавил: – Пожалуй, я не вполне удачно выразился, моя дорогая Летиция. Вариться в своем собственном соку – нет, вряд ли тут можно так сказать. Гнить в своей собственной канаве – вот это лучше, а, а?

Но Эдгар уже увидел над собой веселое мальчишеское лицо. Он предположил, что это и был Кроссджей.

– А, – улыбнулся Кроссджей (как предположил Эдгар), – ты с черепахой. Замечательно, замечательно. Сам обожаю черепах. Как тебя зовут, старина?

– Эдгар, – ответил Эдгар.

– Нет, я у черепахи спрашивал. Ой, смотри, она обиделась!

Черепаха и в самом деле начала уползать. Она сказала Эдгару:

– Не выношу фамильярности. Я этому парню в прапрабабки гожусь. Что ж, думаю, еще увидимся. Рада была помочь.

И поползла прочь.

– Хватай меня за руки, – сказал Кроссджей Эдгару. – Старик Дердлс держит меня за ноги.

И таким образом Эдгара вытянули из канавы. Он очень обрадовался, опять узрев белый свет и ощутив под ногами дорогу. Дердлс был стариком, лысым и, казалось, покрытым каменной пылью. Он обратился к Эдгару:

– Каждому по его вкусу, так я полагаю. Но раз уж ты хочешь лежать в земле, у меня есть несколько прекрасных свежевырытых могилок на церковном кладбище, и я почти задаром сделаю тебе чудесное надгробие. С ангелочками.

Дама, которую звали Летицией, была худа и высока, но мужчина по имени Виллоуби был еще выше и еще более худ, а на лице у него застыла вечная презрительная усмешка.

– Прежде всего, – надменно сказал он Эдгару, – я должен сообщить тебе, что меня следует называть сэром Виллоуби.

На голове у него был высокий серый цилиндр.

– Хотя я и крайне благодарен вам за помощь, – ответил Эдгар, – не думаю, что мне вновь представится возможность вас как-то называть: я должен спешить в Эдембург. В связи с этим позвольте мне еще раз выразить вам свою благодарность и удалиться.

– О, – сказала Летиция, – он говорит как джентльмен. Ты должен испытать на нем свое стихотворение, Виллоуби.

И Эдгару показалось, что она весьма гордится своим правом не называть его сэром Виллоуби. В том, что она не была ему женой, Эдгар не сомневался. Одежда на ней была очень бедная, вся в заплатах, а он был разряжен как франт. Сэр Виллоуби сказал скучающим тоном:

– Очень хорошо. Просвещать должны просвещенные, не так ли? А? Думаю, неплохо сказано, а, что?

Все это время Кроссджей очень тупым ножом чистил яблоко, которое извлек из кармана, и мягко, добродушно ворчал.

– Итак, приступим, – сказал сэр Виллоуби и, как актер, принял торжественную позу:

Не успела дама по имени Летиция захлопать в ладоши и сказать, как это было восхитительно, а Эдгар пробормотать какую-нибудь вежливую похвалу, как сэр Виллоуби поднял правую руку и строго проговорил:

– Вы должны отдавать себе отчет, что на самом деле я знаю, кто был кем; но разумно время от времени делать вид, что не знаешь всего. Иначе люди могут счесть тебя заносчивым. Это, – завершил он, – и послужило поводом к созданию стихотворения.

– Слишком много слов, – проворчал Дердлс. – Трудно было бы вырезать их все на могильном камне. И все же, полагаю, каждому по его вкусу.

– В том-то и дело, – повторил сэр Виллоуби, – что на самом деле я знаю, кто был кем. Это было лишь поэтической вольностью.

– Наконец-то! – воскликнул юный Кроссджей, показывая очищенное яблоко. – А то я уж думал, никогда с ним не управлюсь. Здорово. – Он зашвырнул его в высокую траву, улыбнулся Эдгару и сказал: – Терпеть не могу их есть. Я их чистить люблю!