Ознакомительная версия.
— Хорошо, я подумаю.
На принятие решения ушла ночь. Бабушка попыталась представить свою жизнь без Циска, но не смогла. Есть вещи, которые невозможно помыслить. Рождение, счастье, смерть…
«Его комната будет пустой. Холодильник, как и сейчас, пустым. Корзина без грязного белья. Нет, это невозможно. Я не смогу, не смогу так. Он бы смог без меня, потому что у него все впереди, у него в жизни еще нет смысла, а в моей жизни нет другого смысла, кроме него. Я не смогу, не смогу без него, нет…»
За дополнительную плату Эльвире Александровне поставили отдельную койку. Рядом с внуком. За «благодарность» закрыли на это глаза. Несколько первых недель бабушка боялась, что храп будет мешать внуку, но потом привыкла, забыла. Слишком много навалилось хлопот. Эльвира Александровна постоянно что-то делала, устраивала, организовывала. Осмотры, процедуры, встречи. Своим поведением она всего за несколько дней настроила против себя почти всю больницу. Врачи уставали от большого объема работы, лишних, бессмысленных нагрузок никто не хотел. К тому же женщина, как и все родственники, постоянно вмешивалась в работу эскулапов. Переводчику по профессии, бабушке постоянно казалось, что врачи совершают огромное количество ошибок, просмотров, недочетов. Эльвиру Александровну раздражали лень и безразличие, глупость и недальновидность. К тому же, по мнению бабушки, врачи совсем не понимали, что лечение Циска должно быть комплексным: «Если они хотят, чтобы Франциск поскорее поправился, если хотят, чтобы поскорее встал на ноги, нужно не только своевременно проводить все процедуры, но и побольше общаться с ним!».
Претворяя свои идеи в жизнь, бабушка постоянно разговаривала с Циском, что-то объясняла ему, что-то спрашивала. В течение нескольких дней Эльвира Александровна раздобыла телефон и пригласила в больницу Настю. Без родителей, чтобы никого не смущать, одну.
До трагедии Франциск и Настя встречались без малого три недели, восемнадцать долгих дней — целая вечность для подростков. По дороге в больницу Настя думала о том, что ее чувства, пожалуй, прошли и лишь звонок Эльвиры Александровны заставил ее вспомнить о бывшем парне. Между тем Настя понимала, что сорвала джек-пот — всем хотелось быть причастными к трагедии. Среди погибших старались отыскать приятелей, среди раненых — друзей. Многие жители города считали своим долгом сообщить родственникам или знакомым, что от гибели их отделял всего квартал. В отличие от обычных выдумщиков, Настя была по-настоящему связана с трагедией. Если кто-то и должен был хвастаться своей причастностью к давке, то уж точно не все эти трепачи! Повезло не им, а ей. Повезло Насте. Именно ее парень пострадал в давке, и она сама, без вымысла, без домыслов и преувеличений могла погибнуть. При хорошей раздаче с такими картами на руках можно было далеко пойти!
В палате никого не было. Настя села на теплый стул. Стул гульнул. Настя поняла, что лучше не дергаться, и, посмотрев на Франциска, поздоровалась. Затем еще раз осмотрелась по сторонам. Палата показалась ей холодной и убогой. «С таким же успехом можно было положить его в каком-нибудь лицейском классе. В зарубежных фильмах показывают другое». Палата разочаровала Настю. Она ожидала чего-то красивого, завораживающего, ей казалось, что палата будет обставлена датчиками, а ее парень обмотан проводами и трубками, но всего этого не было. Настя подумала, что все это и близко не походит на кино. Впрочем, и она не очень-то соответствовала роли роковой красавицы. Это следовало признать. «Надо было одеться получше, — подумала она. — Все ко всему не подходит». На кофте в районе живота постоянно собирались складки, на плечах, откуда ни возьмись, появилась перхоть. Количество перхоти поразило девочку. «Обмен веществ? Грибок? А что, если и то и другое одновременно?» Наконец Настя смогла взять в себя в руки и начала говорить:
— В общем, новостей у меня особо нет никаких. Вичка на отдых на море полетела. Я тоже хотела с ней, но родители сказали, что дорого, и что там я не буду заниматься. И с инструментом проблемы. Оказывается, если едешь за границу, скрипку надо фотографировать, паспорт на нее оформлять. Я говорю, может мне еще на косметичку паспорт оформить?! Короче, гемор один. Кстати о геморрое — я новый концерт разучиваю. Вообще пиздец! Там все на ставке! Одни флажолеты и двойные ноты, и все шестьдесят четвертые. Просто пиздец! Вообще непонятно, что у этих композиторов в голове было! У них там тогда телевизоров не было — вот они и сходили с ума, думали, как бы посложнее сделать! Я говорю Булке, давайте возьмем другой концерт, это же пиздец, а она говорит, мол, это еще ерунда, что дальше еще пиздецовей пиздец будет. Вот. Ну что еще у меня? По телеку сегодня ничего интересного. Два часа каналы утром щелкала — одно говно. Вообще ничего интересного. А музыкального канала у меня нет. А родики, жиды, не хотят ставить. Говорят, дорого. Им вообще все дорого! Я что ни попрошу, все дорого! Короче, делать нефиг. Думала что-нибудь из школьной программы почитать, но все длинное, пиздец! Я короткие содержания читаю. Бред везде какой-то. Ничего интересного. Странно ты тут лежишь, кстати. Вичка говорит, что биологица считает, что ты типа труп уже. Но я вот смотрю на тебя, и ты же дышишь. А ты меня слышишь сейчас или нет? Можешь рукой помахать или какой-нибудь знак подать, если слышишь? Или что-нибудь такое? Ну ладно… не хочешь, как хочешь. Знаешь, я подумала, что нам нужно поговорить, что раз ты тут лежишь так, то как-то тупо нам, наверное, встречаться. В общем, если честно, я уже и не думаю, что мы встречаемся. Мне лично кажется, что как бы мы тогда и расстались, получается. Сам посуди: мы же не сможем никуда ходить. В кино или на дискотеку там. Из-за тебя, кстати, последнюю отменили. Из-за тебя вообще много чего отменили. Экзамены всякие. И еще из-за тебя всем поставили оценки, которые в четверти были. По-моему, это очень неправильно. Они там вначале всякие траурные мероприятия думали проводить. Не знали, что с тобой будет. Все в общем немного в шоке были, ждали, а потом передумали. Короче, провафлили все и — здрасьте-пожалуйста — решили поставить то, что у людей в четвертях было. Так знаешь, многие ребята из-за этого на тебя злятся. Алексеева и Бурак хотели пятерки, а из-за тебя им четверки теперь поставили. Вот. Ну, мне-то, если честно, все равно было, у меня спорных оценок в этой четверти не было. Вот. А про то, что расстались, так знаешь, мне Кобрин пару раз звонил… мы круто поговорили. Он говорит, что у меня красивые волосы очень. Он классный вообще. Он, знаешь, мне всегда как-то нравился… Я тебе раньше не говорила, потому что думала, что ты будешь злиться, вы же это, типа… друзья там, одна компания и все такое… В общем, я, наверное, с ним теперь буду гулять. Ты же не против? В общем, я подумала, что тупо будет очень, если ты будешь против. Я написала в «Пуул», описала нашу ситуацию, спросила, что мне делать, в общем жду ответа, но, думаю, что все равно буду с Кобриным гулять. Ты если поправишься, мы же все равно сможем снова гулять — я тогда просто брошу Кобрина и все, но пока тупо ведь как-то. Я тебе не говорила — он мне фотоальбом подарил. Красивый. На сто фотографий. Вот… А что еще хорошего у меня? Да ничего. Да все хорошо вроде. Я довольная, что в давку не попала. Хорошо же, что я тогда опоздала, правда? Нет, ну правда? Ну сам посуди… Дождь этот лил… Вот ты всегда говорил, что я вечно опаздываю-опаздываю, а видишь, как получается?! Выходит, и хорошо, что я тогда опоздала. Я теперь всегда везде специально буду опаздывать. Хотя бы на десять, на двадцать минут. Сейчас бы лежала так же, как ты, в этой палате, хотя вместе девочек с мальчиками, наверное, не ложут же? Ну ладно… Я пойду уже. Я вот тут тебе всякой еды принесла. Там сок, апельсины, это из лицея, это типа положено так, паек типа, типа по закону, если ты в больнице, то из лицея тебе обязательно что-то должны передать заместо еды, которую ты в столовой не ешь же теперь. А я пойду уже, ладно? Ну пока! Выздоравливай!
После Насти пришла бабушка. Вновь. Она повесила старую куртку на спинку стула и принялась убирать в палате. Пол, кровать, тумбочки. Протирая стулья, пожилая женщина почему-то вновь вспомнила слова своей подруги. «Усыпить… слово-то какое странное… усыпить… разве можно применять это слово по отношению к человеку? Усыпляют же собак…» Чтобы отогнать дурные мысли, бабушка, к собственному удивлению, начала рассказывать о знаменитом тезке Франциска.
— Знаешь, родной, о нем ведь до сих пор спорят. Кем он был? Православным? Католиком? Протестантом? Столько версий! Я недавно читала об этом! Одни исследователи говорят, что он был католиком. И мне, в общем-то, эта версия близка. Почему я так думаю? Ну… во-первых, потому, что среди книг, которые он напечатал в период с тысяча пятьсот семнадцатого по тысяча пятьсот девятнадцатый год, были книги, которые не входили в православный библейский канон — это «Притчи про мудрого царя Соломона» и «Песнь песней». Это, по-моему, довольно сильный аргумент. К тому же, его книги были сожжены как «еретические и написанные на территории, подвластной церкви вечного города», а сам он изгнан именно как католик. Так что сомнений, казалось бы, нет, но сомнения есть, мой дорогой! Прямо детективная история у нас получается! Тезка твой действительно мог быть и православным. Факты и аргументы в пользу этого утверждения так же многочисленны. Во-первых, есть сведения, что в его городе не было католической миссии, поэтому детское крещение вряд ли прошло по католическому обряду. Согласись, хороший аргумент. Во-вторых, в своих публикациях он поделил «Псалтырь» на двадцать кафизм согласно православной традиции, чего нет в западном христианстве. Так что теперь у нас еще один аргумент в пользу православия. Дальше! В «Святцах» из «Малой подорожной книжки» он не только придерживается православного календаря, но и приводит дни памяти православных святых — восточнославянских Феодосия и Антония Печерского. Более того, некоторые имена святых поданы в народной адаптации: «Ларионъ», «Олена», «Надежа»! Представляешь? Но и это еще не все! Есть в его текстах прямые констатации: «Утверди, Боже, святую православную веру православных христиан во век века»! Так что, казалась бы, загадка разгадана: великий первопечатник — православный, но опять же нет! Есть и еще одна версия! Некоторые исследователи полагают, что великий первопечатник был связан с гусизмом — протореформационным движением. Во всяком случае, реформаторы шестнадцатого века считали его своим соратником. В некоторых работах он упоминается как протестант, но про эту историю, если честно, я мало что знаю…
Ознакомительная версия.