— Нас зовут в библиотеку. Есть какая-то работа.
При звуках её голоса по классу почему-то прокатился вздох облегчения.
— Впервые слышу.
— Мне библиотекарь сказала, только что. У тебя другие дела?
— Вроде нет.
— Тогда идём. Ты всё равно уже не учишься.
«Грубо», — подумал я, но это было правдой, и мы с ней пошли в библиотеку.
Описывать в деталях, что там случилось, мне противно, так что изложу вкратце: ей просто захотелось меня разыграть. Когда я, по доброй воле явившись на зов, всерьёз спросил у библиотекаря, что за работа нам поручена, она и Сакура звонко рассмеялись. Я тут же нацелился домой, но библиотекарь, извинившись, предложила чай со сладостями и потому была прощена.
Чай мы пили недолго — сегодня библиотека закрывалась пораньше, и нас выпроводили. К тому моменту я наконец созрел спросить у Сакуры, зачем она так бессмысленно соврала. Предполагая, что на то есть очень важная причина.
— Да просто так. Люблю прикалываться.
«Чтоб тебя», — мысленно ругнулся я, но виду не подал, ибо от жертвы розыгрыша того и ждут. Ограничился тем, что по дороге к раздевалке попробовал подставить Сакуре подножку. Она легко перескочила через мою ногу, вздёрнула одну бровь и состроила гримасу человека, обиженного до глубины души.
— Однажды ты поплатишься, как тот мальчик, кричавший: «Волки!»
— Так бог видит, что у меня поджелудочная накрылась! А вот ты лучше не ври!
— Накрывшаяся поджелудочная не даёт тебе разрешения бессмысленно врать. Нет такого правила.
— Правда? Не знала. Кстати, [одноклассник, узнавший мой секрет], ты обедал?
— Как я мог пообедать, если ты меня утащила? — сказал я со всем сарказмом, на какой был способен, и тут мы дошли до обувных шкафчиков.
— Что дальше?
— Зайду в супермаркет, куплю чего-нибудь перекусить, потом домой.
— Раз ты пока еду не готовил, можем поесть вместе. Папа с мамой сегодня в отлучке, только деньги оставили.
Переобуваясь, я подумывал презрительно отвергнуть её предложение, но ответа так и не дал. Не смог сочинить убедительный отказ. К тому же помешало вчерашнее искреннее ощущение, что мне «пусть чуть-чуть, но было весело».
Надев туфли и несколько раз притопнув, Сакура изо всех сил потянулась. Сегодня небо заволокли лёгкие облака и было не так жарко, как вчера.
— Ну так что? Я много куда хочу попасть до того, как умру!
— Будет неловко, если нас снова заметят одноклассники.
— О! Вот оно! Вспомнила! — неожиданно громко воскликнула она. Я подумал, что у неё помутился рассудок, повернулся и увидел, как она, хмуря брови, разыгрывает недовольство. — Ты, [мой друг-одноклассник], сказал, что мы с тобой не особо дружим. Притом что в выходной мы гуляли вместе!
— Ага, сказал.
— Я тебе что вчера написала? «Друзья до гроба», помнишь?
— Мне как-то всё равно. Я ещё могу потерпеть, когда одноклассники на меня глазеют, но не хочу разговоров и расспросов.
— Но обманывать-то зачем? Сам же вчера говорил: важно то настоящее, что внутри!
— Раз важно то, что внутри, обманывать можно.
— Опять двадцать пять!
— К тому же я о тебе забочусь, боюсь проговориться о болезни. Вот и соврал бессмысленно — как ты. Меня не ругать, а хвалить впору.
— Ммм… — она выглядела как маленький ребёнок, задумавшийся над чем-то чересчур сложным. — Не сходятся у нас взгляды.
— Возможно.
— И не только на еду. Тут проблема глубже.
— Тут проблема политическая.
Она захохотала — похоже, её настроение вновь улучшилось. Простота и умение моментально переключаться — вот, должно быть, две причины, почему у неё полно друзей.
— Так что с обедом?
— Могу сходить с тобой. А ты? С друзьями не хочешь погулять?
— Я же не вычёркиваю их из планов. Мы договорились на завтра. Но только с тобой мне не надо скрывать болезнь поджелудочной, и оттого мне легче.
— Передышка, значит.
— Ага. Передышка.
— Что ж, ради помощи нуждающемуся составлю тебе компанию.
— Правда? Ура!
Ради передышки придётся пойти. Ради помощи нуждающемуся — даже если нас обнаружат одноклассники и дело запахнет неприятностями. Наверное, и ей нужно где-то выплёскивать свои секреты. Ничего не поделаешь.
Да, я — тростниковая лодка.
— Куда идём? — спросил я.
Сощурившись и рассматривая небо, она ответила в радостном предвкушении:
— В рай.
«Откуда в нашем мире, высасывающем жизнь из девушек-старшеклассниц, возьмётся рай?» — озадаченно подумал я.
Когда мы зашли внутрь, я наконец-то пожалел, что за ней увязался. Однако понимал, что обижаться на неё было бы нелепо. Сам виноват. Сказалось отсутствие опыта: я избегал общения с людьми, меня никуда не приглашали, и потому я не почуял подвоха. Откуда мне знать, что, когда имеешь дело с другим человеком, его планы подчас идут вразрез с твоими намерениями и обнаруживается это слишком поздно? Назовём это так: мне недоставало навыков антикризисного управления.
— Чего приуныл?
По её лицу я отчётливо понял: она заметила моё замешательство, и её это забавляет.
На заданный вопрос у меня имелся вполне определённый ответ. Но он ничего бы не изменил, и я решил промолчать. Всё, что мне оставалось, — извлечь урок из своей ошибки и не повторить её в следующий раз.
Иначе говоря, мне открылось, что я не из тех парней, кто с удовольствием бы затерялся в этом модном, томном девичьем царстве.
— Знаешь, песочные пирожные здесь объедение!
Я заподозрил неладное ещё до того, как мы вошли. Но не придал этому значения. Утратил бдительность — потому что прежде в таких местах не бывал. Но мне и в голову не могло прийти, что существуют заведения, где к посетителям относятся по-разному в зависимости от их пола. В оставленном официанткой чеке стояла галочка напротив пункта «мужчина». Не знаю, то ли мужчины были здесь редкими гостями, то ли цены для мужчин и женщин различались. Я бы ничему не удивился.
Придерживаясь системы, ресторан следовало отнести к категории «кафе-кондитерская». Назывался он «Десертный рай». Хотя сейчас раем для меня выглядела бы любая забегаловка с фастфудом.
Я с неприязнью заговорил с улыбающейся Сакурой:
— Слушай…
— Что?
— Хорош скалиться. И признавайся: ты сама хочешь растолстеть или добиваешься, чтобы растолстел я? Второй день едим сколько влезет.
— Ни то ни другое. Просто ем, что хочется.
— Ну хоть честно. Значит, сегодня тебе до смерти захотелось наесться сладостей?
— Точно-точно! Тебе их можно?
— Не перевариваю цельные сливки.
— И так бывает? Тогда попробуй шоколадный тортик. Вкусняшка! И потом здесь не только сладости — ещё есть паста, рис с карри и пицца.
— Шикарные новости, а пока не могла бы ты перестать произносить «пицца» на итальянский манер? Тошнит.
— А как тебе «сы-ы-ыр»?
Мне захотелось плеснуть этой шутнице водой прямо в нос, но я пожалел официантов, которым потом здесь прибираться, — не люблю создавать людям неприятности — и потому воздержался. Впрочем, это не значит, что, будь мы где-нибудь на обочине, я бы это сделал.
Выглядеть оробевшим, как ей того хотелось, тоже было противно, и я, притворившись, будто собрался с духом ещё на пороге, поднялся с места и вместе с ней отправился за едой. Несмотря на будний день, в зале толпились старшеклассницы, в чьих школах, как и в нашей, начались экзамены. Набрав себе углеводов, салата, котлет и жареной курицы, я вернулся к столику, где уже с довольным видом сидела Сакура. На её тарелке лежала гора всевозможных сладких лакомств. Я с трудом переношу западные сладости, и мне немножко поплохело.
— Кстати, слышал об убийстве? Ужас какой, — вдруг сказала она спустя пару десятков секунд после того, как мы начали есть.
У меня отлегло от сердца.
— Ну слава богу. Сегодня о нём никто не упоминал, и я уже подумал, что оно мне приснилось.
— Да кому это интересно? Какая-то деревня, где почти никто не живёт.
