На следующий день рано утром, спускаясь вниз, она услышала какое-то движение на кухне. Денни вынимал из микроволновки яичный сэндвич, весьма напоминавший пластиковый. Санди налила себе кофе, прислонилась к стойке и сделала глоток. И тут же, согнувшись, выплюнула его в раковину.
– Боже. Ты как кофе жаришь?
– Давай сама, сделай милость! – предложил Денни, откусывая сэндвич.
Санди вылила то, что оставалось в кофейнике, и заварила свежий. Пока кофе варился, она рассматривала висящие на холодильнике заметки. На одной были отмечены дневные смены отца в пабе, игры в кельтский футбол и в карты с приятелями. На другой, которая висела на этой самой двери с тех пор, как Санди была еще ребенком, были записаны смены Шейна на рынке, график приема лекарств, посещение психиатра с помощником и, конечно же, график игр «Янки». Когда-то Санди сама записывала дела Шейна в памятку и вешала ее на холодильник. Похоже, что сейчас она создается совместными усилиями. Вся памятка была исписана братьями и Терезой.
– Чем сегодня займешься? – спросил Денни.
– Ничем, – ответила Санди. Она налила себе еще кофе и села за стол. – А что?
– Я бы не отказался от помощи с бухгалтерией паба.
– Еще бы ты отказался! – буркнул отец, шаркающей походкой заходя на кухню в шлепанцах и фланелевой пижаме. – Я скоро оглохну от твоих жалоб на то, как плохо идут дела. – Он вздохнул и молитвенно сложил ладони. Он налил кофе и присоединился к Санди и Денни за столом.
– А что с бухгалтерией? – спросила Санди.
– Там полный хаос, – сдвинул брови Денни. – Мне никак не удавалось удержать своих бухгалтеров.
– И как долго? – поинтересовалась Санди. Она знала, что Денни не в состоянии сам отслеживать бухгалтерские тонкости и наводить порядок в расчетах. У него на такое попросту не хватит терпения.
– Точно не скажу. Мы брали нескольких, но у них не получилось. А потом мы какое-то время обходились без бухгалтера. Кейл занимается всей остальной управленческой работой, а я пытаюсь стать счетоводом. – Он прошелся пятерней по волосам. – Сейчас там все так запутано, что я не могу даже предложить кому-то взяться за это дело, и даже если мне удается кого-то привлечь, то бухгалтера требуют с меня непомерные суммы.
– Ну, я могу попробовать помочь…
– Здорово.
– …но только очень ненадолго, пока вы не наймете нового бухгалтера.
– Заметано.
– Я серьезно, Денни.
Он поднял руку:
– Я понял.
– Окей. Я скоро приду в бар.
– Спасибо, Сан. – И, сверкнув улыбкой, Денни зашагал к задней двери, что вела во двор.
– Удачи тебе в этом нелегком деле, – произнес отец, прихлебывая кофе.
– Да уж.
По лестнице спустился Джеки в трусах и футболке; после сна волосы у него на голове совершенно свалялись.
– Кофе остался?
Санди кивнула на кофейник.
– Джеки, ты сегодня работаешь? – Отец старался, чтоб голос его звучал беззаботно, но явно затронул щекотливую тему.
– Смена начнется минут через тридцать.
– А когда Шейн встанет?
– Пусть еще поспит. – Джеки сверился с расписанием Шейна. – Сегодня ему на работу только днем.
– Он опять до ночи играл в «Лего»? – спросил отец.
– Я заглянул к нему где-то около полуночи. Он только начал собирать замок «Хогвартс» из «Гарри Поттера». – С кружкой в руке Джерри пошел к лестнице. – Я должен уехать.
– Вечером будешь дома? – спросила Санди. – Может, удастся выкроить время и наверстать упущенное.
Джекки ответил ей своей фирменной широкой и задорной полуулыбкой:
– Безусловно. – И он побежал вверх по ступенькам.
Сидя на стуле, Санди подобрала под себя ноги; она потягивала кофе и смаковала ощущение, что она опять дома с отцом и братьями и снова стала частью обычного семейного утра. Она представляла себе, что никуда не уезжала, и на какое-то время ей удавалось себя обмануть.
Отец, никогда не питавший любви к сентиментальным фразам, заговорил, глядя в чашку:
– Как хорошо, что ты дома, Санди.
И, невзирая на недосып, жуткую головную боль и неизбежные испытания, которые ей еще предстоит пережить, Санди почувствовала, как в груди слабо затеплилась надежда.
Глава четвертая. Микки
– Как хорошо, что ты дома, Санди.
Отцу было немного не по себе, и он не смотрел на дочь. Отчасти из-за ее унылого, разбитого лица. А отчасти из-за улыбки, которой одарил ее Джеки: старик уж и не помнил, когда в последний раз видел сына таким довольным. Но ему было важно знать, что она вернулась наконец домой после долгого отсутствия. Все эти годы бегство дочери вызывало в нем фантомную боль: душа по-прежнему ощущала Санди как что-то неотъемлемое от семьи, и он болезненно воспринимал ее отсутствие. Санди меньше суток провела в доме, а дух жилища уже изменился: здесь стало теплее и легче. Голоса домочадцев стали нежнее, смех беспечнее. Микки любил свою невестку Терезу, даже несмотря на ее нелепые манеры и дерзкие суждения. Но и по Санди он страшно скучал – она умела умерять буйную энергию Денни.
Она занимала особое место в его душе со дня своего рождения, который выпал на воскресенье, и он настоял, чтоб ее так и назвали, к немалому огорчению Мавры: «Что это за имя? Люди подумают, что мы спятили». Обычно Микки в таких делах полагался на жену, ведь это она дала имена всем сыновьям. Но что плохого было в том, чтобы назвать девочку именем «благой судьбы», пусть даже если Санди есть в старинной детской присказке.
Микки покашлял, прочищая горло.
– Позови меня, когда будешь готова идти в паб. Сегодня у меня нет смены, но я все равно хочу туда заглянуть. И потом, – отец улыбнулся, – дорога вдвоем кажется не такой длинной.
Он вышел забрать газеты, оставленные почтальоном на крыльце. Этот ритуал его радовал, как радовали тотализатор на скачках, или ставки на футбольные матчи и поединки бойцов. Затем он пошел к себе в комнату, чтобы несколько минут «поговорить» с Маврой – он делал это каждый день уже четыре года после смерти жены.
Первое, что он ей сообщил: Санди приехала домой. А потом он пообещал Мавре сделать все возможное, чтобы удержать Санди в кругу семьи.
* * *
Позже в то утро они пошли к бару: вниз четыре квартала и еще три квартала влево. Их дом находился в самой старой части Вест-Манора, которая пользовалась большим спросом еще и потому, что оттуда было рукой подать до центра города – а там рестораны, магазины и разного рода конторы на улице длиной в полмили. На фонарных столбах висели корзины с пестрыми цветами. Все здания на Со-Милл-роуд, главной магистрали, были построены с учетом строгих законов о зонировании в этой части Нью-Йорка – они были выдержаны по высоте и площади. Никто не знал об этом лучше Микки, больше тридцати лет проработавшего прорабом на этих стройках. Ему пришлось дать немало взяток (хоть деньгами, хоть одолжениями), чтобы утверждать свои проекты.
Санди разглядывала улицы, расспрашивала отца о новых или обновленных домах и о фирмах, о которых ничего не знала. Минуя бегающих трусцой жителей или мамаш с колясками, она прятала лицо. Когда они свернули за угол и стал виден бар Бреннанов, Санди остановилась.
– Все в порядке? – спросил Микки и, шагнув назад, встал рядом.
Санди кивнула. Она смотрела на бар, и в ее глазах, казалось, стояли слезы.
– Смотрится здорово.
Отец расслышал в ее голосе воодушевление, но одновременно и тоску. Она много делала для обустройства бара Бреннанов, который открылся за год до того, как она уехала работать в западную часть Штатов.
Сам Микки, всякий раз приближаясь к пабу, испытывал сильный прилив гордости. Паб занимал полквартала и привлекал клиентов знакомой фамилией его владельцев, крупными буквами обозначенной над тяжелой входной дверью из красного дерева. Кельтское написание – Ó’Браонэйн – было задумкой Санди, а Джеки создал дизайн: темно-изумрудные буквы с отделкой из старого дерева. Много лет назад, когда Денни с Кейлом сказали, как они собираются назвать паб, Микки не хотел соглашаться: он говорил, что они с Маврой всего лишь ссудили сыновьям денег на его строительство и не заслужили такой чести. К тому же Кейл был равноправным партнером и предприятие стоило ему стольких же крови, пота и слез, что и Денни.
