В пять минут третьего начинается хаос. Музыку уже никто не слушает. Люди мечутся по палубе, кричат, падают, вскакивают и куда-то бегут. Некоторые еще сохраняют спокойствие, с удивлением глядя на тех, кого охватил страх.
На носу давка, там стали спускать на воду складную спасательную шлюпку «С». Толпа пытается взять ее штурмом, второй помощник капитана Лайтоллер делает предупредительный выстрел в воздух.
Наклон «Титаника» увеличивается, его нос уходит под воду. Небольшие волны заливают электрические лебедки на баке. За бортом плавают упавшие в воду предметы. Море — черное, чистое и холодное.
Небо бездонно, мерцают звезды. Ко на освещенных палубах из-за света прожекторов люди не видят звезд, они видят только тьму.
Дж. Брюс Исмей сидит в складной спасательной шлюпке «D» и смотрит на тонущее судно. С той самой минуты, как капитан ввел его в курс дела, а это было сразу после полуночи, Исмей находился на грани нервного срыва. Он-то знал истинную вместимость спасательных шлюпок. Исмей еще пытался взять на себя ответственность, отдавал приказы. Но какой-то офицер сделал ему выговор, когда Исмей помогал спускать шлюпки правого борта. Потом Исмей ходил по палубе и делал, что мог. Проходя мимо складной спасательной шлюпки «D», он, не думая, в последнее мгновение прыгнул в нее. Шлюпку тут же спустили на воду, Исмей уже не мог передумать. Теперь он убеждает себя, что в морском суде потребуются его показания.
Угол наклона «Титаника» быстро растет; вскоре показываются винты, руль виден уже целиком.
Исмей смотрит на судно, в глаза ему словно попал песок.
На борту то возникает, то стихает паника. Пассажиры третьего класса уже прорвались на верхние палубы. На судне остается еще более полутора тысяч человек.
В радиорубке капитан Смит приказывает обоим радистам прекратить передачу сигналов и спасаться. Один из них, не обращая внимания на капитана, продолжает стучать ключом — где-то в ночной темноте его вызывают другие суда, но, очевидно, они больше не слышат его сигналов.
На корме, на шлюпочной палубе, католический священник собрал вокруг себя испуганных пассажиров второго и третьего класса.
Он выслушивает исповеди, дает отпущение грехов.
Семь минут третьего.
— Ну что ж, — говорит Джейсон, — думаю, мы можем закончить. Больше нет смысла играть. Нас уже никто не слушает.
Алекс кивает и откладывает скрипку в сторону.
Спот задумчиво сидит у пианино, прикрыв глаза. Джим и Жорж подходят к поручням, смотрят по сторонам. Давид очень бледен. Недалеко от них какой-то офицер кричит:
— Каждый спасается как может! Каждый спасается как может! Таков приказ!
— Гм. — Джейсон смотрит на Давида. — Не бойся…
— Не говори чепухи, — обрывает его Спот. — Теперь уже надо быть честным, Джейсон. В случае…
— Да, — соглашается Джейсон. Он улыбается Давиду и хлопает его по плечу. — Похоже, мы не попадем в Нью-Йорк в числе первых. Но тебе все равно не позволили бы сойти там на берег.
— Почему?
— Забыл сказать. Для этого тебе пришлось бы предъявить пятьдесят долларов.
— Я и не собирался сбегать. — Давид пытается улыбнуться.
— Вот и хорошо, — говорит Джейсон. Мимо проносится какой-то человек и чуть не сбивает с ног Петрония вместе с его контрабасом. Петроний будто просыпается.
— Вы слышали, что сказал офицер? — говорит Джейсон. — Каждый спасается как может. Постараемся по мере сил помочь друг другу, попробуем сесть в одну из шлюпок. Спасибо вам всем, и пусть нам повезет…
— Мы не должны прекращать игру, — неожиданно произносит громкий голос. — Еще не время.
Все поворачиваются к Петронию.
— Сперва, — говорит он, — мы должны исполнить финальный номер. Это необходимо. Что-нибудь подходящее к случаю.
Наступает тишина, музыканты в изумлении смотрят на контрабасиста, который с властным и решительным видом стоит рядом со своим контрабасом.
— Сыграем, Джейсон? — Алекс вопросительно смотрит на друга. Он улыбается.
— Хорошо. Минутой раньше, минутой позже — какая разница.
Джим и Жорж отходят от поручней и берут свои инструменты:
— Что будем играть?
Ответить должен Джейсон.
— Сыграем «Largo» Генделя, — говорит он. — Все помнят?
Музыканты кивают.
— Я разучивал его с матерью, — тихо добавляет он.
Они играют.
А потом все происходит очень быстро. Рушится труба, и тысяча человек вопит от ужаса. Одни сами прыгают за борт, других сметают в ледяную воду падающие обломки. Тысячи чашек, бокалов и тарелок летят на пол, пианино скользит вдоль поручней, взрывается ящик с шампанским. Из глубины судна слышится адский грохот — это паровые котлы сорвались с креплений и скользят вниз, круша все на своем пути. Больше уже никто не думает о музыке и не слышит, что напоследок играет оркестр. И неизвестно, о чем думали в последние минуты эти семеро музыкантов. Они потеряли друг друга из виду, когда побежали, пытаясь спастись.
Свет мигнул и погас. Судно и море окутала кромешная тьма.
И тогда они увидели звездное небо. Оно было необыкновенно чистое.
Так утонул «Титаник».
Необходимо подчеркнуть, что музыканты, описанные в этом романе, не имеют отношения к реальным музыкантам, погибшим в ночь на 15 апреля 1912 года вместе с 1495 пассажирами и членами команды «Титаника».
Вот имена этих музыкантов:
Уоллес Генри Хартли (капельмейстер)
Джордж Кринс (скрипка)
Роже Брику (виолончель)
У. Теодор Брейли (фортепиано)
Дж. Уэсли Вудворд (виолончель)
П. С. Тейлор (фортепиано)
Дж. Ф. С. Кларк (контрабас)
Джон Лоу Хьюм (скрипка)
О них тоже можно многое рассказать. Можно рассказать о постыдном бессердечии по отношению к родителям погибшего Джона Лоу Хьюма, которые пытались получить компенсацию за потерю единственного сына — ему только что исполнился двадцать один год. Но ни компания, ни импресарио не чувствовали себя обязанными выплачивать какие-либо компенсации или пенсии. Напротив, семье Хьюма было предъявлено требование возместить ущерб за утрату формы, принадлежавшей импресарио, в размере пяти шиллингов и четырех пенсов.
Можно рассказать о торжественных похоронах капельмейстера Хартли, устроенных в его родном городе Колне после того, как были найдены его останки. Или о грандиозном концерте в память погибших музыкантов, сборы от которого пошли их родным. Концерт состоялся в Альберт-холле, где пятьсот музыкантов из семи оркестров играли под управлением сэра Эдварда Элгара. Музыкантов было так много, что они с трудом уместились на сцене. Это был самый большой профессиональный оркестр за всю историю человечества, и его концерт стал одним из значительнейших событий в жизни Лондона в ту весну. Рокотал орган, и в партере красиво покачивались дамские шляпки. Обо всем этом можно долго рассказывать. Многое можно рассказать и о самом «Титанике», и о людях, плывших на нем. Но это уже другие истории — их рассказали или расскажут когда-нибудь другие писатели. Я же хотел поведать свою историю, и мои музыканты — плод авторской фантазии.
Описание судна и событий, происходивших во время плавания, основано на фактических данных. Хотя иногда я позволял себе отступить от них. Существует целая наука о «Титанике». Один только вопрос о том, что именно музыканты играли в самом конце, вызвал жаркие споры среди «титаникологов». Новейшие изыскания в этой области говорят, что последним они исполнили грустный вальс «Осенний сон», который был в моде в то время. Некоторые старые читатели, наверное, еще помнят эту мелодию.
Но я писал роман, а не исторический труд. Последние часы жизни музыкантов также сочинены мной.
Я бесконечно благодарен Уолтеру Лорду, автору книг «Незабываемая ночь» и «Ночь продолжается», за письменные ответы на все мои вопросы — в том числе и на вопрос о последней мелодии, которую исполнял судовой оркестр. Я благодарен Джону Макстон-Грэму, автору замечательной истории трансатлантического пароходства, который любезно снабжал меня необходимой информацией и дружески подбадривал во время работы над этой книгой.
И наконец, я хочу поблагодарить всех тех, кто, каждый по-своему, помогал мне в Норвегии и за границей.
А также — моих близких.
Эрик Фоснес Хансен FINIS
Ленинград — Штутгарт — Тверстед — Вена — Ангуиллара — Рим — Капраника — Осло
1986–1990
Тебе, Катерина, за то, что ты есть (ит.).
Royal Mail Steamship — Королевское почтовое судно (англ.).
Стадия окоченения (лат.).
