Алиса отъехала на обочину, включила аварийный сигнал, велела Мадисон не выходить из машины. Открыв дверь, кинулась вперед со всех ног. На ней были шорты и майка — после спортзала она так и не переоделась. Она поскользнулась, больно стукнулась коленом, встала и снова побежала, бестолково болтая руками в воздухе, силясь вернуть время на две минуты назад…
— Укройте ее. Она вся дрожит.
Ник не пошел на похороны. Он не пошел на похороны. Не пошел…
Директор школы на похоронах был. Мистер Гордон. Доминик. Он сказал тогда: «Сочувствую, Алиса. Я знаю, вы были лучшими подругами». И обнял ее. Она разрыдалась у него на плече. Он не отходил от нее, когда в серое небо выпускали розовые шары.
Она не могла понять, как ей теперь жить без Джины. Джина заполняла каждый ее день. Спортзал. Кофе. Отвезти детей на плавание. Пойти на занятие с персональным тренером. Посидеть с детьми той или другой. Вечером закатиться в кино. Хохотать над дурацкими шутками. Конечно, она была знакома со множеством других матерей, но кто мог сравниться с Джиной?
Радости не стало.
Все как будто утратило смысл. Каждое утро в ду́ше она теперь рыдала, упершись лбом в кафельные плитки, не замечая, как в глаза затекает шампунь.
Начались раздоры с Ником. Иногда она и сама искала для них повода, лишь бы отвлечься от горя. По временам она еле удерживалась, чтобы не врезать ему со всего маху. Ей хотелось искусать, изрезать, исцарапать его.
В один не самый прекрасный день Ник заявил, что, пожалуй, уйдет из дома. Она ответила: «Вот и правильно». И подумала: «Как только уйдет, сразу же позвоню Джине. Она поможет».
Отвращение накатывало так часто и так быстро, как будто они всю жизнь не выносили друг друга и наконец-то теперь можно было перестать притворяться и открыть истинные чувства. Ник хотел, чтобы половину времени дети проводили с ним. Это была шутка. Интересно, когда он собирался ими заниматься, если почти сутками пропадал на работе? Им бы это не пошло на пользу. Не очень-то он горел желанием их видеть. А вот чего бы он хотел, так это уменьшить алименты, которые ему предстояло платить. К счатью, она вспомнила, что ее старая приятельница Джейн работала сейчас юристом по семейным вопросам. Джейн найдет на него управу.
Через четыре месяца после отъезда Ника мистер Гордон пригласил ее на свидание. Когда они прогуливались по лесной тропинке в Национальном парке, их застиг дождь. Доминик оказался добрым, непринужденным, естественным. Он не знал правильных ресторанов и ходил в самые простые кафе. Они много говорили о школьных делах. Он ценил ее мнение. Он казался гораздо более настоящим, чем Ник.
Секс у них был накануне вечером у него в квартире. Детей забрала к себе мать.
А через сутки она ударилась головой!
Это было прекрасно.
Нет, честно говоря, это было ужасно. Ему, например, взбрело в голову полизать пальцы ее ног. И где только он такого набрался? Щекотало невыносимо, и она случайно заехала ему ногой в нос. Но все равно было здорово, очень здорово, что мужчина снова восхищается ее телом. Всем, до кончиков пальцев на ногах.
Доминик был как раз для нее. Ник оказался ошибкой. Да и как было выбрать подходящего человека, когда тебе только перевалило за двадцать и в голове одна дурь?
Горе начинало понемногу отпускать. Оно не ушло, но перестало казаться тяжеленной плитой, давившей на грудь. Она занимала себя, чем только могла.
Как-то утром она заехала к Дино на кофе и застала у него небольшую озабоченную толпу: какую-то женщину приступ свалил прямо на дорожке. Даже Дино вылез из-за стойки. Алиса шла, стараясь не смотреть: похоже, женщина была не совсем душевно здорова. Как вдруг, к своему крайнему ужасу, увидела, что это ее собственная сестра. Это была Элизабет, и, когда Дино объяснил, что произошло, первое, что она почувствовала, — это волна стыда. Как могла она не заметить, что все так плохо? Объясняя Дино, что творилось с Элизабет, она все больше сердилась на саму себя. Как будто до нее только теперь дошло, что все выкидыши Элизабет — это отнюдь не пустяки.
Она отвела Элизабет к ее машине и оставила на пассажирском месте, где та села, уставившись в пространство. Алиса потом вернулась к матери того ребенка, которого Элизабет якобы хотела украсть. Это оказалась Джуди Кларк, сын которой был одноклассником Мадисон. По пути домой Элизабет бросила только: «Спасибо».
Все, хватит. Пора разрывать этот бесконечный круг выкидышей. Они бились головой о стену, и Элизабет начала сходить с ума. У Алисы не стало лучшей подруги, развалился брак, но она все-таки держалась. Кому-то нужно было вразумить Элизабет. Добравшись до дому, она кинулась в Интернет и начала искать все об усыновлении. В прошлый четверг она напекла банановых кексов, позвонила Бену и пожаловалась на свою машину. Он ответил, что скоро будет.
— Может, врача вызвать?
— Нет! — громко ответила Алиса, не открывая глаз. — Я нормально себя чувствую. Подождите минуточку…
Теперь ей вспоминалась прошлая неделя. Казалось, что она все время была слегка пьяна. Ее обуял ужас.
В то утро, перед тем как пойти на степ, она позавтракала в кафетерии спортзала булочкой со сливочным сыром. Вот почему ее бедный мозг не переставая думал о сливочном сыре.
Ее вынесли из зала на носилках. Как же она не узнала это место? Преподавательницу степа? Мужа Мэгги, занимавшегося на беговой дорожке? Кейт Харпер, выходившую из лифта?
Шок от открытия, что они с Ником разводятся.
Телефонный разговор с помощницей Ника. Эта ужасная женщина никогда ее не любила (Алиса подозревала, что она имеет виды на Ника), а с тех пор, как они расстались, не стесняясь грубила ей.
Сальса на вечере семейных талантов. То необъяснимое, что, как ей казалось, она почувствовала тогда. И самый настоящий ужас — она вернула обручальное кольцо бабули Лав. А ведь давно уже было решено, что она сохранит его для Мадисон. Если теперь Ник женится, кольцо достанется его новой жене. А оно было приданым Мадисон.
Он поспорил с ней на двадцать долларов, что она не захочет возвращаться назад, когда к ней вернется память. Он, должно быть, все время смеялся над ней.
Она поцеловала Ника, и ее чуть не стошнило. Он пользовался тем, что она потеряла память, чтобы склонить ее на пятидесятипроцентное соглашение по алиментам. Как хорошо, что она ничего не подписала.
А они-то хороши! Отвезли Мадисон на пляж, купили ей мороженого, разрешили смотреть на китов после того, как она отхватила косу Хлое Харпер. Вот так и воспитываются трудные подростки.
Она должна сказать миссис Берген, что передумала насчет стройки. Просто сказать, что она развернулась на сто восемьдесят градусов. Ей больше не хотелось жить в этом доме. Слишком уж много воспоминаний…
Том, наверное, должен был сегодня вместе с ребятами изображать Элвиса! Она приготовила ему костюм. Он нарочно ей не напомнил.
Нора в своей речи ни слова не сказала о спонсорах!
Нужно проверить все документы для Книги рекордов Гиннесса. Нужно все сделать как следует, чтобы рекорд засчитали официально. Мэгги и Нора очень старались, но не совсем понимали, что делают.
Рядом с ней стояла женщина с родинкой; это была Энн Рассел, мама маленькой Келли, одноклассницы Тома. Они по одним и тем же дням работали в библиотеке. Как она могла совсем забыть Энн Рассел?
Как она могла совсем забыть все?
Алиса открыла глаза.
Она сидела на газоне, в овальном школьном дворе.
Ник с Домиником неудобно пристроились на корточках перед ней.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Ник.
Алиса взглянула на него. Он отшатнулся, как будто уклоняясь от удара.
— Ты все вспомнила, — сказал он и поднялся на ноги.
Лицо его как будто закрылось, стало непроницаемым, холодным.
— Пойду скажу детям, что с тобой все в порядке. — Он обернулся было, потом посмотрел на нее. — Ты должна мне двадцать баксов.
Алиса посмотрела на Доминика.
— Вот теперь все хорошо, моя дорогая! — Он улыбнулся и прижал ее к себе.
Алиса бежала, зажав в руке мобильник, чтобы только не пропустить входящий звонок.
Она бежала по тому маршруту, которым обычно бегали они с Джиной. Люка она рассчитала. Ей показалось расточительством тратить сто пятьдесят долларов на одно занятие с личным тренером. По крайней мере, теперь, когда они с Ником все никак не могли договориться о сумме алиментов. Абонемент в спортзал она тоже аннулировала. Теперь ей больше всего нравилось просто бегать и вспоминать.
