Грейс вглядывалась в проходящих мимо гостей, гадая, кто из них является автором «Цыган…». Надо признаться, ни один из мужчин не походил на воображаемого ею клиента Марии: лысеющего, с брюшком, в толстых очках, гордого обладателя мойки, заполненной грязной посудой. Вероятно, татуировки, мощные руки. А что, если она ошибается? Вдруг таинственный автор на самом деле совершенно другой — например, вот этот весельчак с коротко остриженными волосами и орлиным носом? Или тот господин с безумным взором и козлиной бородкой?
Внезапно взгляд Грейс привлекла огромная масса черных волос. Она ахнула. За господином с козлиной бородкой тенью следовала слишком знакомая ей персона. Женщина, та самая, которую Грейс в последний раз видела в миниатюрных трусиках, измазанную черной икрой, пытающуюся выцарапать глаза Шампань Ди-Вайн.
Не могло быть никаких сомнений, что это именно она. В первую очередь об этом свидетельствовали синяки и ссадины. Хотя в густой толпе Грейс не могла разглядеть ноги женщины, та передвигалась как-то прихрамывая, припадая на один бок. Как будто — хотя это было бы слишком нелепо — одна нога у нее в гипсе, а другая в туфле на высоком каблуке.
— Кто это? Кто эта женщина? — шепотом спросила Грейс у Элли, наконец вынырнувшей из толпы с двумя бокалами шампанского в руках.
Элли взглянула в ту сторону, но было слишком поздно. Боксерша из апартаментов в пентхаусе уже исчезла; ее место заняла смущенная блондинка в узком платье со шлейфом.
— Это же та толстая валлийка из «Большого брата», разве нет? — ответила Элли. — Пошли в зал. Сейчас начнется.
Подруги влились в людской поток, направляющийся к позолоченным дверям в зал. Толкаясь плечом к плечу рядом с Элли, Грейс услышала обрывки восторженного шепота:
— …он не такой высокий, каким кажется. Впрочем, это можно сказать про всех великих…
Она в панике повернулась к Элли:
— Он приехал? Он… уже здесь?
Элли возбужденно кивнула:
— Замечательно, правда?
Замечательно?
— С каких это пор ты стала его поклонницей? — резко спросила Грейс.
Или Элли пошутила? У нее весьма своеобразное чувство юмора.
— С шести лет, — просияла Элли.
— Этого не может быть! Его тогда и в помине не было!
— Мика Джаггера? Да он существует со времен Нагорной проповеди! Когда я родилась, он уже был старым!
— Мик Джаггер?
— Ну да. Он будет вручать премию. А ты про кого подумала? Ах да… — Элли поморщилась. — Про Реда.
Кивнув, Грейс принялась нервно озираться вокруг. Теперь, когда решающий час наступил, ей стало дурно.
— Насколько я знаю, его еще здесь нет.
Судя по всему, опаздывает, как это принято у звезд. Грейс сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь успокоиться. Толпа напирала со всех сторон; чтобы не быть раздавленной, Грейс вытянула руки по швам. У нее заныли пальцы, и она сжала их в кулаки. Вдруг кто-то схватил ее сзади за запястье.
Сдавленно вскрикнув, Грейс дернула рукой, но все-таки успела почувствовать, как ей в ладонь всунули что-то маленькое, теплое и круглое. Она с трудом обернулась, но не заметила никого знакомого.
Грейс с трудом начала поднимать руку, попутно воткнув локоть в бок Джонатану Коу, стоявшему рядом со своей женой. Давка усиливалась, гомон голосов поднялся до рева. Наконец Грейс смогла увидеть свою руку. Разжав ладонь, она изумленно уставилась на тот предмет, который был в ней зажат. Кто-то сунул ей однофунтовую монету. Зачем?
Грейс толкнула в бок Элли, но внимание подруги было поглощено чем-то другим. Вместе со всеми она пыталась увидеть то, что происходило впереди. Грейс, чей обзор загородила пышная шевелюра Себастьяна Фолкса, тщетно крутила головой, поднимаясь на цыпочки.
— В чем дело?
Ей были видны часть сцены, кончик микрофона и больше ничего.
— Приехал Ред Кемпион, — шепнула Элли.
К счастью, в этот момент Себастьян Фолкс чуть сдвинулся в сторону, и Грейс наконец смогла разглядеть поверх моря голов залитую ярким светом сцену, где должны были происходить чтения. На сцене стояли микрофон, пюпитр и три человека. Ни один из них, насколько могла судить Грейс, не был Редом Кемпионом.
Надо надеяться, известие о его появлении оказалось преждевременным. Повсюду в толпе блестели стекла очков; несомненно, совокупная острота зрения собравшихся далека от совершенства.
Среди стоявших на сцене были две актрисы, близкие друзья журнала «Литературное обозрение», учредившего премию за «Худшую постельную сцену». Им предстояло зачитывать отрывки из пяти-шести романов, выдвинутых на соискание этой сомнительной награды. Представление должно было стать гвоздем вечера. Как обычно, актрисы были в роскошных вечерних туалетах, с волосами, уложенными в непременные высокие «ульи»; в вырезах декольте можно было запросто заблудиться, а губы сияли ослепительной алой помадой. Последней деталью были черные резиновые перчатки по локоть, подчеркивающие характер материала, с которым актрисам предстояло иметь дело.
Третьим был Мик Джаггер.
Вид легенды рок-музыки во плоти — правда, в изрядно сморщенной плоти нездорового бурого цвета, — в нормальной ситуации произвел бы на Грейс неизгладимое впечатление. Хотя она и не была рьяным поклонником «Роллинг Стоунз» (Грейс пришла в ужас, увидев, как Том, банкир, размахивал руками словно сумасшедший и вышагивал павлином, подражая вокалисту группы, на тех немногих танцевальных вечерах, где они побывали вместе), не вызывало сомнений, что этот человек — знаковая фигура.
Джаггер заговорил своим знакомым протяжным голосом и сразу же привлек к себе внимание всех собравшихся. Всех, за исключением Грейс. Она почти не слушала его, рассеянно обратив внимание лишь на оживление толпы при упоминании о том, что для рок-музыканта не существует такого понятия, как плохой секс. Любой секс является хорошим. Но Грейс всем своим существом сосредоточилась на одной точке — Себастьян Фолкс отодвинулся еще дальше в сторону, — которая прежде была ей не видна. На той точке справа от сцены, где под огромным портретом королевы Виктории, висящим на бледно-розовой стене, виднелась до боли знакомая светловолосая голова. Даже не лицо: только волосы и узкая полоска лба. Но и этого было достаточно. Грейс поняла, что собравшимся не померещилось: они действительно видели Реда Кемпиона.
Грейс тотчас же шагнула вбок, прячась за спасительной шевелюрой Фолкса, и почти сразу же одернула себя. В конце концов, Ред не испытает никаких чувств, даже если и увидит ее. Вероятно, он за все это время ни разу не вспомнил о ней. Теперь она для него — уже прошлое; вполне возможно, он ее просто не узнает, даже когда она посмотрит прямо в его лживые голубые глаза. Грейс судорожно сжала в руке теплую однофунтовую монету, находя в ней странное утешение, хотя способ, каким монета попала к ней, и был весьма необычным. Не в последнюю очередь потому, что писатели славятся своей скупостью, и литературный вечер — последнее место, где можно получить неожиданный кредит.
Но как ни старалась Грейс, ей не удавалось полностью загородиться от головы Реда. Наоборот, она видела его все лучше и лучше. Теперь уже над толпой бакеном сияло все лицо: гладкая блестящая кожа, к которой она прижималась щекой, чувственные губы, пожиравшие ее поцелуями, бездонные голубые глаза, на поверку оказавшиеся вовсе не такими уж глубокими. Невероятно, невозможно, но здесь, совсем рядом, отделенный от нее лишь толпой, стоял, не догадываясь о ее присутствии и, наверное, забыв о ее существовании, мужчина, с которым всего каких-нибудь несколько дней назад она плавала по Сене, провожала закат солнца с шампанским, столько раз сливалась в объятиях любви. Захлестнутая волной жалости к себе, Грейс еще крепче стиснула монету. Элли, словно уловив ее настроение, утешающе пожала ей руку.
— Ред выглядит несколько обескураженным, — прошептала она. — Вероятно, он полагал, что его появление произведет больше шума. Видно, он никогда не бывал в литературных кругах. Писатели настолько самовлюбленные и заносчивые особы, что в сравнении с собой считают его мелким ничтожеством. К тому же, поговаривают, карьера Реда вошла в резкое пике…
Оценив старания подруги, Грейс кивнула, пытаясь изобразить на своем лице удовольствие.
— Оох, — воскликнула Элли, когда громкие аплодисменты возвестили об окончании вступительной речи Джаггера, — начинаются чтения!
Первая актриса вышла вперед, сжимая в резиновых перчатках лист бумаги.
— Сейчас я прочту отрывок, — звонким, радостным голосом объявила она, — из книги «Ветрогон», написанной Дженни Бристольз.
Ее слова были встречены одобрительными криками. Собравшиеся, и Грейс в том числе, закрутили головами, стараясь отыскать в толпе автора.
— Вот она, — указала Элли. — Стоит рядом с Джоанной Троллоп.
