Ознакомительная версия.
– Сам, сам, батюшка князь… Слетел Фролка с колесиков. На сабельке, как на трехструнной, поигрывает…
Поблизости ползал по ковру и канючил чародей Калиостро:
– Отпусти меня, князь, с бочонком. Я к нему привык, ма пароль!
– Огурчики нам, граф, самим в надобность. Катись отседа! – говорит Кукинмикин.
– Я тебе, князь, артишоков пришлю, спаржи, – стонет Калиостро в тягучей тоске.
– А вот за этту сажу сейчас поперек спины-то протяну! – рявкает боярин.
Вдруг! Дзынь! Бзынь! Трах! Вдребезги разлетается окно, и в палату влетает на перепончатых крыльях Фрол Скобеев с грозной саблей в руке.
– Эй чучеру ру хиопластр черчелянто жужи мазу! – кричит он и свистит в кулак. – Выходи на бой, сатанинская сила! Демон сибирский прилетел из барабинской степи с хвалынского моря!
– Черт! Черт! – в ужасе закричали Кукинмикин и Онтий, уползая по ковру неведомо куда. – Сгинь, нечистая мощь!
Фрол лупил их саблей плашмя по голым спинам, разбрасывая демоническую фурнитуру, а Калиостро катался по ковру, визжа от восторга и показывая Фролу крючковатым пальцем на кованый сундук.
Фрол вскрыл сундук, извлек из него кабальную грамоту и порвал ее крест-накрест. После этого посадил карлу в кадушку с огурцами, заколотил кадушку длинным гвоздем и пустил ее ногой в распахнутые двери.
– Катись, граф, в свою Европу!
…
В предрассветной тишине стучала по деревянной мостовой солидная кадушка, а над ней летели, болтая на своих языках, попугай, ворон и сыч.
…Еще выше навстречу слабой осенней заре улетала страшная крупная птица с тонким поблескивающим хвостом. Вслед за ней волной накатывалась музыка.
Говорят, Москва
Больно бьет с носка,
А меня, Москва,
Будешь ты ласкать!..
Медлительно, со смаком тянут чай с расписного блюдца толстые, налитые кровью губы. Не сразу и узнаешь в солидном благополучном чаевнике шута Вавилона, некогда потешавшего базарный люд и голь кабацкую. Пьет Вавилон чай, жмурится, причмокивает, черпает серебряной ложкой мед из фаянсового горшка.
Мед стекает, искрясь, с ложки, Вавилон лениво подставляет язык, да так и засыпает с ложкой на весу и с блюдцем.
А кто же это сидит к нам спиной, плотной матерой спиной? Чьи же это густые с проседью волосы свисают на шелковый ворот? Чья же это пушистая, хоть малость и слипшаяся от меда борода лежит на плечах? Кто же это так сладко да сытно сопит и посвистывает? Да неужто это наш герой, неугомонный «летучий человек» Фрол Скобеев?
Хлопнули двери, вошел юноша военной осанки, осторожно позвал:
– Фрол Иваныч! Батюшка, Фрол Иваныч, от государя прискакали.
Спина чуть-чуть вздрагивает, а Вавилон просыпается в некоторой судороге, блюдце падает, а ложка с медом попадает не в рот, а в глаз.
Фрол захохотал, затрясся, даже слезы вытер, будто ничего смешнее в жизни не видывал.
– Фрол Иваныч, ждут тебя на совет в Олександровой слободе, – сказал юноша.
– Давай шубу, шапку, палку давай, – мрачновато сказал Фрол, подымаясь.
Вавилон закудахтал, вывалил из-за пазухи десятка полтора яиц, тяжело с одышкой запрыгал по ковру, разбивая яйца носом.
– Дурак ты, Вавилон, и шутки у тебя дурацкие, – досадливо произнес Фрол, влезая в пудовую шубу, украшая голову высоченной шапкой-трубой, беря в руки клюку с каменьями самоцветными.
В этом государственном виде, почти неузнаваемый Фрол прошелся по палате, крутанул глобус, в сумлении покачал головой, углубился пятерней в дебри своей бороды, не менее значительной, чем у тестя.
Затем боярин двинулся по палатам своего роскошного дома, по лестницам и переходам, и везде перед ним склонялась в земном поклоне бесчисленная дворня.
Возле одного окошка Фрол остановился и заглянул во внутренний дворик.
Там хлопотала, распоряжалась с девушками раздобревшая, как сливочный пирог, Аннушка. Девушки выносили груды какой-то рухляди и бросали ее в костер посреди двора.
Фрол увидел, как одна из служанок показала хозяйке его пожелтевшие потрескавшиеся крылья и как Аннушка своею рукой, ничтоже сумняшеся, бросила их в огонь.
Что-то шевельнулось, что-то дрогнуло в государственном лице Фрола Иваныча Скобеева, но только лишь на секунду.
Важный мрачноватый боярин вышел на крыльцо. Множество людей, скопившихся вокруг крыльца, конных и пеших, громко приветствовали его:
– Здравствуй, батюшка-боярин Фрол Иваныч!
Фрол уже направился было к карете, как вдруг взгляд его привлекла весьма миловидная девица, что выставилась в одно из верхних окон, дочь его Пелагея. Фрол нахмурился и зарокотал грозно, но любовно:
– Ты чего это в обычай взяла в окошко выставляться? Геть за пяльцы!
Девица фыркнула, отвернулась и вдруг… Вдруг большая тень пролетела по фасаду дворца и раздался крик с неба:
– Пелагеюшка! Лебедушка моя! Лови ляле́ю болотную!
Над двором пролетел на надувном пузыре некий босоногий парень. Очень метко он бросил белый цветок зардевшейся Пелагее и взмыл саженей на десять вверх.
– Купецкий сын Николка Грудцын-Усов с рыбалки летит, – позевывая сообщил Вавилон.
– Пымать! Пымать! – исступленно завопил Фрол и застучал клюкой. – В железа его!
Заметались люди на дворе, заскакали толстозадые лошади, а юношеская фигурка, подвешенная к надувному пузырю, удалялась в сверкающем небе.
Дерзкая мелодия со свистом нахлынула волной и…
В этом фильме экран сразу же ошарашит зрителя видом неистовой толпы, а фонограмма оглушит ревом и свистом.
Искаженные в безумном восторге лица, распахнутые в бессвязном крике рты, дергающиеся конечности. Что это? Религиозный экстаз какой-нибудь новой секты хиппи? Ничего подобного, перед нами сцена, ставшая уже привычной на европейских спортивных ристалищах: болельщики ликуют.
Вот причина столь бурного восторга. На электрическом табло четыре нуля – время вышло. Счет 77:78. команда STUDENT (Moscow) проиграла одно очко команде PRICHI-FRICHI-SITY-CAMPUS.
Болельщики беснуются на баскетбольной площадке вокруг десятерых гигантов. Как побежденные, так и победители выглядят растерянными.
На опустевшей трибуне, высоко над площадкой, два наших спортивных журналиста переговариваются друг с другом.
– Дико обидно. Парни вели всю игру и на последних минутах…
– Я был прав. Я всегда прав, старик. «Студент» не может выиграть решающий матч.
– Они играют классный баскетбол. Они играют тот баскетбол, который и есть настоящий баскетбол.
– Везде надо выигрывать, и в баскетболе тоже. «Студент» не может выиграть финала, у них всегда чего-то чуть-чуть не хватает.
– Смотри, Грозняк не может успокоиться…
Маленький человечек со свирепо сжатыми челюстями боксера, тренер «Студента» Самсон Грозняк пробивается к судейскому столу, показывает жюри свой секундомер, показывает на табло, что-то требует, грозит.
В течение этой безумной, грохочущей, хохочущей, кричащей, свистящей минуты выясняется, что электронные часы фирмы «Лонжин» ошиблись. В запасе у «Студента» осталось еще 3 секунды. Служители стадиона неимоверными усилиями очищают площадку от толпы. Жюри по радио увещевает разбушевавшихся «леди и джентльменов». На табло вместо четырех нулей появляется 39,57.
Самсон Грозняк мечется среди болельщиков, разыскивая своих игроков, спотыкается о букеты цветов, расшвыривает ногами еще дымящиеся ракеты и петарды. Наконец, он поймал рыжеусого гиганта Ваню Приколова и поставил его под свой щит и дал ему в руки игровой мяч. Другого игрока, Юру Кулич-Куликовского, он посылает на половину поля противника.
Вот он бежит, наш главный герой, Юра Кулич-Куликовский, двухметровый юноша с симпатичным и, конечно, огорченным в этот печальный момент лицом.
– Что можно сделать за три секунды? – вздыхает скептически настроенный журналист.
Какая-то бойкая девица успевает приколоть к мокрой Юриной майке значок с надписью «кисс ми визаут ток». Юра жмурится от блицвспышек, встает на свое место спиной к щиту противников. Теперь мы в упор смотрим на его лицо, напряженное, со вздутыми венами, сразу постаревшее на добрый десяток лет.
Сирена судьи. И сразу на электротабло выскакивает новая цифра 39,58. Осталось две секунды. Ваня Приколов через всю площадку точно бросает мяч Юре Кулич-Куликовскому, окруженному со всех сторон игроками всемирно известного клуба «Причи-Фричи-Сити-Кампус». 39.59. Юра прыгает и бросает мяч по кольцу. 40.00.
И здесь мы останавливаем стоп-кадром все происходящее: Юру в воздухе, мяч в воздухе, лица игроков, лица болельщиков, лицо Самсона Грозняка, лицо еще незнакомой нам девушки, вполне великолепное лицо, напоминающее, правда, негатив – до того сильный загар и до того выгоревшие волосы… Мы останавливаем все, за исключением двух журналистов.
ПЕРВЫЙ. Ну, вот и все. Время вышло.
ВТОРОЙ. Однако мяч еще летит.
ПЕРВЫЙ. Что толку? «Студент» проиграл. Они всегда в решающих матчах немного недотягивают.
Ознакомительная версия.
