— Осторожней, я чуть не упустила шест.
— Боже, ну и жара!
— Хочу окунуть ноги в воду.
— Не опрокинь лодку. Знаешь, ты очень симпатичная девчонка, правда.
— Не жалеешь, что женился на мне?
— Это ошибка всей моей жизни. Сперва уговорила меня не продавать Холл…
— Я ни слова не сказала против!
— Мысленно внушила. Ты и моя мать включили свои телепатические способности на полную катушку.
— Когда это женщине удавалось заставить мужчину сделать то, чего он сам не хочет?
— Ты венчалась в белой диммерстоунской церкви, как и написала в письме…
— Ты сам решил не продавать Холл.
— Не следовало мне компрометировать себя. Ты меня соблазнила, как Ева Адама. Как только затеваешь игры с собственностью, тебе конец.
— Ты сказал, что тебе не приходило в голову, что нельзя так ставить вопрос: все или ничего.
— Думаю, так и должно быть: все или ничего. Но у меня не вышло.
— Как вода блестит, словно посеребренная. Генри, хочу пару черных лебедей.
— А потом захочешь павлинов.
— Да, хочу павлинов.
— Моя песенка спета. До того как увидел тебя, я был чист сердцем.
— Какое там чист сердцем, ты был настоящим террористом.
— Только посмотри вокруг. Господи, какая красота!
— Так будем наслаждаться ею, а? Отказаться от нее можешь позже.
— Из окон старого крыла поверх деревьев будут видны телеантенны нового поселка, хотя деревья растут чертовски быстро.
— Но ты рад поселку?
— Я рад, что этот чертов Даклинг[78], или как его там, уехал проектировать Рэтгенбери, новый спутник Лондона.
— Приятно, что ты ревнуешь меня к Джайлсу, он меня ни капельки не интересовал.
— Все равно рад, что он уехал. Теперь я — архитектор. Это проще простого. Утром я начертил фонтан.
— Смотри, утка проплыла под лодкой и вынырнула с другого борта.
— Меня потрясло, как ожили те Котмановы пейзажи.
— Это будет идеальная деревня, и Диммерстоун будет волшебно выглядеть, когда мы все закончим.
— Первую очередь мы можем построить на деньги от продажи картин.
— Ты действительно думаешь, что на чердаке ты нашел Гверчино?[79]
— Да, только пока не говори Герде.
— Ты так и не сказал ей, что все те деньги оставил в квартире?
— Нет, это подпортило бы мой образ супермена.
— Ты часто думаешь о Стефани?
— Да.
— Ах вот как!
— Как я могу не думать? Ты устроила скандал из-за нее и не подпускала к себе: никакой близости до свадьбы просто назло…
— И ничего не назло. Мне… у тебя были все те девчонки… мне хотелось, чтобы у нас было по-другому, совсем, совсем по-другому.
— Ну вот, ты добилась, чего хотела. Мы женаты, никуда не денешься.
— Очень милая скромная свадьба была, правда? Народу мало, я в белом платье. Еще бы только Катон пришел…
— Ты не считаешь, что я слишком стар для тебя, а?
— Ну, ты довольно стар.
— Смотри скорей, видишь, уж плывет.
— Дорогой, не считай, что грешно быть счастливым.
— Счастливым быть не грешно, однако человек должен быть счастлив и в бедности, это было бы лучше.
— Ты не знаешь, что такое быть бедным.
— Конечно не знаю. Я недостаточно высок нравственно. Это было моей постоянной бедой — заблуждаться насчет своей нравственности. Идея все распродать и немедленно уехать — это, увы, не для меня, я в любом случае не смог бы осуществить ее достойным образом. Может, кому-то другому удастся это сделать. Я же просто совершил — да, ты, разумеется, права — акт насилия. Но это не означает, что мы не охвачены разложением.
— О, полностью!
— А когда общество прогнило до основания, ни к чему строить красивые дома даже для простых людей.
— Никогда не понимала подобный довод. Не нужно уничтожать прошлое. Почему нельзя все хорошее постепенно распространить на всех?
— Потому что на всех не хватит.
— Значит, лучше все разрушить?
— Наш чудесный поселок — это западня и иллюзия.
— Скажи это тем людям, которые собираются там жить! Дом — это самая реальная из всех материальных вещей.
— Это иллюзия. Игра. Забава. Фонтаны.
— Почему кого-то не осчастливить? Папа говорит, если было бы можно снизить арендную плату…
— Я тут командую парадом, а не твой отец.
— А потом мы могли бы строить еще дома с другой стороны диммерстоунской церкви и ближе к «Луговому дубу». Теперь, когда мы можем добывать камень для строительства…
— Ты в этом заинтересована. Я тоже. В том-то и беда.
— Хорошо, это в наших интересах. Не говорит ли это об уровне нашей морали?
— В том-то и беда.
— Смотри, какая огромная стрекоза.
— Раньше мне казалось, что я Макс. Теперь я кажусь себе Леонардо.
— Ты допишешь свою книгу о Максе, обещаешь? Мы отправимся в Амстердам, в Лейпциг, в Кольмар…
— И в Сент-Луис.
— И в Санта-Крус.
— Ты не против того, чтобы Расс и Белла приехали сюда в сентябре?
— Ты не влюблен в Беллу, нет?
— Я обожаю Беллу. А люблю тебя каждой клеточкой моего существа. Ты меня смешишь.
— Она тоже.
— Твое общество нужно мне, как наркотик наркоману. Это и называется быть влюбленным, плюс некоторое плотское влечение.
— Этого недостаточно.
— Еще исследую твою душу.
— Не скучна она?
— Вовсе нет. Я вижу в ней себя.
— Ты самовлюбленный тип.
— Все лучшие люди были такими. Леонардо, Шекспир, Иисус Христос…
— И о Стефани думаешь.
— Все произошло так быстро. Мне ужасно жаль бедняжку. Я в некотором смысле любил ее, но та любовь была обречена на печальный конец.
— А мы на что обречены?
— На счастье.
— Этого достаточно?
— Это лишь начало. Жизнь научит нас остальному. Прекрасное начало так же важно, как прекрасная цель. Когда я неожиданно понял, что могу выбрать счастье, все мне стало кристально ясно. Прежде я никогда этого не понимал. Всегда думал, что должен выбирать страдание.
— Знаешь, мне кажется, Герда тоже неожиданно выбрала счастье, когда решила выпроводить Стефани.
— Если твое предположение верно. Бедняжка Стефи.
— Жалость к ней сродни презрению. Полагаю, она отнюдь не в проигрыше.
— Она действительно не слишком меня интересовала.
— Какое же ты чудовище. Но я-то тебя интересую?
— Женщины не могут не переводить разговор на личное. Когда я думал жениться на Стефани, мне это представлялось чем-то немыслимым, чем-то, что можно совершить, лишь не рассуждая и испытывая ужас. И считал, что всякая женитьба такова.
— Но в нашем случае было не так?
— Нет. В нашем было спокойно и светло.
— Ты дрожал.
— Следствие неудержимой страсти. Уверена, что тебе не противно заниматься любовью?
— Уверена!
— Некоторым девушкам противно.
— Просто не хотелось торопиться с этим.
— Возможно, невинностью ты и чаровала. Стефани чувствовала это. Она боялась тебя.
— Теперь я вся твоя.
— Как ты можешь любить меня? Ты, наверное, ошибаешься. Ты бесценна. Мне страшно повезло. Послушай, дорогая, может, мне не стоило бы говорить, но…
— Ты должен говорить мне все.
— Да, понимаю, что должен, это нервное. Но… что-то необъяснимое… я о том кольце, о «Розе Маршалсонов»…
— Знаю его.
— Я бы хотел подарить его тебе.
— Но оно потерялось, и мне нравится то, которое есть.
— Я видел его у Роды.
— У Роды… «Розу Маршалсонов»?
— Да, на нашей свадьбе оно было у нее на руке. Это самое невероятное. Ты знаешь, что Рода, как правило, носит перчатки и непривычно видеть ее без них. Так вот, когда мы выходили из церкви, шли по проходу между рядами, я увидел Роду, она стояла в самом конце и держала руку так, будто… будто хотела, чтобы на нее обратили внимание… а на пальце кольцо… ошибки быть не могло.
— Невероятно! Но ты ничего не сказал?
— Ей? Конечно нет. Никому не сказал.
— Почему раньше мне не говорил?
— Я ничего не мог понять и решил, что следует держать это в тайне. Мне всегда чудилось в Роде что-то чуточку странное…
— Может, был влюблен?
— Ну что ты, конечно нет… в ней было что-то жутковато-таинственное. К тому же украла кольцо и вроде как даже демонстрировала его, похвалялась им, да еще во время нашей брачной церемонии… я воспринял это как дурное предзнаменование. Ну вот, я рассказал, и теперь ты должна меня успокоить. Жена для того и существует. Рассказываешь ей что-то ужасное, а она говорит, что это вовсе не ужасно, и на душе становится веселей.
— Не думаю, что это ужасно. Почему ты решил, что она украла его?
— Наверняка украла, а что же еще?
— Генри, я должна тебе рассказать одну вещь.
— О боже! Ты тайно вышла замуж за Даклинга. Я застрелюсь.
— Да нет, послушай. Много лет назад случилось кое-что, и я обещала никому об этом не говорить, только теперь чувствую, я свободна от того обещания…
