— А ты сам догадайся.
— Я не умею читать мысли.
Она взяла его руку, положила себе на живот.
— Слышишь?
Умар отрицательно покачал головой.
— Наверно, уснул. Когда проснется, я скажу… А сейчас прими ванну, пока я накрываю стол.
Они сели ужинать, Наташа стала рассказывать, как по ночам малыш не дает ей спать. Умар слушал ее рассеянно.
— Умарчик, ты явно чем-то расстроен.
— Все нормально. Просто немного устал.
— Не успокаивай меня, а лучше скажи, что тебя тревожит?
Но он оставил без ответа ее вопрос. Некоторое время она молча смотрела на него, потом на ее лице появилась азартная улыбка и, аккомпанируя себе пальцами по столу, она весело запела:
Спустилась с гор девушка
Ясная, как заря.
То ли Маринка, то ли Заринка, не говорит…
Это было настолько неожиданно для Умара, что первые минуты, не веря своим ушам, он удивленно смотрел на Наташу.
— Где ты это выучила?
Она увидела, как у него оживились глаза.
— Ты же сам меня учил этой песне.
— Что-то я такого не помню.
— А ты вспомни! Вспомни 1968 год. Ты пришел поздравить меня с днем рождения. Тогда мы с Владимиром сидели на кухне и ужинали. Ты принес мне огромный букет роз и бутылку шампанского. Вспомнил?
На его лице появилась улыбка, и, утвердительно кивнув, он сказал:
— Да, было такое.
— Вот тогда, в честь дня моего рождения, ты запел эту
песню и пустился в пляс. Ты так азартно танцевал, что мы с Володей не удержались и сами начали плясать. Потом ты стал меня учить, как петь эту песню по-чеченски.
— И ты до сих пор не забыла ее?
— Как видишь, нет. Спой мне эту песню.
— Сейчас не могу, как-нибудь в другой раз.
Она поняла, что бесполезно его уговаривать и, грустно глядя ему в глаза, запела сама:
Я акация,
Я над кручею расцвела на краю села.
Только тронь меня,
Я колючая, хоть пахуча я и бела…
Песня шла из глубины души. Умар увидел, как повлажнели глаза Наташи.
Улыбнусь тебе, больно смелому,
Хороша ли я, посмотри.
Хороши ли мои грозди белые,
Светом солнца их озари.
По ее щеке медленно побежала крупная слезинка, словно утренняя роса, стекающая с листьев березы.
Я акация. Всех ли лучше я?
Это тайна весенних дней.
Уколю разок, да помучу я,
Вот и стану я всех милей…
Она прижалась к нему и, больше не в силах сдерживать себя, горько плача, произнесла:
— Ответь мне, почему мне досталась такая доля? В чем и перед кем я так провинилась?
Молча поглаживая ее волосы, он не знал, как ее утешить. Сквозь слезы она с горечью произнесла:
— Вот умру я, как вы будете без меня?
Отстраняя ее от себя, он недовольно спросил:
— Ничего умнее не могла придумать?
— Это правда. Врач сказал, что при родах кто-то из нас должен умереть. Выбор за мной. Следовательно, умереть должна я.
— Я не хочу тебя слушать!
Но она продолжала:
— Я хотела вызвать маму, но она так постарела, что с трудом сама передвигается. Первое время за сыном будет ухаживать Мария Петровна, я с ней уже договорилась…
— Прекрати нести чепуху!
— Вначале тебе будет трудно, но когда он начнет ходить, будет легче…
— Может, всё-таки замолчишь?
— Я уже заканчиваю. Похоронишь меня рядом с моими.
Умар, сверкнув на нее глазами, встал и вышел. Наташа грустно посмотрела ему вслед. На душе стояла невыносимая тоска. Немного погодя она пошла к нему. Он лежал в постели. Наташа села рядом и рукой провела по его широкой груди.
— Умарчик…
Но он не отзывался.
— Ты что, обиделся?
— От твоих глупых слов не только обидишься, — буркнул он.
Она наклонилась к нему и глядя ему прямо в глаза, сказала:
— Дай мне слово, что после моей смерти ты никогда не прикоснешься к женщинам.
— Наташа, что с тобой? Ты думаешь, что говоришь?
— Думаю, любимый. Ты не ответил.
— Если бы что-нибудь умное сказала, может, и ответил бы.
Она прижалась к нему и тихо заплакала.
— Наташа…
Но она плакала все громче и громче. Обняв ее, он успокаивающе произнес:
— Поверь мне, а не какому-то врачу. У тебя все будет хорошо.
Мысль о своей смерти при родах целиком овладела Наташей. «А что, если я действительно умру?» — спрашивала она себя и при мысли, что ее сын останется без материнской ласки, ей становилось не по себе. Она представила, как Мария Петровна из бутылочки кормит сына, и ей стало плохо.
Чтобы отогнать прочь неприятное наваждение, Наташа оделась и вышла подышать свежим воздухом. На улице стояла необыкновенно теплая осенняя погода. Наташа посмотрела на безоблачное небо и не спеша пошла по тротуару. Но неприятные мысли по-прежнему не оставляли ее. Черный ворон упорно кружился над ее головой… «Пока не поздно, надо срочно ехать в Москву и все оформить на Умара. И заодно узнать ответ от Президента, — подумала она и стала искать повод для Умара, чтобы вновь поехать в Москву. — Скажу, что поеду проведать мать, а от нее в Москву».
Вечером после ужина, когда Умар сел смотреть телевизор, Наташа подошла к нему.
— Умарчик, ты не возражаешь, если я на несколько дней уеду к маме?
— Я не возражаю, лишь бы тебе в дороге плохо не стало.
— Не волнуйся. Все будет хорошо.
— Откровенно говоря, мне не хочется тебя одну отпускать.
— Ничего со мной не случится. В самолете я чувствую себя хорошо. Проведаю маму и быстро вернусь.
На следующий день Умар посадил ее в самолет и она полетела в Волгоград. Прилетев в Волгоград, сразу же в аэропорту купила билет на Москву и поехала к матери. На звонок мать долго не отзывалась. Наташу охватило волнение и она забарабанила по двери.
— Одну минуточку! — раздался голос матери.
Людмила Петровна открыла дверь и, опираясь на палочку, некоторое время молча смотрела на дочь. Та, увидев сильно постаревшее лицо матери, обняла ее и горько заплакала.
— Хорошо, что ты приехала! Я думала, что помру и не увижу тебя, — сказала мать.
Когда дочь сняла осеннее пальто, мать, увидев ее вздутый живот, изумленно спросила:
— Ты где нагуляла?
— Мама, как ты могла так плохо обо мне подумать? Я замуж вышла.
— Ну вышла, а зачем тебе такая обуза на старости лет?
— Мама, я хочу иметь ребенка.
— Ты забыла, как рожала Андрея? Тебя же врачи с того света вернули.
— Мама, не волнуйся. Все будет хорошо. Я действительно хочу иметь ребенка.
— В молодости надо было рожать, все боялась фигуру испортить. И давно ты замужем?
— Скоро год.
— Кто он?
— Умар.
— Это тот чеченец?
— Да, мама.
— Ты в своем уме? Я вижу, ты не только Потеряла разум, а окончательно…
— Мама, он очень хороший. Я тебе в прошлом году про него рассказывала, он был самым преданным другом Володи.
— Меня не волнует, друг он или недруг, главное, что он чеченец,
— Ты опять за свое?
— Ты помнишь Татьяны Владимировны дочь, Веру, она с гобой в школе училась?
— Конечно, помню. Правда, я ее лет тридцать не видела. А что с ней?
— На днях она приехала из Грозного. Такое рассказывает про этих чеченцев, что волосы дыбом встают.
— Мама, успокойся. В Чечню мы не поедем и не надо бояться чеченцев. Среди них много хороших людей.
— Да где ты видела, чтобы чеченец был хорошим человеком? Ты бы послушала, что про них Вера рассказывает!
— Я не знаю, что она тебе про них наговорила, но не надо всех чеченцев одной меркой мерить.
— Твои чеченцы головорезы, даже хуже!
— Лично тебе они что-нибудь плохое сделали?
— Я не о себе.
— Тогда помолчи. Пусть другие за себя говорят. Ты лучше скажи, как у тебя со здоровьем?
— От твоего живота у меня здоровье стало намного хуже, чем было. И зачем ты приехала? Теперь я только и буду думать, как ты родишь своего чечененка.
Наташа, улыбаясь, прижала ее к себе.
— Тогда поехали ко мне в Ташкент, поживешь у нас. Рожу сына, понянчишь.
— Спасибо, ты одним внуком так меня осчастливила, что до сих пор не могу успокоиться. Да и никуда я из дома не поеду. Здесь мне и помирать.
— Мама, тебе еще жить и жить! А может, все-таки поедешь? Тебе же одной скучно.
— А я не одна. Со мной живет студентка. После обеда она из института придет. Очень скромная, ухаживает за мной.
— А ты с нее деньги берешь?
Она с укором посмотрела на дочь.
— Нет. Я ей самой иногда их даю, но она такая упрямая, не хочет брать. Ты надолго приехала?
— Завтра улетаю в Москву.
— Ты же недавно мне оттуда звонила!
— Мне в Москве надо квартирные вопросы уладить.
