– Мой клиент не принадлежит к роду Диакопи, хотя стоит заметить, что происхождение в данном случае не имеет значения, – сказал адвокат, постукивая пальцем по столешнице. – Это другой человек, можете мне поверить.
– Здесь наверняка какая-то афера с завещанием! – Лицо кастелянши покрылось розовыми пятнами. – Кто этот другой и где он прятался до сих пор?
Поглядев на нее, я подумал, что женщины в этом возрасте внушают мне страх, в них есть что-то кликушеское и провидческое одновременно. Я считал свою мать простушкой, пока ей не исполнилось пятьдесят – после этого она стала читать мои мысли, угадывать погоду на завтра и предсказывать падение правительств.
– Этого я не уполномочен раскрывать, – усмехнулся адвокат, – а почему имя владельца вас так волнует, господа? Разве не все равно, кто заплатит вам выходное пособие?
– Нет, не все равно, – подал голос один из докторов, и я удивленно обернулся.
Эти небожители вообще не ходят на собрания, для них богадельня только одно из мест на побережье, где они появляются по расписанию. Теперь они сидели все четверо в ряд, как будто их кто-то предупредил.
– Я, например, желаю знать, кому должен сказать спасибо за потерю работы. Думаю, что это монастырь Святого Андрея, которого здешняя хозяйка считала своим покровителем, а значит… – Он не успел договорить, как сквозняк хлопнул дверью столовой, и стекла в широких рамах задребезжали.
– Этого не может быть, – тихо сказал кто-то от дверей, и все обернулись. В дверях стояла Пулия в голубом рабочем халате. Вероятно, ее только что разбудили, потому что в распущенных волосах кое-где виднелись папильотки. – Греки не могут так поступить, у гостиницы есть договор на девяносто девять лет.
Она вошла в столовую и встала в проходе, скрестив руки на груди и напомнив мне грубоватую статую, известную под именем голый Бальзак.
– Верно, синьора. – Адвокат покачал головой. – Но поскольку арендатор погиб, а его партнер покончил с собой, то нет показаний к задержке передачи наследства в полное владение законного…
– Законного? У Стефании был только один ребенок, которого выгнали из дома. И родственники, которые давно пропали без следа. Кто же этот проходимец?
– Мой клиент пожелал остаться неизвестным, и он имеет на это право. Теперь мы подпишем стенограмму собрания. – Адвокат поднял свой портфель с пола, положил его на колени и принялся медленно расстегивать. – Учтите, господа, ваша подпись должна стоять на документе, если вы хотите получить выходное пособие, которое…
На этом месте я перестал слушать, монотонный голос грека, изредка прерываемый возмущенным шипением сидящих в столовой, усыпил меня на несколько минут, но тут он снова повысил голос, и я вздрогнул.
– Где же эта ваша девица? И кто будет готовить мой документ?
Все повернули головы и посмотрели на скамейку возле окна. Теперь там лежал только плед, сложенный вчетверо, рядом с ним черный плеер, а библиотекарши не было. Не знаю, в простуде или в обиде было дело, а может, она решила уехать, не дожидаясь увольнения. Она всегда казалась мне немного заносчивой. Высокая шея, узкие заспанные глаза, сумеречная тень вокруг рта.
Вирга, это – от Виргиния, что значит сама невинность. Может, оно и так. Больше я ее никогда не видел.
Теперь я знаю, как все было на самом деле.
Но что толку, что я знаю это теперь? Мне доподлинно известно, что капитан заслуживал смерти. Я сплоховала, струсила, и кто-то сделал это за меня. Этот человек ходит где-то рядом, и он мне вовсе не друг, хотя и расплатился за меня с Ли Сопрой. Он мне враг, вот он кто. У него были свои причины для того, чтобы столкнуть человека с обрыва, но эти причины появились потом, а вначале они были вместе и затеяли все вместе. Значит, этот человек – такой же убийца Бри, как и тот, второй. Мне нужно найти его и посадить в тюрьму. Больше никакой вендетты, это опускает меня в ту же грязь, в которой полощутся эти ассасины.
Факты таковы: брат взял марку у лежащего в беседке мертвеца. Разобраться в ценности своей находки Бри сумел довольно быстро, но избавиться от марки нужно было самым безопасным путем, ведь если бы он продавал ее на аукционе или поехал бы в Салерно к филателистам, его могли бы выдать полиции. И тогда отмыться от убийства было бы практически невозможно. Мой брат придумал самый простой и безупречный выход – продать марку тому, кто убил Аверичи. Отдать мотив убийства самому убийце за скромное вознаграждение. Именно тут началась дорога ошибок, которая привела моего брата в эвкалиптовую рощу. Он поверил, что убийцей была Бранка!
О ней давно судачили в деревне, никто не сомневался, что роман хозяйки отеля с тренером кончится плохо. Моя соседка Джири уверяла, что Аверичи все знает, но страдает мужской немощью и позволяет жене веселиться, чтобы у нее крыша не поехала. Наслушавшись этих сплетен, мой брат добавил к ним блондинку, увиденную in flagrante delicto, и укрепил свою версию известием об аресте тренера, даром, что ли, об этом шумели во всех тратториях. На самом деле, его не арестовали, а задержали до выяснения обстоятельств, но деревенским это так понравилось, что они раздули дело почти до публичной казни.
Почему он был так уверен, что видел именно Бранку? Классический кадр производства киностудии Чинечитта: стройная блондинка в викторианском платье, исчезающая в зарослях. Свобода и деньги – чем не мотив для убийства стареющего мужа? Господи, Бри, надо же было подумать хоть немного. Или хотя бы подождать! Ты узнал бы подробности через пару дней, потому что деревня рано или поздно узнает обо всем.
Что же было дальше? Бранка получила анонимное письмо с просьбой о встрече и поняла, что марка оказалась у какого-то парня и он намерен ее продать. Обвинение в убийстве ее не волновало, за спиной у нее стояла целая толпа актеров-любителей. Но она знала, сколько стоит зубчатый клочок бумаги, который ее муж носил в нагрудном кармане. Или не знала? Нет, об этом последний поваренок на кухне и тот знал, в этом доме чужие секреты ходят в стенах, как древесные жуки.
Бедный «Бриатико». Сто сорок акров пересушенной земли, в которую уже впиталось столько крови. С тех пор как Ли Сопру столкнули с обрыва, я смотрю на всех людей в отеле как на возможных злодеев и ничего не могу с собой поделать. Кто же был его сообщником? Ведь убить его мог только сообщник – тот, кто знал, что марка ценой в половину грано перешла к Ли Сопре. Вполне вероятно, что, завладев переверткой, Ли Сопра прикинул ее цену и отказался делиться. Или с самого начала не собирался. Он был так в себе уверен, этот липовый полярник. Я помню его лицо там, на обрыве, он смотрел мне в глаза и усмехался, как будто зная, что я сжимаю в кармане бесполезный mazzafrusto sulla spiaggia.
Когда я говорила с комиссаром в последний раз, то услышала странную фразу: неважно, что это было – самоубийство или неудачное купание, важно, что убийца понес наказание, его наказал Бог. Моих возражений он и слушать не стал, зачем ему нужен второй убийца – чтобы ловить его еще целый год? Все, что я приносила ему в клюве, будто глупая сорока, он использовал так, как ему было удобно. Еще бы, закрыть одним махом три дела, разве это не решение, достойное верховного судьи Ра?
Я обнаружила в алиби Ли Сопры прореху, и – вуаля! – его объявляют убийцей двух людей, которого наказала сама судьба. Комиссар спокойно пишет рапорт наверх и отправляет три тоненькие папки в архив. Гостиницу закрывают в сентябре, угодья пойдут под виноградники, и через несколько лет все забудут об отеле «Бриатико» и стариках, бродивших по его мозаичным террасам. Что касается меня, то если я вернусь в университет, сдам пропущенные экзамены и быстро напишу курсовые, то не потеряю даже семестра.
Единственным contra мог быть страх оставить маму одну, но и это решилось: оставшись без работы и жилья, Ферровекья решила переехать к нам и присматривать за хозяйством, мне даже платить ей не придется. Она не станет дожидаться закрытия «Бриатико» и переедет в июле – говорит, что не в силах смотреть, как стариков будут выселять, а мебель вывозить. Троюродная мамина сестра, что может быть лучше. Впрочем, у мамы полдеревни троюродных братьев и сестер, даже бездарный комиссар, если покопаться, окажется нашей родней.
* * *
В воскресенье ветер дул с севера, но мне все же пришлось идти на пляж с инженером. Стиснув зубы. И дело не в том, что трамонтана забивала рот грязным песком, а в том, что инженер – самый болтливый постоялец в «Бриатико». Его ни на минуту нельзя оставлять одного: утратив собеседника, он придет в ярость и непременно нажалуется начальству. Однако деваться мне было некуда, я взяла махровый халат, полагающийся купальщику, и мы медленно отправились на муниципальный пляж. Всю дорогу инженер рассказывал мне, каким дивным соседом был покойный капитан и как часто они заходили друг к другу в номера, чтобы пропустить по стаканчику.
