Из окошка шестого этажа:
Его позвали голоса,
Пообещав вылечить.
Выпала,
Осталась одна,
Никого уже не люблю.
.................................................
Алексей Верницкий. За чтением газет. Весна 2007. — “ TextOnly ”, 2007, № 23 <http://textonly.ru>.
Вот те врата, откуда гордо
В мир выезжал за танком танк.
Теперь здесь распродажа “Форда”
И обанкротившийся банк.
И все мои цеха и трубы —
Былого счастия остов —
Как развалившиеся зубы
Среди коронок и мостов.
Я стал в стране своей туристом —
Но в возмещенье я могу
Любить Хераскова с Капнистом,
А не арапа на снегу.
Дмитрий Воденников. Среди новых поэтов я самый читаемый. Скорей всего никто просто не рубит в них... Беседу вел Захар Прилепин. — “АПН — Нижний Новгород”, 2007, 19 ноября <http://www.apn-nn.ru>.
“И вообще — женщины. Дело даже не в том, что мужчину делают именно женщины (а они как раз и делают, а не друзья-приятели и не пацанское окружение)... А в том, что сейчас женщины пишут куда лучше мужчин. Потому что ничего не боятся. В отличие от мужчин-писателей. В этом почти безраздельном женском царстве — есть только несколько мужчин-поэтов, которые пишут лучше и тех, и других. Например, я. И Кирилл Медведев”.
“Много замечательных поэтов. Лучшие, на мой взгляд, Андрей Родионов, Вера Павлова, уже упомянутый Кирилл Медведев, Федор Сваровский. Это если про поколение”.
“Проблемы любого поэта в том, что у него либо идут стихи, либо ушли. Других проблем нет. И не бывает”.
Федор Гиренок. Философ Сергей Хоружий призывает кроликов быть трезвенниками. О войне недоделанного со сделанным, сущего с бытием, а бытия — со всем, что им не является. — “НГ Ex libris”, 2007, № 43, 22 ноября <http://exlibris.ng.ru>.
“Мне кажется, что суть человека не в „Я” и не в знании и даже не в языке, а в том, что может быть реализовано в речи, которая соединяет воображение (неозначенное) и язык (знаковое)”.
“Хоружий полагает, что центр человека — это его „Я”. И это было бы верным утверждением, если бы все люди были американцами”.
“Суть человека не в акте, не в действии, а в грезах”.
Линор Горалик. “Я абсолютно равнодушна к половому вопросу”. Беседовала Катя Петрова. — “ NEWSLAB (Лаборатория новостей)”, Красноярск, 2007, 19 ноября <http://www.newslab.ru>.
Говорит Юлия Идлис: “В обязанности поэта входит время от времени озвучивать то, что он написал. Особенно смешно, когда снимается какая-нибудь передача и тебя ставят перед камерой и говорят: „А теперь почитайте что-нибудь из своего”. И ты понимаешь в этот момент, что поэт — не органическая форма существования. Ты не помнишь ни одной своей строчки и вообще не ощущаешь себя поэтом 24 часа в сутки. Когда тебя просят почитать что-нибудь спонтанно, как птичка поет, выясняется, что это не как птичка поет, а довольно тяжелая работа. Когда пишешь диссертацию, ты же потом не бегаешь по улице, не озвучиваешь абзацы из нее…”
Говорит Линор Горалик: “Тут я полностью не согласна с поэтом Идлис. Я это делаю потому, что, во-первых, в некотором смысле это приятно. Ты получаешь feedback — простыми словами, чувствуешь себя человеком, который кому-то нравится, это дорогого стоит. Во-вторых, что-то про тексты лучше понимаешь, когда читаешь их людям, лучше понимаешь их слабые стороны, лучше понимаешь, что плохо с ними. Чувствуешь себя неприятно, но это в целом полезно”.
Екатерина Дёготь. Куда нам плыть. — “Ведомости. Пятница”, 2007, № 45, 23 ноября <http://friday.vedomosti.ru>.
“Каков выход из этой ситуации? Я думаю, один: сменить интеллектуальную моду. Хватит говорить о политическом факте как о явлении культуры — пора говорить о явлении культуры как о политическом факте. Выставку „Верю!” и мигающие электроперформансы Андрея Бартенева, романы Сорокина и балеты Ратманского, журнал „Новый мир” и журнал Gala , фильм „12” и телепередачу „Едим дома” — все это хочется оценить с точки зрения вольно или невольно транслируемого этими артефактами политического смысла. Хочется (нет, может быть, и не хочется, но нужно) понять, что это на самом деле значит и на чью мельницу льет воду. Потому что вода эта льется, хотим мы того или нет. В такие времена, как наши, разговоры о форме есть предательство содержания. И если мы заточим свои головы и глаза на такое чтение политических смыслов, то, может быть, мы приблизимся к пониманию того, чем была эта мозговая мода девяностых, это стремление во всем увидеть произведение искусства. Может, просто трусостью и бессилием, пассивным созерцанием того, что мы, как нам хотелось думать, совершенно не могли ни изменить, ни отвергнуть? Но в самом ли деле не могли?”
Виктор Ерофеев. “После Пелевина русских писателей больше нет”. Беседу вел Александр Силаев (“Вечерний Красноярск”). — “ NEWSLAB (Лаборатория новостей)”, Красноярск, 2007, 22 ноября <http://www.newslab.ru>.
“Да, каждый раз снова приходят эти мальчики и девочки, и все с начала — с чистого листа. Опыт литературных революций, к сожалению, факультативен, он ничего не значит для следующих поколений. <…> В том-то и дело, что там [в музыке, живописи] свои революции состоялись, их опыт значим, его нельзя игнорировать. Джойса — можно. И так каждый раз”.
“Нет, человечество глупеет. Идет процесс обезбоживания мира, отсюда идет и мировая глупость”.
Константин Кедров. Чаша Юрия Кузнецова. — “Литературная Россия”, 2007, № 46, 16 ноября.
“Хорошо помню, что Юрий [Кузнецов] задал мне вопрос, больше похожий на ответ: не грех ли — кремация? Я ответил, что процесс горения сродни процессу гниения. Гниение — то же горение, только замедленное. По лицу Юрия видел, что он со мной не согласен”.
Максим Кронгауз. “Лингвист не может быть диктатором...” Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова. — “Русский Журнал”, 2007, 28 ноября <http://www.russ.ru/culture>.
“Нужно отойти от однозначных оценок и показать, как много новых явлений появилось в нашем языке. <…> Мы часто сталкиваемся с текстами, в которых нам многое непонятно. Если вы откроете обычную газету, то наверняка найдутся тексты, в которых вам что-то не ясно. Это значит, что должна появиться новая стратегия чтения таких текстов, когда мы либо пренебрегаем непонятными словами, либо пытаемся их расшифровывать. Главное здесь — это стратегия неполного понимания текста. <…> Такое прагматичное чтение, когда вы выхватываете то, что вам нужно. Не зацикливаетесь на том, что вам неизвестно”.
“<…> мы пережили в течение последних двадцати лет период, когда язык менялся необычайно быстро. Период нестабильности привел к психологическому и коммуникативному дискомфорту... За это время язык прожил такую жизнь, какую он обычно проживает за несколько веков. Так долго длиться не может. За этим периодом последует некая стабилизация языка. Будет выработан новый общий стандарт. То, что называется литературным языком. Мы к нему неминуемо придем. Это действие жестких лингвистических законов. В этом смысле позиция, что все будет нормально, что язык все перетерпит, — верна. Другое дело, что мы — носители русского языка — страдаем от разрыва. Понятно, что мои дети будут говорить иначе. А мне неприятно, что мы говорим по-разному. Но изменить что-то уже невозможно. А каким будет новый стандарт? Как ни странно, это не так важно. Важно, что этот литературный язык будет принят всеми его носителями”.
Григорий Кружков. Изба миропорядка. Лучшее средство против хаоса. — “НГ Ex libris”, 2007, № 43, 22 ноября.
Среди прочего: “Ныне, по моим наблюдениям, поэзия становится все более аморфной. Молодые (по крайней мере в столицах) склонны изображать в стихах хаотический мир смутных чувствований или калейдоскоп образов, мелькающих как бы на экране компьютера. Тому соответствует и аморфная форма стихов. Что получается? Мир и сам, без нашей помощи, движется в сторону увеличения энтропии — таков второй закон термодинамики, накапливая все больше пыли и мусора; homo sapiens — едва ли не главное препятствие этому процессу. Стоит ли вместо от века сужденной людям борьбы с энтропией заключать союз с нею и подталкивать мир к хаосу? Вот почему нужен поэт, вооруженный мерой и числом, метром и строфой. Оттого и нужны оды или, например, сонеты — эти маленькие действующие модели Вселенной”.