А вообще — статья о книге стихотворений Бориса Романова “Вдоль моря” (М., “Прогресс—Плеяда”, 2007).
Дмитрий Кузьмин. Я понимаю любовь к России как любовь к вершинам духа, а не к кровавому абсурду национальной истории. Беседовал Захар Прилепин. — “АПН — Нижний Новгород”, 2007, 27 ноября <http://apn-nn.ru>.
“<…> я даже не то что верю в прогресс — я его вижу и опознаю. Сегодняшний мир несоизмеримо лучше вчерашнего и позавчерашнего, потому что зло и жестокость остались теми же (Освенцим и Хиросима ничем существенным — технологии не в счет — не отличаются от Конкисты или походов Чингисхана), а добро и разум шагнули далеко вперед (от лекарств, благодаря которым обреченные прежде на смерть во младенчестве живут до глубокой старости, до искусства, позволяющего нам заглянуть так глубоко в себя, как не могли даже наши сравнительно недавние предки)”.
“Ну, а если говорить о мировоззренческом воздействии, то истоки моего взгляда на жизнь тоже не бог весть как оригинальны: Стругацкие. Прежде всего — „Трудно быть богом”, с их категорическим императивом: ты обязан делать мир лучше, хотя это вроде как и невозможно”.
“Состояние современной поэзии я оцениваю как превосходное”.
“Состояние критики — любой, и поэтической в особенности, — кажется мне, особенно по контрасту с состоянием самой поэзии, катастрофическим”.
“Бабушка моя, Нора Галь, любила повторять о себе: я работник и друг. Вот я про себя думаю, что я работник и гражданин. И еще любовник, в некотором высоком смысле этого слова”.
Станислав Куняев. Лейтенанты и маркитанты. — “Наш современник”, 2007, № 9 <http://nash-sovremennik.ru>.
Критический мемуар о Давиде Самойлове. История отношений. Эволюция Самойлова с точки зрения Куняева. “Антисемитизм” и “русофобия”. Много в своем роде интересного.
Игорь Курляндский (старший научный сотрудник ИРИ РАН, кандидат исторических наук). Протоколы церковных мудрецов. К истории мнимого поворота Сталина к религии и Православной Церкви в 1930-е годы. — “Политический журнал”, 2007, № 32, 26 ноября <http://www.politjournal.ru>.
“Итак, в результате нашего исследования получены надежные доказательства, что все рассмотренные выше опубликованные материалы по истории церковно-государственных отношений в 1919 г. и в 1939 г. являются подлогами, грубо сфабрикованными неизвестными политическими провокаторами в конце 1990-х гг. и транслированными в СМИ некоторыми поверившими в их подлинность политиками и публицистами. Сочинение этих бумаг понадобилось для достижения ясных политических целей — формирования и внедрения в общественное сознание мифа о расположенности Сталина к Церкви и православной религии еще до войны, создания положительных образов „православного” Сталина и „патриотического” сталинского руководства. Соответственно все сюжеты в историографии и в учебных пособиях (версия о радикальном изменении государственно-церковного курса до Великой Отечественной войны уже вошла в состав сюжетов ряда вузовских учебников и хрестоматий по отечественной истории ХХ в., рекомендованных Министерством образования РФ) необходимо признать не соответствующими действительности”.
Елена Кутловская. Мозговая атака. Почему Кирилл Серебренников стал агрессивным. — “Независимая газета”, 2007, № 251, 23 ноября <http://www.ng.ru>.
Говорит Кирилл Серебренников: “Гламур — не признак лояльности, а признак полного, тотального равнодушия. Равнодушия ко всему, что происходит в человеке, вокруг человека. Гламур я бы назвал формой пластикового рая. Люди во все века мечтали о чем-то таком — идеальном, беззаботном и вообще-то бессмысленном. Без конфликтов, боли и страданий. И нельзя их заставить об этом не мечтать”.
“Успокоиться можно, когда все вопросы решены. Когда мы окажемся в обществе, где есть хоть какая-то социальная справедливость. Но мы в России, где до сих пор большинство вопросов о социальной справедливости так и остались без ответов. Без практических ответов. Посмотри, сколько неправды вокруг?! Какими же надо быть толстокожими людьми, чтобы этой неправды не чувствовать?! Скажу еще одну неприятность: какие мы — такое и все вокруг. Мы оказались в нашем же страшном сне. Всех этих мерзавцев, от которых житья нет, всех этих воров и негодяев нам же не с луны прислали. Это мы и есть сами! Я хочу видеть людей другими. Не такими. <…> Может, это и приводит меня в состояние агрессии? Но, впрочем, я рад, что не в состояние уныния!”
Елена Лебедева. Великое кривое зеркало. — “Русский Проект”, 2007, 20 ноября <http://www.rus-proekt.ru>.
“Великий русский национальный писатель стал фанатичным проводником антинациональных идей, антинационального начала в русской жизни. Парадокс, который еще ждет своего исследователя. Знаменитое изречение Ленина о зеркале русской революции вполне оправданно. Лев Толстой стал примером и своеобразным „моральным оправданием” отрицания России и ее православной культуры всевозможными современными сектантами и анархистами. Но чему на самом деле учил граф Толстой и как он думал? За общими мифами о „ненасилии” скрывается на самом деле весьма и весьма неприятная сектантская философия”.
Лже-Дмитрий. Диалог у предновогодней елки. Дмитрий Бавильский задает вопросы Дмитрию Воденникову, и наоборот. — “Взгляд”, 2007, 20 ноября <http://www.vz.ru>.
“ Д. Бавильский: Что ты чаще делаешь — пишешь стихи или занимаешься сексом?
Д. Воденников: Справляю Новый год. ...Сексом конечно. Заставляют. Но, если честно, я не очень люблю секс. Он для меня такая штука, которая как раз все эти складки обнажает. Я не про физику. Я про каких-то чудищ внутри. Я бы не стал спать с таким человеком, как я сам. А ты?
Д. Бавильский: Стал бы я спать с тобой?
Д. Воденников: Ну, со мной — это понятно. Я о другом. Стал бы ты спать с собой — ну если там все поменять, например, был бы сам женщиной, а Д. Б. каким-то мужчиной?
Д. Бавильский: Для меня секс никогда не был самодостаточным. Для меня секс — это метафора, еще один способ достижения близости, сам по себе вторичный и совершенно служебный. Канает, когда он — во имя чего-то, кого — дружбы, любви. Просто когда любишь или хотя бы увлечен, то хочешь достичь максимального растворения всеми доступными способами. Ты же наверняка знаешь, что полное растворение невозможно. Однако есть практики, создающие, хотя бы на время, хотя бы на несколько мгновений, такую вот иллюзию полного наложения друг на друга. Для того и не спим. А секс сам по себе — это совершенно неджентльменское занятие: посмотришь со стороны на то, чем люди занимаются: позы странные и вычурные, нелепые даже, можно сказать, хрипы и стоны комичные какие-то. Бр-р-р, а чем это вы тут занимаетесь?!
Д. Воденников: Дело даже не в комизме, мне кажется. А в том, что это не ты. Или слишком ты. Какой-то неразбавленный. Мне раньше всегда было плохо после секса. Не грустно (как по латинской пословице), не печально. А именно плохо. Теперь прошло”.
См. также: Дмитрий Воденников, “Голый Тютчев. Стихотворение недели. Федор Тютчев, „Накануне годовщины 4 августа 1864 года”” — “Взгляд”, 2007, 20 ноября.
См. также: Дмитрий Воденников, “Подросток Маяковский. Стихотворение недели. Владимир Маяковский, „Лиличка! Вместо письма…”” — “Взгляд”, 2007, 28 ноября.
Борис Лихтенфельд. Холуин. — “ TextOnly ”, 2007, № 23 <http://textonly.ru>.
…и с досады плюнет Ося Бродвейский
на Литейный, будто в омут летейский.
Кирилл Медведев. “...Чтоб искусство было нашим, общим, живым, постоянно творческим делом”. — “Сайт поэта Кирилла Медведева”, 2007, <http://kirillmedvedev.narod.ru>.
“Несмотря на то что многие авторы советской неподцензурной литературы <...> живы и действуют как поэты, историю этого феномена на сегодняшний день можно считать фактически завершенной”.
“Принципиально и органично включить искусство в работу демократии (как и организовать саму демократию) оказалось гораздо сложнее, чем объявить его частным делом, прогрессивно отринуть советские представления о вселенской роли художника и т. п. За выхолощенными декларациями о „частном месте” художника, отделении „означающего” от „означаемого”, текста от автора, поэта от гражданина и т. п. оказались потерянными радикально-демократические модели, разрабатывавшиеся в андеграунде (и, конечно, не только двумя авторами, о которых здесь шла речь). Этот провал сегодня становится все более очевиден, и прежний вопрос — каким образом искусству отстаивать свою независимость? — снова встает перед художниками и интеллектуалами. В дальнейших вариантах ответа на него станет ясна реальная ценность и реальная ограниченность советской неподцензурной культуры”.
