— Помогите! — закричал он. Вид женщины напугал его до полусмерти: вдруг явится толпа таких ангелов, или еще хуже — злодей, надругавшийся над женщиной, поджидает где-то совсем рядом очередной жертвы.
— Боже! Теперь еще намучаемся с этим кретином, сказал Арден Бензенхейвер пилоту. — А все потому, что водительские права дают кому попало!
Бензенхейвер и помощник шерифа выпрыгнули из вертолета прямо в жирное месиво, в котором завяз перепуганный водитель.
— Проклятье! — взорвался Бензенхейвер.
— Мамочки! — воскликнул помощник шерифа.
Хоуп Стэндиш, сидевшая по ту сторону дороги, первый раз посмотрела в их сторону. Прямо к ней, с трудом выдирая ноги из грязи, шли двое чертыхающихся мужчин. Лопасти вертолета вертелись все медленнее. Из окна машины на нее глупо таращился еще один, но он казался где-то совсем далеко. Хоуп натянула на себя платье. Одна подмышка оказалась разорванной, и ей пришлось прижимать платье локтем, чтобы прикрыть грудь. Только теперь она почувствовала, как саднят плечи и горло.
Неожиданно прямо перед ней возник запыхавшийся, по колено в грязи Арден Бензенхейвер. Пропитанные грязью брючины облепили ноги, и он показался ей старым джентльменом, одетым в бриджи.
— Миссис Стэндиш? — спросил он. Она отвернулась, пряча лицо, и кивнула. — Столько крови! — сказал он беспомощно. — Простите, что мы не поспели раньше. Вы ранены?
Она повернулась и внимательно посмотрела на него. Он видел опухшие глаза, сломанный нос и кровоподтек на лбу.
— Это кровь его, — сказала она. — Он меня изнасиловал.
Бензенхейвер держал наготове носовой платок; хотел было вытереть ей лицо, как вытирают измазавшегося ребенка, но подумал в отчаянии: ее сейчас мой — не отмоешь, и сунул платок в карман.
— Простите, пожалуйста, — опять сказал он. — Мы спешили как только могли. Ваш мальчик — я его видел — чувствует себя прекрасно.
— Мне пришлось взять его в рот, — говорила Хоуп. Бензенхейвер закрыл глаза. — А потом он начал насиловать. Сказал, что убьет меня. Так и сказал. Когда кончит. Вот мне и пришлось убить его. И я не раскаиваюсь.
— И не надо раскаиваться, миссис Стэндиш, — сказал Бензенхейвер. — Не в чем. Вы сделали самое лучшее, что могли.
Она кивнула, посмотрела на свои ноги и протянула ему руку. Бензенхейвер подставил ей плечо, и она припала к нему, хотя была чуть выше его ростом.
И в эту минуту о себе напомнил помощник шерифа. Он успел заглянуть в кабину пикапа, и теперь его рвало на передний бампер, на глазах у пилота, который вел через дорогу вызволенного им и еще не пришедшего в себя водителя. В лице у помощника шерифа не было ни кровинки, под стать торчавшим из кабины ногам Орена Рэта. Оправившись немного, он позвал инспектора взглянуть на устрашающую картину. Но Бензенхейвер хотел прежде поддержать дух миссис Стэндиш.
— Стало быть, вы убили его после совершенного им насилия? Когда он совсем расслабился? — спросил он.
— Нет, — прошептала ему на ухо Хоуп. — В те минуты, когда он насиловал меня.
От нее так страшно пахло, что у инспектора подступила тошнота к горлу. Но он даже не отодвинулся от нее, чтобы не пропустить ни слова.
— Вы хотите сказать, в самый момент насилия, миссис Стэндиш?
— Да, — прошептала она. — Он еще был во мне, когда я нашла его нож. Нож был в его джинсах на полу. Он хотел им меня зарезать, когда кончит. И у меня не было выбора.
— Конечно, не было, — согласился Бензенхейвер. — Да это и не имеет значения.
Он хотел этим сказать, что его следовало убить, даже если бы он и не грозился убить ее. Для Ардена Бензенхейвера не было более тяжкого преступления, чем насилие; он мог с ним сравнить разве что убийство ребенка. Но в этом он разбирался меньше, поскольку своих детей у него не было.
Его браку было семь месяцев, когда его беременную жену изнасиловали в прачечной-автомате, пока он дожидался в машине на улице. Три парня. Открыли пружинную дверцу сушилки и сунули ее головой внутрь барабана, где ее крики, отраженные металлическими стенками цилиндра, слышали только горячие простыни да она сама. Так что ее не могло бы спасти даже самое яркое субботнее освещение ночного Толидо. Парни, конечно, понятия не имели, что насилуют молодую жену начальника толидской полиции.
Бензенхейвер с женой вставали рано. Они были молоды; и утром в понедельник еще до завтрака вместе отвозили белье в прачечную; и пока оно стиралось, они читали газету. Затем, положив белье в сушилку, ехали домой завтракать. Миссис Бензенхейвер забирала его по пути в полицейский участок, куда отвозила мужа. Бывало, кто-нибудь вынимал их белье из сушилки раньше времени и ей приходилось его досушивать, а Бензенхейверу дожидаться в машине. Обычно это занимало минут десять. Но они любили заезжать в прачечную пораньше, когда там еще никого не было.
Увидев выходящих парней, Бензенхейвер вдруг ощутил беспокойство. Он поспешил в прачечную и увидел, что из сушки торчат ноги его жены; туфли валялись на полу рядом. Он не впервые видел ноги трупа, но это были ноги его беременной жены.
Она задохнулась в собственном чистом белье, а может, в собственной блевотине. Но убивать ее они не хотели — так уж получилось. Суд признал парней виновными в непреднамеренном убийстве. Их защитник подчеркнул, что они хотели «просто изнасиловать ее». И эта фраза (как часто он слышал ее в таком контексте: «просто изнасиловали, счастье, что не убили») повергла тогда Бензенхейвера в ужас…
— Хорошо, что вы его убили, — шептал Бензенхейвер на ухо Хоуп Стэндиш. — Мы бы не смогли воздать ему по заслугам в должной мере. Все правильно. Вы молодец.
Хоуп ожидала от полиции иного, более строгого расследования, по крайней мере более подозрительного полицейского, уж во всяком случае не такого, как Арден Бензенхейвер. Она была рада, что он годится ей не только в отцы, но и в деды; у стариков к сексу все-таки более спокойное отношение. Она сказала ему, что ей лучше, что в общем с ней все в порядке. Выпрямившись и отойдя от него, она увидела, что испачкала ему воротничок и щеку. Но Бензенхейвер не то не заметил, не то ему было все равно.
— Ну а теперь давайте посмотрим, — сказал Бензенхейвер помощнику шерифа и снова ласково улыбнулся Хоуп. Помощник подвел всех троих к открытой кабине.
— О Боже! — только и мог сказать водитель застрявшей машины. — Силы небесные, взгляните, что это? Кажется, его печень.
Пилот словно язык проглотил. Бензенхейвер резко взял их обоих за плечи и отвел подальше. Они пошли было к кузову, где приходила в себя Хоуп, но Бензенхейвер зашипел на них:
— К миссис Стэндиш не подходить! К пикапу не подходить! Доложите по радио наше местонахождение, — приказал он пилоту.
— Пусть вышлют «скорую помощь» или еще что-нибудь. Миссис Стэндиш мы заберем с собой.
— Тут нужен пластиковый мешок, — заметил помощник шерифа, показывая на Орена Рэта. — Его куски во всех углах кабины.
— Вижу, — ответил Арден Бензенхейвер, он заглянул в кабину и одобрительно присвистнул.
— Он был с ней, когда… — начал было спрашивать помощник шерифа.
— Да, — ответил Бензенхейвер и протянул руку в страшное месиво около педали газа с самым невозмутимым видом. Он хотел достать нож, который лежал на полу у правого сидения. Рукой, обернутой носовым платком, он поднял его, внимательно осмотрел и, завернув в платок, опустил в карман.
— Мистер Бензенхейвер, — заговорщицки прошептал помощник шерифа. — Вы когда-нибудь видели, чтобы насильник пользовался резинкой?
— Редко, но бывает.
— Все-таки странно, — сказал помощник.
К его удивлению, Бензенхейвер крепко ухватил презерватив, стащил его, не пролив ни капли, и поднял на свет. Низ презерватива был величиной с теннисный мяч.
Вид у Бензенхейвера был очень довольный; перевязав презерватив как воздушный шарик, он зашвырнул его подальше в поле, чтобы не попался на глаза кому не надо.
— Пусть ни у кого даже на миг не мелькнет мысль, что изнасилования не было, — тихо пояснил он помощнику шерифа. — Ясно?
И не дожидаясь ответа, прошел к кузову, где была миссис Стэндиш.
— Сколько ему было лет? — спросила Хоуп. — Этому подонку?
— Много, — ответил Бензенхейвер. — Лет двадцать пять — двадцать шесть, — добавил он. Ему не хотелось, чтобы радость спасения была хоть немного омрачена. Он махнул рукой пилоту, чтобы тот помог миссис Стэндиш влезть в вертолет. Затем подошел к помощнику шерифа.
— Вы останетесь здесь с телом и этим горе-водителем, — распорядился он.
— Я не горе-водитель! — завопил тот. — Боже, видели бы вы эту даму там, на дороге…
— И никого близко не подпускайте к пикапу, — закончил наставления инспектор.
На асфальте валялась рубашка мужа миссис Стэндиш. Бензенхейвер подобрал ее и поспешил к вертолету смешной трусцой толстяка. Оставшиеся мужчины смотрели, как он поднялся в машину, и вертолет взлетел. Вместе с вертолетом, казалось, их покинуло и неяркое весеннее солнце; им вдруг стало холодно, и они не знали, куда бы приткнуться. Не в пикап, естественно, а до легковушки неохота месить грязь. Выбрали все-таки пикап, откинули задний борт и расположились в кузове.