— А я знала, что вы придете, — сказала она.
— Что ж тут удивительного, ведь я вам обещал.
— Вы не поняли, я уже днем знала.
— Знали? Откуда?
На этот раз она закрыла глаза и едва слышно прибавила:
— Я знала, что вам захочется снова меня увидеть.
Жюльен собрался что-то сказать, но она опередила его и, словно преодолевая смущение, быстро проговорила:
— Если б вы не пришли, я сама бы вам позвонила, я уже и номер нашла.
Он медленно поднял руки и осторожно обнял ее за плечи. И почувствовал, как она вздрогнула. Сделала слабую попытку высвободиться, но почти тотчас же их губы слились в поцелуе. Этот первый поцелуй длился целую вечность. А потом оба долго стояли обнявшись, не шевелясь, не решаясь ни говорить, ни смотреть друг на друга. Жюльен вдыхал аромат, исходивший от ее волос и шеи. Сквозь ее мягкие волнистые волосы, как сквозь вуаль, ему был виден парк: ночь, уже давно таившаяся под сенью деревьев, теперь медленно окутывала одну аллею за другой.
— Как вас зовут? — прошептал он.
— Сильвия… Сильвия Гарюэль. А вас?
— Жюльен Дюбуа.
Они снова поцеловались, потом Жюльен спросил:
— Вы собирались позвонить мне по телефону? Но вы ведь ничего обо мне не знаете.
Ночь придвинулась к ним вплотную, но он различил улыбку девушки.
— Мне обо всем рассказывает мой мизинец, — пошутила она.
— Я всегда считал, что ясновидящие — безобразные старухи.
— Среди них встречаются цыганки, и очень хорошенькие.
— Но вы-то не цыганка.
— Как знать.
— Сильвия, ну скажите мне, откуда вы все узнали? А главное — признайтесь, кто вам дал телефон?
— Вы меня уже в чем-то подозреваете?
— Сильвия!
Он готов был без конца повторять это имя.
— Я собиралась позвонить на пост наблюдения, расположенный на дороге в Фурш. Ну как, угадала?
— Да. Но только я все еще не понимаю, каким образом…
— Я живу у подножия холма. На улице Вильнев. И знаю, что солдаты в такой форме, как ваша, служат на этом посту. А потом я знаю, что юноша в штатском платье, который был с вами в концерте, солдат этого поста. Дважды или трижды я видела его в военной форме.
Они медленно шли по аллее. Жюльен обнял Сильвию за талию. У нее была удивительно тонкая и гибкая талия.
— А кого бы вы попросили к телефону?
Она рассмеялась.
— Знаете, я все обдумала. Я бы попросила позвать высокого блондина, который был в концерте Трене в обществе низенького брюнета.
Сильвия перестала смеяться, посмотрела на Жюльена, потом нарочито грубым голосом, с деланным раздражением прибавила:
— Я попросила бы позвать к телефону долговязого парня с коротко подстриженными волосами, который сопровождал коротышку со слишком длинными волосами.
Оба дружно расхохотались и снова слились в поцелуе. Немного погодя Жюльен спросил:
— А что, у меня и вправду слишком короткие волосы?
— Да, могли бы быть чуть-чуть длиннее.
— В таком случае я завтра же начну их отращивать.
— Только не перестарайтесь.
— Буду носить такие волосы, как Ритер.
— Кто такой Ритер?
— Да тот, что был со мной в концерте.
— Нет, у него слишком уж длинные волосы. С такой шевелюрой вы будете просто ужасны. Ритер похож на старого поэта-романтика, убежавшего из пыльного книжного шкафа.
— А вы, оказывается, злюка. — Жюльен снова поцеловал Сильвию. — Ритер у нас поэт, — прибавил он. — Но только он вовсе не старый и не такой уж романтик, как вы думаете.
— Мне дела нет до вашего Ритера. Давайте лучше говорить о вас.
— Нет, о вас.
— Обо мне потом.
— Лучше одновременно.
— Тогда мы ничего не расслышим и не поймем.
Оба смеялись. Темный парк стал для них как бы купелью радости.
— Парк в шесть часов запирают, — спохватилась она.
— Ну что ж, пусть нас тут запрут.
— Вы с ума сошли!
Он помедлил, остановился, привлек ее к себе и сказал:
— Да, еще вчера. Я совсем потерял голову.
Они опять поцеловались. Затем она спросила:
— Неужели так бывает — с первого взгляда?
— Бывает, Сильвия. Я это почувствовал сразу, в тот же миг.
— Никогда бы не поверила, что можно столько прочесть в одном взгляде, — прошептала она.
Он снова отыскал ее рот. И не отрывал своих губ до тех пор, пока у него не перехватило дыхание; потом, зарывшись лицом в ее волосы, он несколько раз порывисто повторил:
— Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Клянусь, что люблю тебя!
— Боюсь, что я тоже тебя люблю, — отозвалась она.
— Боишься? Но почему? Ведь это чудесно.
Девушка вздохнула.
— Да говори же, — попросил он. — Я хочу все о тебе знать. Все.
Она выскользнула из его объятий и бросилась бежать. Жюльен догнал ее, снова поцеловал и спросил:
— Ты от меня что-то скрываешь. Что?
— Ничего, Ничего. Просто я потеряла голову, вот и все. Пойдем. А то нас и вправду запрут в парке.
Они вышли на улицу Бригибуль и двинулись по маленьким, плохо освещенным улочкам к Епископскому парку. Перед самым мостом Сильвия остановилась.
— Нам лучше проститься здесь.
— Боишься, что нас увидят?
Она посмотрела на мост, потом бросила взгляд на памятник павшим.
— А вы не могли бы надевать штатское платье? — спросила она.
— Ты уже не говоришь мне «ты»?
— Ответьте же.
— Я написал домой, чтобы мама прислала мне костюм.
— Не люблю военную форму.
— Когда мы опять увидимся?
— Завтра после обеда — я не работаю.
— У меня в эти часы дежурство, но как-нибудь устроюсь. Ритер меня заменит.
Девушка засмеялась:
— Так и вижу вашего коротышку-поэта с огромным ружьем в руках. А что, он и на дежурство надевает лакированные туфли?
— Мы дежурим не с ружьем, а с биноклем. А Ритер, кстати, славный малый.
— Он, верно, очень забавен, когда напяливает каску на свою гриву.
Жюльен хотел было ее поцеловать.
— Только не здесь, — запротестовала она.
— Значит, до завтра. Где мы встретимся?
— В два часа дня я буду на дороге в Фурш. А оттуда отправимся в поля. Там нас никто не увидит.
Ему хотелось подольше удержать в своей руке ее хрупкую руку, которая была так нежна, что он боялся крепким пожатием причинить ей боль.
Девушка сошла с тротуара, уселась на велосипед и покатила к мосту. Жюльен провожал взглядом ее фигурку в шерстяном жакете, вскоре превратившуюся в белое пятно. Проехав мост, она не оборачиваясь подняла руку. Она уже не могла его видеть, но он помахал в ответ и чуть слышно произнес:
— Сильвия! Я люблю тебя, Сильвия.
Возвратившись на пост, Жюльен увидел, что сержант Верпийа и Каранто уже готовят ужин.
— Иди сюда, скорей! — крикнул Каранто. — Только взгляни! Обхохочешься!
Жюльен вошел в кухню. В каменной раковине стояли два бидона, салатница и три котелка. Они были доверху набиты чем-то похожим на стружки или тонкие щепки.
— Это еще что такое?
Солдаты расхохотались.
— Картошка, — ответил Верпийа. — Ее прислали на прошлой неделе. Обезвоженный картофель. Полагается четыре часа размачивать и только потом варить. Вот мы и размачиваем.
Они продолжали смеяться.
— Да вы просто спятили! — крикнул Жюльен. — Тут ведь еды на целую роту.
— Мы взяли всего полбидона, но картофель чертовски разбухает, и приходится все время перекладывать его в другую посуду. Если так дальше пойдет, пустим в ход каски.
— А ведь мы не размачиваем его еще и четырех часов.
— Слушай, ты ведь в этом деле мастак, — сказал Верпийа. — Как, по-твоему, надо готовить такой картофель?
Жюльен взял в руки ломтик, влажный и клейкий. Над котелками поднимался приторный запах.
— Как ни готовь, — пробормотал он, — варево, по-моему, получится отвратительное.
Они решили приготовить картофельное пюре, но в тот вечер ни один из солдат к нему не прикоснулся. Пюре было какое-то сероватое, а вкусом напоминало одновременно заплесневелый хлеб и свеклу.
— Если начальство станет присылать нам такую провизию, — объявил Лорансен, — придется самим что-то придумывать.
— Вся надежда только на крестьян, — сказал Тиссеран. — Придется, стерва, раз в две недели каждому откладывать по пачке табаку и относить на обмен.
— Мне и без того табака не хватает, — запротестовал Ритер, — я ведь курю трубку.
— А что ты жрать будешь?
Страсти разгорелись, и сержант счел нужным вмешаться. Он не мог понять, почему люди, добровольно пошедшие на военную службу, не перестают возмущаться армейскими порядками. По мнению сержанта, уже если человек сам пошел служить, он должен мириться с трудностями. Лорансен, паренек с севера Франции, объяснил, что он записался в армию потому, что надеялся рассчитаться с немцами.
