Так. Стоп. Не жалеть. Нельзя ей. У нее задача определена – и все. А что потом – ее не касается. Как Костик велел, так она и будет делать – корчить из себя бедолагу–студентку, чтоб прониклась старушка, чтоб полюбила ее, как родную внучку, да прописала у себя побыстрее… И нельзя, чтоб жалость проснулась, как давеча аппетит. Нельзя ей, при нынешней ее жизни, такие сопли пускать. И вообще – лучше здесь пожить засланным казачком, чем прыгать вокруг всяких уродов в дебильной красной шапочке. В отпуске она здесь… И поэтому — спать… Спать… Утро вечера мудренее, как тетя Маша говорит… Оно ведь для всех мудренее, даже для таких сволочных засланных казачков, как она…
***
Две рыхлые старые тетки в сильно траченных временем драповых пальтишках скучно сидели на скамеечке у подъезда, одинаково сложив на коленях ручки в грубых вязаных варежках, переругивались тихо. Однако на подошедшего к подъездной двери Костика отреагировали быстро, одновременно повернув к нему из цигейковых воротников головы.
— Вы к кому? – дружным слаженным хором проявили свою бдительность тетки, цепляясь за него любопытными глазками.
Костик обернулся, улыбнулся им приветливо, даже сделал небольшой шаг в сторону скамеечки, развел руки в стороны:
— Да вот, я по объявлению пришел…
— Это по какому такому объявлению? От кого? — подозрительно сузив один глаз и подавшись к нему всем корпусом, спросила одна из теток, с виду поменьше и побойчее, и вопросительно взглянула на свою товарку, ища поддержки.
— По какому объявлению? Да тут у вас квартиру меняют, посмотреть надо, — на ходу импровизировал Костик, подходя поближе.
— А кто это у нас меняется? – озадаченно переглянулись меж собой тетки. – Вроде как не слышали мы…
— Онецкие, из сорок третьей квартиры, — быстро подсказал им Костик, присаживаясь на край скамеечки. – А скажите, квартира–то у них хорошая? А то, может, я зря…
— Онецкие? Славка с Лидкой? Меняются? Да вы что? – захлебнулись неожиданной информацией тетки. – Это ж надо… Слышь, Сергеевна, чего творят…
— И не говори, Федоровна…А что, на большую они поди меняются–то? – уткнулась в Костика прищуренным любопытным глазом Сергеевна – та, что пошустрее. – На меньшую–то им зачем…
— Ну да, на большую.
— Ты смотри, Федоровна, чего затеяли, а? И куда это им еще больше–то? Итак вдвоем в двухкомнатной живут, как баре…
— Да–а–а, и откуда у людей деньжищи такие берутся? Чай, ведь не дешево нынче меняться–то! — протянула задумчиво Федоровна.
— Откуда, откуда! – подскочила шустро на скамейке, повернувшись к ней, Сергеевна . — Понятное дело, откуда! Славка – он же скупердяй страшенный, совсем Лидку, видать, голодом морит… Я вот слышала, он ей даже на чулки деньги выдает только раз в месяц, представляешь? А если баба вдруг раньше времени чулки порвет, ей что, с голыми ногами зимой ходить, что ли? И ребеночка ей родить тоже не дал, изверг…Все попрекал, что из простых она…
— Да ты что, Сергеевна? А я такого и не слыхала даже! Тебе кто рассказывал?
— Да Зинаида из сорок второй квартиры! К ней тогда Лидка–то поплакать пришла после аборта… Говорит – Славка–то ее прямо в дверь чуть ли не силой вытолкнул, когда она забеременела. Иди, говорит, в больницу, избавляйся от своего отродья, и все тут… Еще, говорит, не хватало род Онецких пролетарской кровью портить. Вот так прямо и сказал – пролетарской кровью! Мне как Зинаида рассказала, я прям захолонула вся от возмущения!
— Да, Славка – он такой. – Закивала согласно головой Федоровна. – Всю жизнь из себя барина гнет, даром что невидный совсем, как белый прыщ…Вот уж не приведи господи за таким мужиком прожить!
— Ага. И Лидку его шибко жалко. Идет, бывало, по двору – тень тенью, только что на ровном месте с ног не валится. Вот ведь как бывает, а? Вроде и непьющий ей достался, и некурящий, и копейку зазря не потратит, а жизнь у бабы – хоть завтра в гроб с удовольствием ложись…
— Ну так и взял бы себе которую голубых кровей, чего над бабой издеваться?
— Да кто за него пойдет, Федоровна, ты что? Где он такую найдет? У него ж, кроме барской спеси, за душой и нет ничего, да еще и сам не красавец писаный. Только и может, что Лиду простотой попрекать! А сам у нее на шее сидит!
— Как это?
— Так он же не работает нигде!
— Да ты что? А как они на одну зарплату живут? Еще и меняться вздумали!
— Почему на одну? Лида–то на двух работах работает. Совсем извел бабу, сволочь…
— И не говори, Сергеевна, — снова кивнула головой Федоровна, поправляя на голове толстый платок. – Говорю же — не мужик он вовсе, а как есть белый прыщ. Начнешь его ковырять — еще хуже будет…Хотя, говорят, он и впрямь барских кровей, Славка–то… — И, повернувшись к Костику, миролюбиво спросила: — А у тебя, милок, семья–то большая?
Пить–скандалить не будете? У нас здесь тихо вообще–то, молодежи мало…
— А дом у вас, смотрю, старый, — задумчиво повернул к подъезду голову Костик.
— Старый, милок, очень старый! Довоенный еще. И квартирки маленькие да неуютные, и трубы текут вовсю…Так что ты подумай хорошо, прежде чем меняться решишь!
— Спасибо, я подумаю, конечно же! — простецки улыбнулся им Костик, поднимаясь со скамейки. – А на каком этаже квартира?
— А на третьем, милок, на третьем, — замахали ему в спину руками тетки. – Иди–иди, он дома один сейчас, Славка–то. Лида со второй смены не пришла еще…
Надавив на кнопочку звонка, Славик отступил на шаг в сторону, улыбнулся приветливо в мигнувший яркой световой точкой дверной глазок.
— Вам кого? – послышался за дверью глухой подозрительный мужской голос.
— Я к Вячеславу Онецкому! Откройте, пожалуйста, я от тети Маши…
Дверь лязгнула нетерпеливо замками и приоткрылась слегка, явив Костику лысоватого маленького мужчинку в серой пижаме. Был он абсолютно никаким внешне, но очень уж сердит лицом. «Прыщ белый…, — вспомнилось Костику меткое выражение сидящей внизу на скамеечке Федоровны. – Ай да бабка, глаз–алмаз…», — усмехнулся он про себя, проговорив вежливо:
— Здравствуйте, Вячеслав. А меня зовут Константин, я внук тети Маши Потаповой. Ваш, так сказать, дальний родственник…
— И что? Что вам здесь нужно? С тетей Машей стряслось что–то? Так я третьего дня у нее был…
— Нет, с тетей Машей все в порядке, к счастью. Вот, просто решил с вами познакомиться, поговорить…
— О чем? О чем это я с вами должен говорить, не понимаю!
— Да есть у нас с вами, Вячеслав, одна общая тема. Только не на пороге же ее обсуждать, право…
— Заходите.
Славик отступил на шаг в маленькую прихожую, шире распахнул дверь. Подставив вошедшему гостю небольшую скамеечку, указал на нее приглашающим жестом, сам же примостился на допотопной желтой тумбочке с высокими ножками.
— Я вас в комнату не приглашаю, простите. У меня не прибрано… — недовольно пробормотал он, украдкой разглядывая Костика. – Слушаю внимательно, как вас там, забыл…
— Константин. Можно просто Костик…
— Да, да, извините, я сразу не запомнил. Так что у вас ко мне? Только покороче, пожалуйста.
— Я, собственно, о тети Машиной квартире с вами хотел поговорить, Вячеслав. Вы ведь на нее тоже каким–то образом претендуете, так надо полагать?
— Ничего себе – каким–то образом! – моментально вскипел Славик. – Вы что это себе позволяете, молодой человек? И вообще, с кем разговариваете, отдаете себе отчет? Моя фамилия — Онецкий, между прочим! И в той квартире, в которой сейчас оказалась прописанной ваша родственница, всегда жили только Онецкие, и никаких Тютькиных там сроду не водилось! Понятно вам это? И если моему дяде Борису вдруг пришла в голову блажь жениться на прислуге, то это еще не значит, что я, Вячеслав Онецкий, должен теперь отдать ее кухаркиным детям…
О–о–о! – с глумливым уважением протянул медленно Костик, разглядывая сердитое лицо Славика. – Вон оно даже как…
— Да, вот так! И зарубите себе на носу, молодой человек, – времена «отобрать и поделить» давно и безвозвратно прошли, сегодня этот номер у вас не пройдет! И ваша тетя Маша, к счастью, понимает это гораздо лучше, чем вы!
— Ну, это мы еще посмотрим, что и как понимает наша тетя Маша, — засмеялся радостно Костик. – Я ведь что? Я ведь хотел просто договориться по–джентельменски…
— Не о чем мне с вами договариваться, слышите? Еще чего не хватало – договариваться я с вами начну…
— Со мной, то бишь с кухаркиным внуком, так надо полагать? – подняв брови и сияя холодными голубыми глазами, радостно спросил Костик.
— А хотя бы и так! Чего с вами церемониться? Поиграли мы в свое время с плебеями и хватит. Допустили до власти кухарок… Вот и получили сплошной геноцид. Слава богу, времена меняются…Теперь каждый должен, обязан даже знать и понимать, наконец, свое место!
— О–о–о, как все запущено… — снова хохотнул удивленно Костик. – Вы мне, господин Вячеслав, еще про вырождение генофонда расскажите, про дворянскую вашу белую косточку… Только знаешь, ты особо–то не выпучивайся, прыщ белый… Если это ты и есть тот самый оставшийся генофонд, то лучше б тебе, конечно, поторопиться с процессом окончательного вырождения… Тоже мне, дворянин пархатый…
