Трюбер мило махнул рукой Синеситте и устремился в ночь, как военное вражеское судно с потухшими огнями устремляется в праздничный порт. Земля немного уменьшилась. Моя сестра вновь очутилась одна на фоне деревьев, антресолей домов и знаков «стоянка запрещена».
В последующие дни Жан-Луи засыпал ее милыми знаками внимания, ласковыми словами и маленькими подарками. Через несколько недель такого деликатного ухаживания моя сестра решила, что следует отблагодарить заведующего отделом игрушек, и все, что сумела придумать не слишком скучное для себя, это еженедельные прогулки по берегам Сены. Каждую субботу после обеда они отправлялись с моста Аустерлиц на левый берег, доходили до моста Мирабо, переходили его и возвращались по правому берегу на мост Аустерлиц.
— Когда я иду, с Жаном-Луи, — рассказывала Синеситта, — мне кажется, что я иду вдоль стены.
Трюбер возвращался к себе усталым и сияющим, так что его третья жена — а третьи жены всегда подозрительны, слишком хорошо зная, что происходило до них в жизни мужа — предположила, что он ей изменяет, и решила его выследить. В первую субботу она отправилась тем же маршрутом, что ее муж и моя сестра, издали наблюдая за двумя гигантами, которые шли так быстро, что ей иногда приходилось бежать, чтобы не потерять их из виду. Когда они возвратились на мост Аустерлиц, и она увидела, как ее муж пожал Синеситте руку и сел в такси, то поняла, что Жан-Луи всего лишь ходил пешком с незнакомкой. Это показалось ей странным, и на следующей неделе она возвратилась на свой пункт наблюдения на мосту Аустерлиц, чтобы еще раз в этом удостовериться. Дотащившись до площади Сен-Мишель, она решила сойти с дистанции. Это была молодая женщина с лицом ребенка и маленькими ногами, которая не могла тягаться с Синеситтой в плане физической выносливости. Трюбер был вынужден дождаться восьмой прогулки, — он находился теперь в прекрасной физической форме, и комитет сети магазинов «Прентан» предложил ему место крайнего нападающего в футбольной команде в следующем матче против «Галери Лафайет», — чтобы затащить Синеситту в отель «Интерконтиненталь» на улице Кастильоне. Моя сестра задала ему в этот день такой темп, что он, выпив бокал шампанского и сняв кроссовки «Рибок», в которых его толстые шерстяные носки промокли от пота, заснул одетым на кровати, а Синеситта, вооружившись дистанционным пультом, перескакивала с одного кабельного канала на другой. Она разбудила Трюбера в восемь вечера, полагая, что жена ждет его к ужину. Смущенный, он заключил мою сестру в объятия и начал ее раздевать. Она заявила, что это несерьезно, так как им предстоит долгая дорога домой.
Трюбер, разъяренный, надел кроссовки, а Синеситта флегматично застегнула блузку «Лакост». Выйдя из отеля, — у него не оказалось двух тысяч трехсот франков наличными, и, запихивая в карман квитанцию, которую дал ему кассир «Интерконтиненталя», он молил небо, чтобы его жена первой не сделала выписку из счета, — Жан-Луи поцеловал мою сестру в щеку. Люди, которые на нас злятся, часто стараются, расставаясь с нами навсегда, сделать вид, будто не собираются этого делать. Почему-то они полагают, что нам будет труднее с этим смириться, если при последней встрече мы не будем уверены, что они не хотят видеть никого, кроме нас.
Через полгода Жан-Луи прекратил с Синеситтой всякие отношения, кроме профессиональных. А за это время команда «Прентан», усиленная Трюбером, выиграла у «Галери Лафайет» со счетом 2:0 и должна была сразиться с «Бон Марше» — командой «убийц», как называли ее в «Гран Магазен», и, кстати, выигравшей у «Труа Картье» со счетом 5:0. Когда мы спрашивали Синеситту, недостает ли ей долгих субботних прогулок, она отвечала «да». Ей было приятно ходить по красивому городу с высоким мужчиной, умевшим вести беседу и обладавшим некоторой деликатностью, но ей недоставало столько всего, что эти прогулки были лишь небольшим дополнением к огромному списку того, что она любила, но никогда не могла или не сможет осуществить. Какие же это вещи, слащавым и саркастическим тоном спрашивала мама. Стать великой балериной, отвечала Синеситта ошеломленным присутствующим. А также: переспать с Авой Гарднер во время съемок «Босоногой графини», получить золотую медаль на летних Олимпийских играх, жить в Ванкувере, иметь в своей комнате темно-синий ковер, прыгать с парашютом, родить ребенка, читать Кафку, выйти замуж за эмира, есть капусту со сметаной и не бояться растолстеть, и так далее.
Незадолго перед началом летних отпусков Трюбер вошел в бюро Синеситты и сообщил, что его жена ждет ребенка.
— Мои поздравления, — произнесла Синеситта.
— Вы можете со мной пообедать?
— Да, — без особого волнения или удивления ответила она.
Их связь началась в тот же вечер, после быстрого обеда в ресторане, во время которого они вначале говорили о магазине. Моя сестра все думала, поведет ли ее Трюбер снова в «Интерконтиненталь». Кстати, узнала ли мадам Трюбер о счете из отеля в две тысячи триста франков?
— Да, — сказал он. — Если ей было суждено наткнуться хоть на одну выписку из банковского счета за год, то она наткнулась именно на эту.
— Как она отреагировала?
— Позвала своего адвоката. Чтобы ее утихомирить, мне пришлось сделать ей ребенка.
— Счастливы?
— В бешенстве.
— Вы решили отомстить ей, изменяя со мной?
— Только если вы согласны.
Он повел ее в отель «Лотти», у которого, как заметила моя сестра с каким-то странным предчувствием, было на одну звездочку меньше, чем у «Интерконтиненталя», хотя он тоже находился на улице Кастильоне. Жан-Луи ушел домой около полуночи. Оставшись одна, как забытая куртизанка, Синеситта позвонила маме, чтобы спросить, что ей делать: переночевать здесь или вернуться домой. Наша мать посоветовала ей остаться в номере, который оплатил ее любовник, чем брать такси, которое он не оплатит. Она поинтересовалась, надевал ли Трюбер перед сношением презерватив? Моя сестра ответила, что нет, зато он показал ей свой анализ на вирус СПИДа.
— Ты посмотрела дату?
— 12 мая.
— Какого года?
— Этого.
Мама сказала, что тип, прогуливающийся с результатом своего теста на СПИД в бумажнике, не внушает ей никакого доверия; кроме того, он сам доказал, что раньше занимался любовью без презерватива с девицами, в которых нельзя быть уверенными на все его процентов. Синеситта напомнила ей, что не спала с мужчиной почти двадцать лет. Мама ответила, что Трюберу не обязательно об этом знать, и с гневом и упреками повесила трубку, так как если она и делала все, чтобы Синеситта не осталась старой девой, то в тех редких случаях, когда она этого не делала, предпринимала все, чтобы та ею осталась.
Затем Жан-Луи повел Синеситту в трехзвездочный отель «Ле Кастий» на улице Камбон. Позже они ознакомились с «Реле дю Лувр» на улице Претр-Сен-Жермен-л’Оксерруа. Еще одной звездочкой меньше. Это исчезновение звездочек, не беспокоившее мою сестру в плане комфорта, поскольку она обладала умеренным темпераментом и спартанскими вкусами, тем не менее огорчало ее и приводило в отчаяние, как человека, поднявшегося на крышу Парижской Оперы полюбоваться небом и увидевшего, как одна за другой гаснут Большая Медведица, Андромеда, Альфа Центавра, Береника, словно давая ей понять, что она недостойна восхищаться ими. Когда Трюбер в начале июля привел ее в однозвездочный отель «Вивьен» на улице Вивьен, где одна комната стоила в десять раз меньше, чем в отеле «Интерконтиненталь», Синеситта спросила, означает ли это, что он желает ее в десять раз меньше, чем вначале? Раздевшись догола, он сказал, что она прекрасно видит, что это не так. Однако в следующий раз он сухим тоном попросил ее оплатить отель. Дельфина Трюбер хотела рожать в американской клинике, а на свою зарплату в «Прентан» он был не в состоянии оплачивать американскую клинику жене и отель любовнице. Синеситта повела его в «Капуцин» на Монмартре — ноль звездочек, — где они спокойно порвали свои отношения.
Кто-то может подумать, что Синеситта спала с Трюбером потому, что он оплачивал отель, а порвала в связи с тем, что он перестал это делать. Однако Синеситта не до такой степени держалась за деньги, чтобы отказаться от любви; впоследствии она доказала это, отдав Коллену не только все, что имела сама, но и все, что имели мы. Думаю, что после Глозера и певца из Ланьона Трюбер был для нее последним этапом в эстафете перед Колленом и что в ее представлении этот этап был бесплатным, чем-то вроде площадки для отдыха у автострады. Ей лишь оставалось продолжить дорогу, в конце которой ее ожидал самый ужасный человек в мире — и, что уж точно, в парижском предместье.
Сегодня, когда большинство героев этой истории умерли, а я — единственная оставшаяся в живых из Брабанов, мне кажется, что если бы Стюарт не оказался таким чудовищем, моя сестра, вероятно, никогда бы его не полюбила, а значит, не полюбила бы никого, что было бы еще хуже выпавшей ей судьбы.
