– Конечно.
Но столь неласковый прием не смутил меня, и я еще спросил, что за люди капитан и старпом.
– Нормальные, – сказал Жмельков.
Тратить на ответ мне более одного слова он явно считал лишним.
Откуда-то из глубины судна вылез человек в замызганном комбинезоне, с лицом, перемазанным мазутом, тронул Жмелькова за плечо:
– Пошли-ка, дед, поглядим вспомогач. Чего ты еще от нас хочешь?
Жмельков торопливо кивнул: «Сейчас», быстро написал что-то на наших направлениях и велел идти оформлять пропуска, а завтра явиться на «омик» ровно в восемь, прихватив какую-нибудь робу. Обращаясь к одному Герке, он пояснил:
– Я ЗИП на утро закажу. Будешь с матросом растаскивать по очкурам. Пока старпома нет, он так и так в моем подчинении. Надо пользоваться моментом! – и хмыкнул.
По хлипкому трапику мы с Геркой скатились на причал. Неподалеку от его края стоял «грибок», под которым вокруг ящика с песком сгрудились десятка полтора разномастно одетых парней – кто в робе, кто в светлом костюме, кто в джинсах и рубашке, а двое в форме мореходного училища: клеши, фланелевки, галунные уголки на рукаве. Парни покуривали, пересмеивались, толкались. Герка сказал уверенно:
– Наши, флотские! Пошли представляться.
– Пошли!
– Привет, бичи! – громко воскликнул Герка, подходя к грибку. – На этих лайбах к белым медведям собрались прошвырнуться?
– Ага! – ответил за всех коротенький, крепко сбитый парень в дорогом летнем костюме. – Хозяину Арктики лапу охота пожать!
– Примите в компанию еще двух чудаков. Второй механик с того вон корвета Гарин Герка. Я то есть. А это Юрий Булавин. Великий математик. МГУ кончил. Временно практикуется по матросской части.
Я ткнул Герку кулаком в бок.
– Не убивай, лось! – заблажил он дурашливо. – Тайну твою все равно вызнали бы. Пароход – что аквариум, переборки, считай, стеклянные. Всем про всех все известно.
Ребята по очереди потянули руки, стали называть себя. Я запомнил, что коротышка, который за всех ответил Герке, – Макар Зыкин, капитан одной из трех наших «мошек». А мореходов в училищной форме звали Иваном и Василием.
Мы закурили, и пошел легкий треп о перегоне, коэффициентах к зарплате, о посадках на мель и прочих неурядицах дальнего пути. Герка явно чувствовал себя в этой компании как рыба в воде, а я, сколько ни старался, никак не мог преодолеть скованности перед незнакомыми людьми. И единственное, на что меня хватило, когда очень уж надоело молчать, – воткнулся в какую-то паузу и спросил, знает ли кто-нибудь наших капитана и старпома, что они за люди.
Из ответов запомнилось: капитан – зануда, больно осторожный, но мужик неплохой, если какая «коза» случится, начальству не жалуется, а про старпома сказали, что парень он шебутной, лихач, зато уж моряк настоящий. Характеристики не показались мне вполне ясными, но я все равно был доволен, что поучаствовал в общей беседе и что в морском обществе принят вроде хорошо, своим.
А дома, как только вернулся, как увидел свою комнату, диван с серой обивкой, стол, за которым еще недавно просиживал с утра до вечера, вновь навалилось чувство потери. И недавняя институтская история, о которой так хотелось забыть, прокрутилась в мозгу вся целиком – от начала до последней прощальной реплики.
Интуитивно я стал искать способ избавиться от этого наваждения, вернуться к только что обретенному ощущению матросика, по недоразумению засидевшегося на берегу. Тут глаз мой, случайно скользнувший по книжной полке, уперся в черный солидный переплет «Моби Дика». И я вдруг понял, что это единственная книга, которая сейчас мне просто необходима.
Повалившись на диван, я с жадностью набросился на хорошо знакомые страницы. Впрочем, теперь многие размышления Мелвилла воспринимались свежо, будто впервые их читал. «Всякий раз, как замечаю угрюмые складки в углах своего рта; всякий раз, как в душе у меня воцаряется холодный дождливый ноябрь; всякий раз, как я ловлю себя на том, что начал останавливаться перед вывесками гробовщиков и пристраиваться в хвосте каждой встречной похоронной процессии; в особенности всякий раз, как ипохондрия настолько овладевает мною, что только мои строгие моральные принципы не позволяют мне мерно и старательно сбивать с прохожих шляпы, я понимаю, что мне пора отправляться в плавание и как можно скорее. Это заменяет мне пулю и пистолет», – читал я признания славного Измаила, и уже начинал воспринимать эти строки так остро, будто про меня написаны.
А дочитав рассуждение Мелвилла о том, насколько лучше идти матросом, чем пассажиром: не только за билет не платишь, но еще и тебе платят, не маешься от безделья, а занят работой на свежем целебном воздухе – я пришел в совершеннейший восторг.
Правда, уже вскоре одно замечание автора повергло меня в сомнение: «Переход из учителей в матросы довольно резкий, смею вас уверить, и требуется сильнодействующий отвар из Сенеки в смеси со стоиками, чтобы вы могли с улыбкой перенести это. Да и он со временем теряет силу». Однако я быстро успокоился, отнеся эту сентенцию к устаревшим, связанным с конкретными условиями давнего уже времени, когда на матросов сыпались зуботычины свирепых начальников…
На следующий день мы с Геркой, нарядившись в старые, изношенные брюки и куртки, которые притащили из дома, принялись грузить на «омик» ЗИП – запчасти для двигателя и многочисленных агрегатов нашего теплохода.
Запчасти были уложены в небольшие аккуратненькие ящички, малый размер которых создавал обманчивое представление об их легкости. На самом деле, сплошь забитые металлом, ящички оказались почти неподъемными. Наша судьба еще осложнилась тем, что кран, который должен был перебросить ЗИП на палубу, срочно понадобился какому-то другому судну. И нам его не дали. Выяснилось это, когда ящики были уже привезены и выгружены с машины на причал. И нам с Геркой ничего не оставалось, как руками заносить их на судно по трапу, затем тащить по узким палубам и коридорам до кладовок и разных других помещений, запиравшихся на ключ.
Впрочем, когда мы справились с первой машиной, вымотались еще не очень сильно, Жмельков спросил:
– Ну что, еще четыре порции одолеете или застопорить подвозку, пока кран не пригонят?
– Одолеем! – ответил я бодро.
Герка стрельнул в меня злым взглядом, но спорить при своем начальнике не стал, хотя и кивнул явно без особого энтузиазма.
Уже после третьей машины я почувствовал дрожь в коленях, когда разгружали четвертую, на трапе у меня выскользнул из рук ящик. Он неминуемо слетел бы в воду и, конечно, тут же утонул, но Герка вовремя подстраховал меня и один удержал весь груз. Когда я снова схватился за ящик, Герка устало матюкнулся:
– Так оно всегда бывает: салаги вперед рвутся, а нам достается.
У меня не было сил ему ответить.
Как мы справились с пятой машиной, до сих пор не понимаю. На перерывы у нас уже уходило втрое больше времени, чем на работу. Но все равно, каждый новый ящик казался вдвое тяжелее предыдущего.
Когда все было закончено, Герка сказал разочарованно:
– Хоть ты и лось, но сырой, нетренированный. А моряк должен быть двужильным. Да и сообразительным.
Он ушел в салон к Жмелькову, чтобы изучать какую-то техническую документацию.
Я кое-как спустился на причал и медленно добрел до «грибка». Спички долго ломались в прыгающих пальцах. Чуть не полкоробки извел, прежде чем закурил.
Только я начал приходить в себя, как подкатился Макар Зыкин. Уселся рядом на ящике и спросил:
– Слушай, твой кореш вчера лапшу на уши вешал или ты правда университет кончил?
– Правда.
– Мехмат?
– Да.
– А в литературе ты чего-нибудь сечешь?
Я пожал плечами:
– Как читатель, не более. Это же не моя профессия.
– Мне более не надо. Главное, чтоб читал много, ну чтоб про книжки мог говорить.
– Как будто могу. А к чему тебе это?
– Да вот какое дело. Супругу я с собой в плаванье беру. А она у меня филолог, литературным редактором работает, не где-нибудь – в академическом журнале. Серьезная женщина, в общем…
– Рад за тебя.
– Да это что! Я уж сам восемь лет радуюсь. Только в плаванье она идет в первый раз. А народ у нас сам видишь какой. О матросах не говорю. Но и комсостав – выше средней мореходки никто не потянул. Вот я и боюсь: скучно ей здесь будет. Ее хлебом не корми, дай только про книжки поговорить, а здесь не с кем.
– Так, может, не стоит ее брать?
– Не взять не могу. Она сама попросилась. Север, говорит, хочу увидеть. Откажу – сразу заподозрит неладное. Подумает еще, что у меня в остановочных пунктах – бабы. Она на этот счет очень строга.
– Да, трудненько тебе!
– Теперь тебя, как говорится, бог послал – все и уладится. В общем, просьба к тебе. Заходи на стоянках в гости. Ну поговоришь с ней о том о сем, она и развеется. И тебе интересно: супруга у меня женщина умная, это я не как муж, объективно говорю. Ты уж поверь мне.
