– Как что… Теперь… Свадьба… Не отвертится…
24. Ненасытна. Круглосуточно. Бесплатно
Мы так рады, что дело двух влюбленных наконец сдвинулось с мертвой точки и одинокие судьбы наконец соединятся! Но сколько еще разбитых сердец вокруг!
Возможно именно об этом думают Старшина и его закадычный друг Леха, наблюдая как по аллее везут коляску с Людмилой Сергеевной. За ней идут Ксения и Скелетон, а к группе прицепилась вездесущая Лиза, приглядываясь чего бы спереть.
Ксения вслух читает какую-то записку:
– «Романтичная привлекательная дама с изюминкой пригласит на чай под розовым абажуром…»
Старшина вздыхает над ухом Лехи:
– Песня… Бля, как по нотам, сука Ксюха…
Ксения возмущена:
– Мама, что за хрень? Кто составлял это объявление?
Переводчица обижена:
– Почему хрень?
– Кому нафиг нужен этот розовый абажур? Этот чай… Ты что, мужиков не знаешь, мама? Не знаешь, какие они?
Переводчица переводит и получает ответ:
– Забыла. Столько лет прошло.
– Двадцать два года прошло… – вздыхает Скелетон.
– Хорошо, мама! Я все возьму в свои руки! И абажур этот хренов… И чай…
– Это переводить? – теряется переводчица.
– Нет, только чай… И абажур без хрена.
– Что ты задумала? – спрашивает Скелетон.
Ксения звонит подруге:
– Крысятка, тут такая шняга с этим маразматиком Владом… – Потом жестко произносит. – «Ненасытна. Круглосуточно».
– И все? – удивлена переводчица.
– Да! – подхватывает Скелетон слова обожаемой внучки. – Именно ненасытна. Круглосуточно!
Навстречу им – электроколяска с Перепечкиным. Любаша достает из-за уха сигарету и прикуривает у Ксении, потом дарит цветы.
– Как всегда Иван Михайлович просит в 21.00 на чай для увлекательных бесед и стихов, – говорит Любаша..
Иннокентий ворчит:
– Господибожемой… Черт лысый… Черт!
Лиза вытаскивает фотографию мужской задницы и доверительно показывает Скелетону.
– Мне кажется этого мужчину я где-то уже видела… Я не могла ошибиться.
Скелетон вглядывается:
– Да, неплох…
Надевает очки:
– Совсем не плох, милочка… Вылитый Лановой…
Старшина отрывается от стрижки кустарника – его глаза свирепо вращаются. Пошел глюк! Ксения его допекла своей задницей!
– Ротабля, подъем! Ассильбеков, сучара!
Он сжимает кулаки и мчится вперед с воплями.
Видели бы вы Скелетон! Бабулька вмиг преображается и взлетает в воздух: «Киай!» Ее удар приходится в грудь Старшины.
Старшина падает, а новый удар Скелетона (полукруговой) приходится ему в челюсть.
Старшина сидит на траве, очухавшись.
– Крепко…
Скелетон склоняется над ним:
– Милый, давай знакомиться. Виктория Павловна.
Старшина смущенно протягивает руку, над ним склоняются Леха и Ксения.
Ксения набрасывается на бабушку:
– За что ты дворника ударила, баба, за что? Крысятка, я перезвоню. Этот Симон тоже чмо.
Лиза протягивает Старшине фотографию.
– Возьми за двести, сама брала за триста…
Старшина автоматически отсчитывает триста рублей. Лиза прячет и деньги, и фото в свой элегантный ридикюль.
25. У вас дома был пес Шарик?
К сведению дотошного читателя: в палате Риты позапрошлой ночью до утра писали очередную предсмертную записку Козыреву и хотели ему читать в полдень, но Козырев был так ужасно пьян, что попытки оставили.
И только через день это получилось.
Козырев, конечно же, был пьян и не стоял на ногах, но не настолько, чтобы не понимать на каком он свете.
Впрочем переводчица (как всегда раздраженно) еще раз на всякий случай уточняет, потрясая тетрадью:
– Вы хоть понимаете на каком Вы свете? Вы когда-нибудь в состоянии выслушать не чужую Вам женщину?
– Да! – восклицает Лиза.
Переводчица наливает в стакан воды и Рита пьет – жадно, насколько это можно понять, когда перед тобой спящее существо.
– Почему она все время пьет? – спрашивает Козырев.
– Вот именно! – спрашивает Лиза.
– Потому что она все время ест селедку и требует жареных семечек.
– Это булимия? Почему она все время ест селедку? Впрочем, какая теперь разница…
– Потому что всю жизнь ее хотела есть – и отказывала себе в этом.
– А теперь пришла пора… Впрочем, какая разница.
Лиза, воровато оглядываясь, крадет горсть лущеных семечек из тарелки.
Переводчица раздраженно ставит стакан, в голосе ее сарказм:
– Да пришла пора! Все равно ж вешаться!
Она протягивает толстую тетрадь:
– Читайте, всю ночь писали… И весь день правили…
Козырев листает тетрадь:
– Вы знаете как тяжело жить с писательницей, которая пишет без черновиков?
Переводчица кормит Риту семечками с ложечки.
– Теперь знаю.
– У меня фобия, я в последние несколько лет ничего не могу ни слышать, ни читать… Ни книг, ни сценариев, ни записок. Писать тоже не могу.
Лиза привычно набрасывает веревку на шею Риты.
– Хорошо устроились, – говорит переводчица. – А нам, простым смертным, куда деваться?
– Куда? – спрашивает Лиза.
– Что, все Ваши жены и любовницы – писательницы?
– Да. Что в этой записке, Вы не можете изложить в двух словах?
Переводчица припоминает:
– Она ушла в листву… Волосы ее растворились в листве… Жалобно кто-то мычал… или скулил, потому что она ушла непонятая…
– Скулил?
– Возможно пес Шарик. У вас был дома пес Шарик?
Она вчитывается в страницы:
– Нет, это были красивые и грустные собаки всей Земли – черные благородные доги… И лебеди всей Земли на всех озерах Земли… У вас были дома доги или лебеди?
– Лебеди тоже скулили? Теперь Вы понимаете как тяжело жить с писательницей?
– Лебеди каркали, кажется… Это семейство врановых?
– Нет, лебеди крякали. Это класс утиноподобных, насколько я знаю. Переведите ей: мне было жалко всех скулящих собак, печалившихся о ее уходе в листья.
Переводчица переводит, потом синхронно излагает ответ, заражаясь исходящей от пациентки истеричностью:
– Но поздно! Все уже было поздно. И ты понял, что обо мне надо было думать раньше.
– Так мы пойдем вешаться, дорогая?
Переводчица молчит, долго вслушиваясь в аргументы Риты и наконец выдает такой ответ:
– Риточка говорит: я не могу пока пойти, мне не нравятся интонации.
– Здесь можно курить? – спрашивает Козырев.
– Правильно! – Переводчица возмущена. – Рита себя не на помойке нашла, чтобы вешаться в такой невыносимой атмосфере.
Лиза снимает веревку и прячет в ридикюле – до лучших времен.
26. Граждане с ограниченным ростом
Между тем… Гм…Как бы это выразиться… В общем, мужское население интернета положительно отреагировало на объявление: «Ненасытна. Круглосуточно». Ну, я не буду уточнять в чем собственно заключается обаяние подобных предложений. Тем более, что из контекста как-то всем мужчинам видимо стало ясно, что это к тому же БЕСПЛАТНЫЙ случай, а читать это слово в наше время научились все, даже Лиза.
У своих машин – два карлика. Георгий разговаривает по телефону, Степан (руки за спину) надменно расхаживает рядом, прислушиваясь к разговору брата. Иногда припадает к трубке и слышит бодрый голос Скелетона на том конце.
Вот на лацкан его пиджака упала гусеница. Степан щелчком сбрасывает ее.
Георгий говорит:
– Итак, к делу. Книгу такую знаете «Маленький гигант большого секса»?
– Ой, Вы лилипут, что ли? – удивлена Скелетон.
– Не лилипут, а гражданин с ограниченным ростом!
– Карлик, значит!
– Не карлик, а человек с ограниченным ростом…
Рядом останавливается какая-то бабулька, с любопытством прислушивается.
Степан раздраженно предупреждает:
– Бабушка, не задерживайтесь. Чего Вы хотите тут услышать?
– Да я просто… Мимо шла. А вы неласковый, я смотрю…
– Книгу читали «Маленький гигант большого секса»?
Он наступает на громаду бабули, расправляя грудь:
– Большого!
Он рывком выбрасывает руку по локоть:
– Очень большого!
Он рычит как зверь-мачо:
– Секса!
Бабушка поспешно удаляется, испуганно оглядываясь. Степан с достоинством сплевывает.
– Но нас двое, – говорит Георгий. – Мы по одному не ходим.
Скелетон благосклонна:
– Вполне возможно, что она выдержит двоих. А почему нет? Я в молодости и троих могла переговорить.
– 2 на 24 сантиметра, считай, 48. Это очень много. Никто не жаловался. И еще – мы приходим с цветами.
– Она любит цветы, это чудесно.
– Мы ж не в коровник идем к коровам, а к даме. Правильно? И романтика есть, и все остальное…
Мужчины, высокомерно вскинув головы, расхаживают, злобно бормоча.
– Я же говорю – все они сучки! – говорит Степан.
– Какая к черту любовь?! – бормочет Георгий.
– Только секс и деньги!
И каждый садится в свою машину, с достоинством сплюнув.
27. Куда можно идти двести лет?
«Женщины женщинами, а работать когда?» – иногда говорит Козырев. Работать он любит дома за столом с закусками, как, например, сегодня.
