— Конечно.
— Но, Иваныч, пока удалось протащить тебя только на И. О. — остальное зависит уже от тебя. Так что все в твоих руках.
— Понятно.
Альберт Борисович вынул из сейфа старенькую электробритву «Агидель» и нежно ее погладил:
— Когда в сельхозотделе работал, приучился все свои вещи в сейф прятать, а то, как из комнаты выйдешь, так обязательно какой-нибудь колхозник чего-нибудь свистнет.
Альберт Борисович закрыл портфель на застежку и хлопнул ладонью по пачке белой бумаги для принтеров:
— Принимай дела, Иваныч! Надеюсь, ты не возражаешь, если Григорий в последний раз довезет меня до дома?
Сергей Иваныч растерялся от такого вопроса, и пока путался в собственном бормотании, Альберт Борисович надел шляпу, махнул рукой и удалился с хмурым Григорием.
Сергей Иваныч достал из коробки лакированные туфли, присел на маленький стульчик, поправил новый нейлоновый носок и с помощью длинной ложки втиснул свою широкую ступню в узкое кожаное пространство.
Екатерина стряхнула с плеч Сергей Иваныча возможную перхоть, вырвала из рук взятую по привычки кепку и протянула купленную накануне шляпу. Сергей Иваныч сдвинул немного маловатую шляпу на затылок, затолкал непослушный пояс нового плаща в непривычно глубокий карман и открыл дверь:
— Сегодня приду поздно.
— А как же…
— Дел по горло!
На работе Сергей Иваныч провел совещание, в начале длинных водянистых докладов которого снял под столом натершие ноги туфли, а в конце чуть не забыл надеть их снова. Потом Сергей Иваныч съездил в управление, сделал длинный водянистый доклад о состоянии и перспективах на тамошнем совещании, после чего плотно пообедал в управленской столовой вместе с другими начальниками и их замами.
После обеда Сергей Иваныч приехал на работу, вызвал Семенова и строго ему сказал:
— Семенов, приказ о твоем назначении я подписал, теперь сам понимаешь, вся ответственность за работу нашего отдела на тебе.
— Понимаю, Сергей Иваныч.
— И давай с делом Фигурнова оперативнее разбирайся.
После Семенова зашел хмурый шофер Григорий и сказал, что сегодня домой Сергея Иваныча не повезет, потому что ему надо тормоза прокачивать. Потом забежал зам по хозчасти, долго что-то объяснял и заставил подписать целый ворох бумаг. Потом звонили из управления. Потом была вечерняя оперативка. Потом в конце дня, когда стало смеркаться, в кабинет неслышно зашла Валентина Павловна:
— Все уже ушли, а вы все работаете, Сергей Иваныч.
— Все? — встрепенулся Сергей Иваныч, — а вы что же?
— Мне нельзя уходить раньше начальника. Хотите кофе с ликером?
Сергей Иваныч отрицательно замотал головой и сказал:
— Хочу.
Валентина Павловна ловкими пальчиками застегивала рубашку Сергей Иванычу:
— Ничего, Сергей Иваныч, не расстраивайтесь. Вы сегодня устали, перенервничали, как— нибудь в другой раз, если захотите. Кстати, Альберт Борисович обещал перевести меня на четырнадцатый разряд, вы не в курсе?
Сергей Иваныч тяжело вздохнул:
— Я приложу все усилия.
Валентина Павловна быстро завязала Сергею Ивановичу галстук и громко чмокнула в левую щеку.
Альберт Борисович положил в сейф электробритву «Агидель» и достал из портфеля теплую чекушку водки.
— Эх, Иваныч, подсидели меня. Давай за возвращение, что ли!
— За возвращение, Альберт Борисович…
— Но, Иваныч, расслабляться нельзя. Что там у тебя с делом Фигурнова, разобрался? Давай не тяни.
— Разберемся.
— Ну ладно, Иваныч, иди — у меня еще работы полно. Валентина Павловна! Надо составить план работы, поэтому сегодня придется задержаться.
Беляшев двинул ферзя на левый фланг:
— Шах. Иваныч, ты не расстраивайся. Твое призвание — преступников ловить и изобличать, а бумажки перебирать — это не твое.
Сергей Иваныч взял слоном пешку.
— Через два хода мат.
Беляшев отставил в сторону стакан с пивом.
— Погоди, не может быть. Нет, не может быть. Где же я зевнул. Но тут палка тоже о двух концах — если вовремя наверх не поднялся, то потом уже никогда не поднимешься.
Сергей Иваныч взял телефонную трубку и услышал голос Семенова:
— Иваныч, в твоем районе расчленение — ты разбирайся без меня, я потом подъеду. И не тяни с делом Фигурнова.
— Хорошо, Владислав Владеленович.
Служба спасения и скорая помощь уже уехали, только пожарная команда немного замешкалась, оформляя протокол ложного вызова.
Усатый сержант ввел в комнату крупную высокую девочку лет четырнадцати и крупного высокого подростка того же возраста. Сергей Иваныч предложил девочке сесть, а подростка спросил:
— Зачем же вы, молодой человек, пугаете свою, так сказать, возлюбленную?
— Так надо.
— Я в кино с ним не пошла.
— Вы, молодой человек, оторвали от дела два десятка очень занятых людей.
— Ну и че?
— Намылить бы тебе шею.
— Прав не имеете.
— Но штраф все равно придется заплатить, молодой человек.
— Гы! А у меня денег нет!
— Да это понятно. За тебя заплатят твои родители.
Подросток вдруг загримасничал, превратив свое мясистое лицо в сморщенный кулачок, и неожиданно громко басовито заревел:
— Я больше не буду! Не говорите папе — он меня выпорет!
Сергей Иваныч присел на кивком предложенный стул и подумал, что зря пришел в понедельник. Редактор отдела прозы тяжело выдохнул воскресный перегар себе за правое плечо и хрипло спросил:
— Что у вас? Рассказ про работу мент… милиционеров?
— Вы знаете, не совсем, тут как бы это…
— Хорошо, через месяц позвоните.
Сергей Иваныч заерзал и неожиданно для себя вдруг выпалил:
— Извините, может быть… Скоро обед… Рассказ пять страничек… Времени нет… Работа… Вы мне сразу, а?.. В «Огоньке»? Случайно вот «Белый аист».
Редактор отдела прозы восемь с половиной секунд объективно оценивал собственное состояние и, поняв, что сил сопротивляться предложению Сергей Иваныча нет никаких, сказал:
— Вы знаете, пить я, конечно, с вами не буду, но из уважения к вашей занятости прочту в обеденный перерыв ваш рассказ. Ну и чтобы, так сказать, совместить чтение с трапезой, лучше всего это сделать действительно в «Огоньке».
Сергей Иваныч разлил остатки коньяка, я накрыл образовавшуюся около моего стакана маленькую лужицу его рукописью:
— Ну так вроде бы… Может втиснем куда— нибудь после подписки… Да! А вот концовки нет. Давайте так, вы дописываете концовку, в крайнем случае, доверяете это мне, и после этого я готовлю рукопись к набору.
Сергей Иваныч махнул рукой и легонько стукнул своим граненым стаканом о мой граненый стакан:
— Если вам не трудно, вы бы сами как— нибудь, а? Я уже два месяца его переписываю.
Я устало кивнул и медленно выпил.
Сергей Иваныч тоже выпил и тут же полез во внутренний карман за удостоверением, заметив приближающегося к нам милиционера, который до этого толковал с буфетчицей, и она указала на нас своим коротким толстеньким пальчиком.
Канцелярский клей Августа Мебиуса
Будильник — самое дрянное изобретение человечества.
Нестоптанных тапочек не бывает — шлеп, шлеп.
Горячую воду отключили — козлы!
Джинсы, майка, свитер, новые носки из целлофановой упаковки пахнут керосином и далеким Китаем.
Я расчертил яичницу на квадратики и съел, выпил стакан спитого чая и бросил на коренные зубы ириску.
Я взял аккуратный кожаный чемоданчик песочного цвета, вышел из квартиры и пошел на остановку общественного транспорта, откуда ленивый автобус, очень не спеша, довез меня до вокзала.
На вокзале я купил билет до станции «Пионерская» и нырнул в подземный переход к платформе номер четыре. В переходе я стремительно пробежал сквозь запах хлорки и мочи и почти выскочил наружу, но споткнулся о человека в оранжевом жилете и чуть не упал.
— Ты кто?
Человек перевел задумчивый взгляд с размякшего фильтра сигареты «Космос» на меня и неожиданно внятно сказал:
— Сцепщик вагонов пятого разряда Шеленберг Ильгиз Иванович.
— Быть этого не может.
Ильгиз Иванович медленно поднял голову так, чтобы его правая щека полностью освободилась от фиолетовой лужи, и этой же щекой презрительно мне усмехнулся.
— Что же вы тут делаете, Шеленберг Ильгиз Иванович?
— Свистки слушаю.
— Какие свистки?
— Паровозные.
Я надоел Ильгизу Ивановичу, и он опять нежно опустил свою правую щеку в фиолетовую лужу, а я поднялся к электричке с еще свободными местами у окошек.
* * *
— Далеко ли путь держите?
Шуршащий плащ и мятая слегка, набекрень шляпа.
— Это вы мне?
— Вам, а может быть, и не вам, может быть, вообще.
