Мона очень любила отца, но не могла с ним согласиться. Ее удивляло, что поражение воскресило в его сердце горячие патриотические чувства. А вот она умеет подчинять чувства требованиям здравого смысла. Точно так же поступают Алият, Сания да и ее брат Али. А она чем хуже?
И Мона сказала брату:
— Наша жизнь здесь лишена цели.
— А мне кажется, что я и вовсе не живу! — воскликнул Али.
— Вот почему нам надо уехать отсюда.
— Мы и уедем при первой возможности!
Мона чувствовала себя беззаботной туристкой, и разрыв с Салемом Али вдруг отодвинулся в прошлое.
Все подруги и знакомые Моны скоро узнали о ее намерении. Мона предавалась сладким мечтам о чистой любви и достойной жизни, огражденной от бед и несчастий.
Мона возвращалась из библиотеки домой и на площади Талаат-Харб вдруг увидела перед собой Салема Али. Конечно, они встретились не случайно. Впрочем, он и не собирался этого скрывать.
Салем протянул ей руку.
— Мне сказали, что ты собираешься уехать с братом в Америку. Я счел своим долгом попрощаться с тобой.
— Спасибо, — Мона холодно пожала его руку.
Но он, не обращая внимания на ее возмущенный вид, продолжал идти рядом с ней. Мона рассердилась.
— Я уже поблагодарила тебя за внимание!
— А я все равно не уйду, — невозмутимо возразил Салем.
— Это почему же? — с напускным равнодушием спросила Мона, — Теперь я твердо знаю, что люблю тебя. Это чувство на всю жизнь!
Мону захлестнула волна жгучей радости. Она даже глаза закрыла, но тут же постаралась справиться с собой.
— Все уже решено.
— Прошу тебя, пойдем в «Чайный домик».
По дороге Мона поняла, что все ее планы и намерения рассыпались в прах. А Салем торжествующе говорил:
— Любовь важнее всего на свете! Остальное — пустяки, не стоящие внимания. — Он вопросительно взглянул на свою спутницу: — Ты правда уезжаешь?
— Я уже сказала — да!
— А если бы я поехал с тобой?
— А что тебе мешает?
— Профессия! — засмеялся Салем. — Никуда не денешься — придется оставаться в психиатрической клинике.
Марзук Анвар и Алият Абду были зачислены на государственную службу одним приказом. Ее направили в министерство социального обеспечения, его назначили инспектором просвещения в Бени-Сувейф. Назначения были очень хорошие, но радость молодых людей была омрачена — ведь она остается в Каире, а он уезжает в Бени-Сувейф. А как же свадьба?
На вокзал Марзука провожали отец и Алият. Они сидели в буфете, ожидая поезда на Асуан. Отцу Марзука было шестьдесят лет, но на вид ему можно было дать и все семьдесят. Он был из тех людей, которые смотрят на жизнь просто, принимают ее такой, как она есть, и ни на что не ропщут. Сын давно уже был для него отрезанным ломтем, и, даже останься он в Каире вместо того чтобы уехать в Асуан, это ничего не изменило бы. Старик не отходил от сына. Он начал рассказывать о том, как жил в тридцатые годы, когда мировой экономический кризис захватил и Египет. Каждый день терпели банкротство все новые компании и фирмы, закрывались магазины и лавки…
Алият нагнулась к жениху и тихо спросила:
— Скажи, это твой знакомый? Вон тот, прямо перед нами?
Марзук поднял голову и увидел мужчину с трубкой в зубах, который пристально на него смотрел. Марзуку стало неловко, и он быстро ответил:
— Нет, я его не знаю и знать не хочу!
Он сказал правду, но в то же время ему почудилось, что он уже видел это почти квадратное лицо, блестящие внимательные глаза, лохматые брови, большую лысую голову. Но где и когда?
Алият снова зашептала:
— Он все это время не спускал с тебя глаз.
Увидев, что молодые люди смотрят на него, незнакомец встал и направился к их столику. Он поклонился и представился:
— Мухаммед Рашван. Кинорежиссер.
— Марзук Анвар. Служащий. Очень приятно! — Жених Алият встал и тоже поклонился.
Продолжая внимательно разглядывать Марзука, кинорежиссер спросил:
— Вам не приходилось выступать на сцене или сниматься в кино?
— Нет, — с недоумением ответил Марзук.
— А не хотите ли попробовать свои силы на этом поприще?
— Мне ничего подобного и в голову не приходило! — засмеялся Марзук.
— Могу предложить вам главную роль, — сказал режиссер.
— Как главную? — еще больше удивился Марзук.
— Я давно уже ищу подходящий типаж. И вот, увидев вас, сразу понял: это то, что мне надо. Ну, как?
— Надо подумать!
— Он едет на место своего назначения, — вмешался отец.
— У меня найдутся для него и другие роли. Я убежден, что его ждет успех, — не отступал Мухаммед Рашван.
— Но ведь он никогда в жизни не играл! — возразила Алият.
— Тем лучше! Я отшлифую его, и он заблестит, как бриллиант чистейшей воды.
У Марзука голова пошла кругом от такого соблазнительного предложения. Кто бы мог подумать? Он колебался недолго.
— Я согласен!
— Все-таки подумай, сынок! — посоветовал отец.
— О чем думать! Я согласен! Когда еще выпадет такой случай?
Мухаммед Рашван протянул Марзуку свою визитную карточку.
— Придешь завтра в десять утра по этому адресу. У тебя есть телефон?
Марзук отрицательно покачал головой.
— Твоя роль — новое слово в нашем кино, — продолжал режиссер. — В центре фильма юноша с университетским образованием, призванный в армию. Он приезжает с фронта в Каир на несколько дней и становится участником удивительных событий. В него влюбляется иностранка. Она уговаривает его уехать с ней…
— И он соглашается? — спросил Марзук.
— Вот фильм и должен ответить на этот вопрос. Только бы положение оставалось таким, какое сейчас.
— Какое положение?
— На фронте.
— А вы думаете, оно может измениться? — спросил отец Марзука.
— Так, во всяком случае, считает продюсер. Не то…
— Что же?
— Если мы потерпим еще одно поражение или даже одержим победу, фильму и его продюсеру не стоит ждать ничего хорошего! — засмеялся Мухаммед Рашван.
Марзук знакомится с женщиной неизвестной национальности. Она его давно выслеживала, но он об этом не знает. И заговаривает она с ним с притворным равнодушием, задает какой-то ничего не значащий вопрос. Он отвечает ей вежливо, вовсе не придавая значения этой случайной встрече. Однако его поражает красота иностранки. Он чувствует, что влюбляется. На нем военная форма, в глазах — решимость и бесстрашие.
Среди зрителей, присутствовавших на съемке, были Алият Абду, Сания Анвар, Мона Захран, Ибрагим Абду и Салем Али. Они смотрели, затаив дыхание, боясь помешать, боясь нарушить достоверность иллюзии. Но вот Мухаммед Рашван объявил перерыв, и все ожили.
— Нет, он настоящий артист! — восхищенно воскликнула Мона.
— Просто не верится! — добавил Ибрагим Абду.
Алият безуспешно пыталась взять себя в руки, унять радостное волнение. Марзук подошел, поздоровался со всеми и обнял Ибрагима. Оба были в военной форме. Они осмотрели друг друга и весело рассмеялись.
— Ведь он тебя играет! — сказала Алият Ибрагиму.
Ибрагим еще раз оглядел приятеля и воскликнул:
— Какой элегантный! Офицер, да и только!
— Это потому, что он играет влюбленного, а не бойца, — пошутила Сания.
— Автор сценария пошлет тебя на фронт? — поинтересовался Ибрагим.
— А как же! Мой герой будет творить чудеса храбрости!
Ибрагим засмеялся, но промолчал. Подошел Мухаммед Рашван. И начал пожимать всем руки. С Алият и Санией режиссер был уже знаком. Они представили ему Мону Захран и ее жениха Салема Али. Режиссер вглядывался в лица молодых людей с дотошностью ювелира, оценивающего драгоценный камень. Потом повернулся к Ибрагиму и спросил:
— Ты не мог бы помочь нам получить некоторые сведения…
— Секретные, конечно? — улыбнулся Ибрагим.
— Да что ты! Речь идет о съемках…
— А что там снимать?
— Мы хотим прославить ваш героизм! — обиделся режиссер и, обернувшись к Моне, спросил: — Они ведь этого заслужили, не правда ли?
Она кивнула, а Рашван принялся убеждать Ибрагима:
— Мы ведь все солдаты! Только сражаемся на разных фронтах!
— Ну, сражаемся-то мы, а вы только играете!
Возражение Ибрагима вызвало всеобщий смех. Но тут перерыв кончился и Марзук с Рашваном вернулись на съемочную площадку. Мона сказала негромко:
— Что-то в этом режиссере не внушает мне доверия.
— Во всяком случае, он пользуется известностью, — заметила Алият.
— В отличие от вас я предпочитаю кинокомедии, — объявила Мона.
— Почему, дорогая? — удивился Салем Али.
— Они по крайней мере ни на что не претендуют.
— Что верно, то верно, — засмеялся Ибрагим. А Сании он шепнул: — Вчера дважды чуть не простился с жизнью.
