— Эй, Угорь, — позвал маленький хлюпенький озерной водяной.
— А-а, привет, — обрадовался Угорь. — Нашел родную душу. Слушай, я тебе расскажу такое… Может, подскажешь… Посылает меня Хмырь значит…
— Да я знаю все, — отмахнулся водяной, — все уже эжто знают. Хмырь просил тебе передать, что к Подземелью от моего озера течет подводный ручей. Проберешься?
— Где? Покажи скорей!
Обмякший Кирпич одиноко сидел в углу Подземелья по грудь в холодной воде, когда кто-то вдруг дернул его за ногу.
— Кто здесь? — гаркнул он — Тут что, еще твари морские водятся? — жандарм закричал испуганным басом.
Из воды поднялась черноволосая голова Угря.
— Привет, — сказал он. — Я к вам в гости. Я хочу вам помочь выбраться отсюда. — узники столпились вокруг загадочно появившегося посетителя. — Сейчас нас здесь много, — произнес Угорь, — И все мы хотим выйти отсюда. Когда принесут еду, надо не дать холуям закрыть дверь. Не все же они стоят у выхода. Кирпич, возьмешься за это?
— Я думал, что больше не увижу тебя.
— Ну-ну, — сказал Угорь. — Не надо это… Не переживай. Давай дело делать. Садись у двери и жди.
Известие о том, что Хозяин куда-то пропал, привело холуев в состояние паники. Они весь день бегали по усадьбе, ища его, когда вдруг появился Подонок со своими людьми. Обескураженные холуи, не зная, кого же теперь защищать, сразу сдались в плен.
Подонок выбрал из холуев наименее ему противного на вид и велел отвести мерзавчиков к Подземелью.
У двери в Подземелье лежал Колоколец.
— Впусти меня туда, — попросил он, увидев вышедшего первым холуя. Но за холуем появился Подонок, мерзавчики… Дурак, переливчато звеня, запрыгал от радости, но лицо его при этом оставалось грустным.
Вечером в Поместье состоялся Праздник Освобождения. Длинная цепь людей беспрерывно тянулась к Центральной площади, где горел большой костер и Хромой Бродяга пел песни.
Нет Брамоса.
Но он здесь.
Нет Ужаса.
И больше не будет.
Свет входит в сердца.
Жандарм стал человеком.
Подонок стал человеком.
Холуй стал человеком.
Нет Брамоса.
Но он здесь.
Какая радость — свобода!
Построим ее в себе.
Убьем в себе Хозяина.
И вырастим мир и надежду.
О Деус, о Деус Брамос,
Тебя не понять нам.
Но спасибо тебе…
К Хромому Бродяге подошел Мальчик.
— Однажды ты оскорбил меня, — сказал он. — Ты помнишь? Нет? А я мечтал отомстить тебе. И молил об этом Брамоса. Прости меня.
Праздник разгорался. Здесь присутствовали все: и парни Крысиной Норы, и мерзавчики, и холуи, и жители Поместья.
— Ну вот и все, — сидя на почетном месте, подумал Угорь. Он подошел к Кирпичу и тихонько предложил:
— Когда захочешь меня увидеть, приходи на берег моря и — просто крикни меня. Хорошо?
Он отступил в тень, спрятался в канаву, и, превратившись в Угря, ускользнул.
А Колоколец в это время возвращался к сосне, в корягах которой он жил. Вдруг что-то засветилось перед ним. Деус Брамос? Неизвестно. Только стоило с той поры дураку загрустить, как сверху, от звезд, на него проливался тот самый блаженный свет.
— Друг мой, — слышал Колоколец. — Спасибо тебе…
На поляну, где жил старик Дуб, крадучись, пробрался Крыса.
— Лесной дух, — упал он на колени. — Я каюсь пред тобой. Помоги мне, ради Брамоса, прости, что вторгаюсь в твое безмолвие. Черная моя душа прогнала меня от людей. Я слишком плохой человек. Мне не место там. Разрываюсь я. Нельзя мне там жить. Но как же жить, если не там? Я не в силах уйти и не в силах переделать себя. О, черная, завистливая, плотоядная, скупая моя душонка! Что же мне делать с ней?
— Твоя душа не черна, — произнес старик Дуб.
Здесь рукопись оборвалась. На каждом листе ее стоял штамп полицейского управления г. Теласко, в канцелярии которой она осталась, прикрепленная к закрытому, непонятному делу о смерти Франца Клевера. Вернется ли он снова к нам через 300 лет? Найдет ли свою рукопись? Начнет ли писать ее заново? Или, может быть, мир настанет, все-таки, уже через 300 лет? Почему он умер? Кто знает?..
1986 г., Рига
По мотивам латышской народной песни.
