Наталья Горбаневская. Чья это была эпоха? — “OpenSpace”, 2008, 5 августа <http://www.openspace.ru>.
“Мы помним добросовестную попытку Солженицына опровергнуть поэзию Иосифа Бродского как целое (как ценность) — попытку, которая, на мой взгляд, не удалась и не могла удаться. Но в русской литературе последние десятилетия ХХ века остаются и останутся эпохой Солженицына и Бродского”.
Олег Губенко. Из записок ермоловца. Рассказы. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2008, № 8.
“Услышав сквозь сон, как что-то слегка стукнуло в калитку, я что есть сил оттолкнул жену, сбросив ее на пол, перелетел через нее, метнулся, не поднимая головы
выше подоконника, к окну, встал рядом с ним, вжимаясь спиной в стену, и лишь
после этого, особо не высовываясь, глянул на улицу. Через мгновение я выдохнул:
у калитки брякнула цепью собака. Напряжение, которое овладело мной мгновение
назад, ушло. Присев на край кровати, подумал: „Вот дурак, я же не на войне, я вернулся”...”
Олег Губенко в 1996 году служил на территории Чечни в составе казачьего подразделения — 694-го отдельного мотострелкового батальона имени генерала Ермолова.
Автор книги “Терское казачье войско XV — XXI вв.” (2007).
Владимир Гусаров. Фрагменты из воспоминаний о встречах с А. И. Солженицыным. Публикация Владимира Гершовича и Юлия Кима. — “Иерусалимский журнал”, 2008, № 27 <http://magazines.russ.ru/ier>.
“У пианино привычно взял несколько аккордов и тоже отошел. Я предложил ему партию в шахматы.
— Я играл в них только в тюрьме, и то, когда не было интересных людей”.
Интересное редакционное предуведомление: “<...> В архиве нашего товарища, летописца правозащитного движения в Советском Союзе Владимира Гершовича сохранился черновик воспоминаний Владимира Николаевича Гусарова о его встречах с А. И. Приводим фрагменты этого черновика, датируемого публикаторами второй половиной 80-х. В известной книге Гусарова „Мой папа убил Михоэлса” об упомянутых встречах рассказано несколько по-иному. Однако различия в описании происходивших событий имеют, на наш взгляд, гораздо большее отношение к механизмам памяти, природе
художественного творчества и искусству редактирования, чем к биографии писателя
А. И. Солженицына, значение которого для российской культуры не нуждается в комментариях”.
Григорий Дашевский. Непреклонная жертвенность. — “Коммерсантъ/ Weekend ”, 2008, № 33, 29 августа <http://www.kommersant.ru/weekend.aspx>.
“Если выражение „книга года” вообще имеет смысл, то нигде оно не будет уместнее, чем по отношению к тому Пауля Целана „Стихотворения. Проза. Письма”, подготовленному Татьяной Баскаковой и Марком Белорусцем. <...> Его стихи составляют важнейшую часть священного канона в той европейской религии, какой до последнего времени была память о холокосте”.
“<...> Целан (как с полной ясностью показывает прозаическая часть новой книги вместе с комментариями), несмотря на весь свой литературный успех, в послевоенной Европе ощущал себя по-прежнему гонимым, по-прежнему жертвой — и его стихи написаны в этой ситуации, в ответ на нее. По-русски эта — непреклонная — сторона его стихов сглаживается, их единичность обобщается, они приобретают ту эстетичность, ту художественность, которую Целан противопоставлял человечности, они превращаются в общепризнанный культурный факт — в разговор среди доброжелательных единомышленников под благостным светом библиотечной лампы, где заведомо все со всем согласны. Это происходит не только потому, что Целан давно превратился из затравленного параноика в фигуру литературного пантеона, но прежде всего потому, что мы автоматически переносим стихи из того катастрофического мира истории и политики, в котором писал Целан, в тот обволакивающий мир культуры, в который русский читатель привык помещать поэзию, тем более поэзию переводную, и в котором он привык прятаться от катастроф”.
Борис Дубин. Институты, сети, ритуалы. Решающим фактором сегодняшней социально-политической жизни в России является адаптация. — “ Pro et Contra ”,
т. 12, 2008, № 2-3, март-июнь <http://www.carnegie.ru/ru/pubs/procontra>.
“<...> персонализированные связи родства, близости, дружбы, даже профессиональной солидарности, которые конечно же существовали в позднесоветском обществе и сохраняются в социуме постсоветском, по сей день отягощены фундаментальным обстоятельством, которое также чрезвычайно важно для понимания характера нынешнего социально-политического порядка и о котором все в данном социуме знают и помнят. Оно состоит в том, что любая сложившаяся социальная форма
может быть использована властью как возможность заложничества — для вменения каждому вины за всех, а всем за каждого”.
Григорий Егоркин. Жалко сожженную заживо Жанну. Трехуровневая аркада для начинающих. — “Урал”, Екатеринбург, 2008, № 8 <http://magazines.russ.ru/ural>.
Жестокая пьеса о старшеклассницах.
Нея Зоркая. Литературный быт. Страницы архива. — “Искусство кино”, 2008, № 3, 4 <http://www.kinoart.ru/magazine>.
“Нея Марковна Зоркая, автор десятка книг, входящих в титульный лист репрезентативных трудов по истории русского и советского кино, оставила большой и разнообразный архив. В этом собрании, помимо киноведческих и кинокритических материалов, помимо раритетного эпистолярия, дневниковых записей и книги „Смерть Блока”, отыскался корпус написанных „в стол” блестящих литературных эссе, чья культурологическая актуальность не только не поблекла с годами, но умножилась. Мы отобрали для первой публикации несколько материалов, объединенных темой „литературный быт” (формулировка Б. Эйхенбаума)...”
Например, 70-е годы: “— Как было? Обыкновенно! — ответил Лев Ошанин и развел руками, доверительно и многозначительно глядя на своих собеседников.
Как знаком мне этот наш специфический интеллигентский жест, этот понимающе-подмигивающий („мы-то с тобой насквозь все видим!”), интеллигентский наш взгляд с ужимкой! В нем многое слито. А главное — „амбивалентно” дается понять следующее:
— мы причастны к этому неприятному „официозу”, мы там уважаемы, — это с одной стороны, но с другой:
— мы с вами, левые прогрессивные интеллигенты, мы же „из нашего профсоюза”, мы презираем тех, „их”, смеемся над ними. Таким жестом и понимающе-подмаргивающим взглядом отвечаем мы друг другу, „своим”, причастным к творческой элите, на вопрос, скажем, о том, что было сегодня на съезде, пленуме, на собрании интеллигенции г. Москвы. „Что было? — сами понимаете, обычно...” Но, изображая лицом крайнюю скуку и презрительное равнодушие, мы умалчиваем о том, что приглашение на скучный „официозный” съезд было нам отнюдь не безразлично, и, более того, мы волновались, пришлют или не пришлют, а то и вовсе — скандалили в своей секции, обижались,
жаловались начальству...
Лев Ошанин, надо отдать ему справедливость, демократично применил этот пассаж, употребимый в разговоре „своих”, общаясь с простыми любителями поэзии, тем самым „до себя их возвышая”, как говаривал некогда А. А. Блок”.
См. также: Нея Зоркая, “Шесть високосных месяцев” (публикация, предисловие
и комментарии Марии Зоркой) — “Новый мир”, 2008, № 8.
Борис Кагарлицкий и Артем Магун. Уроки перестройки и формирование классовых блоков. — “Что делать?”. Газета новой творческой платформы. 2008, № 19 <http://www.chtodelat.org>.
Среди прочего Борис Кагарлицкий говорит: “Власть готова печатать нашу критику в адрес либералов? Прекрасно. Либеральная пресса готова опубликовать нашу критику (с наших, левых позиций) в адрес власти? Великолепно. Именно благодаря этой трещине левые идеи и авторы сейчас как минимум более известны широкой публике, чем 10 лет назад. В 1990-е годы, когда раскола между правящими консерваторами и либеральной элитой не было, не было и ни малейшего шанса пробиться в СМИ. У либералов был тотальный контроль. Как говорится, муха не пролетит. Сейчас гораздо легче”.
Яков Кротов. Солженицын как религиозный тип. — “Грани.Ру”, 2008, 15 августа <http://www.grani.ru>.
“Солженицын, в отличие от многих русских интеллектуалов своего времени, абсолютно не стремился утвердить себя в литературе как верующего христианина, не пытался освоить птичий язык нового русского богословия, восходящего к Дмитрию Мережковскому и Владимиру Лосскому. Он пишет о религии намного более отстраненно, чем Достоевский и Толстой, не пытаясь предъявить больше веры, чем у него есть, — а есть у него, судя по предъявленному, очень мало”.
