“Жаль, что о каких-то своих (1)заветных мыслях(2) Немзер лишь проговаривается…”
Эдуард Лукоянов. Борис Поплавский: поэзия на руинах. – “Альтернация”, 2010, № 5 <http://promegalit.ru>.
“Мой друг Сергей Луговик сказал однажды, что стихи Поплавского сделаны из мусора. У Луговика вообще все сделано из мусора, но здесь он не ошибся. Талант Поплавского заключается именно в его смелом оперировании с культурными полями, находящимися на периферии искусства, на грани дилетантства и дурновкусия. Это использование предельно упрощенной рифмы капитана Лебядкина ((1)лиц(2) – (1)ниц(2)), использование штампов позднего романтизма (бесчисленные ангелы и души), упрощенные эзотерические мотивы в лучших салонных традициях и порой совершенно откровенные издевательства над вкусами парижской публики”.
“Важно отметить, что такого рода эстетические установки диктовались предельной эклектичностью Бориса Поплавского: он в равной степени любил фантастические романы Герберта Уэллса и модернистские опыты Джойса, философию Спинозы и труды католических схоластиков, не стоит забывать и о том факте биографии поэта, как жизнь за границей до десятилетнего возраста и обратная эмиграция в семнадцать лет. Эклектизм всегда исходит из тонкого чувствования и рефлексии над культурой, будь то живопись, музыка, литература или религия. Поплавский, рефлексируя, не мог избавиться от подражательства. Характерно то, что он начинал как декадент, продолжил как футурист, по приезду во Францию сблизился с дадаистами, а позднее с сюрреалистами, и на протяжении всего недолгого творческого пути не смог избавиться от влияния Блока”.
“Борис Поплавский это человек, переживший апокалипсис, и теперь, тщательно собирая уцелевший на развалинах старого мира мусор, а пытается построить из него новый город”.
Здесь же – Александра Володина, “Творчество Б. Ю. Поплавского: критическое и литературное осмысление”.
Здесь же – Дмитрий Дзюмин, “Мистическая вспышка в (1)национальной ночи(2): онтология не-счастья Бориса Поплавского (от (1)Флагов(2) к (1)Снежному часу(2) и (1)Автоматическим стихам(2))”.
Между наукой и поэзией. “Взрослые люди”. Беседа с Ольгой Седаковой. Часть 1. Беседовала Любовь Борусяк. – “ПОЛИТ.РУ”, 2010, 24 марта <http://www.polit.ru>.
“ Л. Б.: <…> Ольга Александровна, а как вы попали в СМОГ?
О. С.: Я в него не попала, я просто знала людей, которые там были, но сама я не была участником СМОГа. У нас были собрания (1)юных гениев(2) – в то время, лет в пятнадцать, было принято так себя объявлять. Я была помладше этих юных гениев класса на два, на три, а в школьном возрасте это очень много значит. Если они, допустим, учатся в одиннадцатом классе, а я – в восьмом, то я для них еще ребенок. Поэтому всерьез я в этом не участвовала, но с основными смогистами знакома была. Все собрания тоже проходили на квартирах. Потом всех смогистов как-нибудь да наказали: кого в психушку, кого выслали… Но я была еще мала для того, чтобы в этом участвовать.
Л. Б.: То есть вы скорее были в кругу?
О. С.: Да.
Л. Б.: Но вы там читали свои стихи? Как поэта вас признавали?
О. С.: Да, но им-то уже было по восемнадцать, а это уже другое дело.
Л. Б.: То есть вы туда немножко опоздали?
О. С.: И слава богу. Я очень довольна тем, что опоздала, потому что я видела потом их судьбу. Это было такое богемное направление, которое не обещает человеку развития настоящего, не обещает работы. Я поняла, что меня нисколько не тянет быть в богеме; скорее я буду заниматься славянской палеографией, чем участвовать в этих ежедневных и еженедельных пьянках”.
Ср.: “СМОГ, видимо, первое — после 20-х годов — литературное сообщество, которое сорганизовалось, не спрашивая у властей на то разрешения. Даже не потому, что мы были такие смелые, а потому что бесшабашные и быстро освободившиеся от советской идеологии. <…> Я же ясно видел, что все это только завязь, только самое-самое начало пути, что настоящая поэзия (и соответствие ей по жизни) — вся еще впереди. И ежели хочешь состояться — надо быть к себе бережливей, что ли. Это, разумеется, не мешало мне вести богемную жизнь на всю катушку. Задним числом я, пожалуй что, и жалею, что, учась на искусствоведении в МГУ, не добрал того интеллектуального уровня, которого мог достичь, если бы меньше богемничал. Но что было, то было”, - говорит Юрий Кублановский в беседе с Виталием Амурским (“Сибирские огни”, Новосибирск, 2010, № 2 <http://magazines.russ.ru/sib> ).
Владимир Никитаев. Триумф Аватара. Часть вторая. – “Русский Журнал”, 2010, 9 марта < http://russ.ru >.
“Порядок жизненного мира, доставшийся модерну (1)по наследству(2), был основан на жестких категориальных оппозициях : цивилизация – природа, новация – традиция, свой – чужой, война – мир, высший – низший, свобода – рабство, мужское – женское и т. д. Важно, что жесткость тут не только категориально-логическая, но и институциональная и морфологическая, то есть имеет некое реальное устойчивое (телесное) воплощение. (1)Порядок вещей(2) следует (1)порядку слов(2), и наоборот. Либо – прогресс, либо – застой и регресс; либо – свой, либо – чужой; либо – мужчина, либо – женщина… Основополагающий выбор делался один раз, и в ряде случаев не самим индивидом, а как бы (1)за него(2) – пол, раса, национальность, вероисповедание, социальная принадлежность и т. д.”.
“Постмодернистский человек не хочет быть тем, кем он, как сказали бы в модернистском (и более раннем) мире, (1)является на самом деле(2), или, в случае подрастающего поколения, – тем, кем он должен быть (согласно обычаю, культуре и т. п.) или реально имеет возможность стать. То есть в подавляющем числе случаев – посредственностью, (1)маленьким человеком(2) в огромной массе таких же, как он, озабоченных добыванием средств для удовлетворения своих (1)потребностей(2) индивидов. Но при этом, в отличие от человека модерна, он не хочет и годами (десятилетиями) бороться, постоянно жертвовать собой, мучительно напрягаться или длительно терпеть для того, чтобы достичь желаемого. В частности, это для него придумана и им с энтузиазмом принята не только пластическая хирургия (вплоть до смены пола), но и виртуальная реальность , смысл которой, (1)по определению(2), в том, чтобы как можно больше размыть границу между реальностью и иллюзией”.
“Социальные (социокультурные) системы или институты (1)держатся(2) на достаточно жестких оппозициях; при тотальной контрдифферентности они (1)расползаются(2). В таких условиях, скажем, невозможно выстроить политическую систему . <…> Для реальной политической системы, как известно, необходимы партии, способные рефлектировать интересы достаточно многочисленных, социализированных групп населения, идеологически оформлять (и, тем самым, доопределять) эти интересы, выстраивать оппозицию идей и рекрутировать под это членов и сочувствующих. В свою очередь, это предполагает, что люди в массовом порядке готовы поддерживать размежевание свой / чужой по идейным основаниям . Все действительно политические (государственные) системы, которые сегодня существуют в мире, – все суть наследие модерна, несут на себе отпечаток идейного размежевания и борьбы, свойственной уходящей со сцены эпохе, то есть (1)паразитируют(2) на ней и постоянно подвергаются эрозии (1)новейших веяний(2)”.
Новый “Гамлет”. Беседа с поэтом и переводчиком Алексеем Цветковым. Беседу вел Александр Генис (Нью-Йорк). – “ SvobodaNews.ru ”, 2010, 1 марта <http://www.svobodanews.ru>.
Говорит Алексей Цветков: “Мой перевод, я думаю – первый перевод, который сделан с учетом текстологии Шекспира. Насколько я понимаю, Пастернак переводил из какого-то школьного издания, которое заходишь в магазин и берешь. Дело в том, что никакого (1)Гамлета(2) не существует, Шекспир не сел и не написал (1)Гамлета(2). Есть три разные версии (1)Гамлета(2), и есть различные своды, более или менее компетентные. Так вот в издании, которое выйдет с моим переводом, там указывается издание Фолджеровской библиотеки, которая является одним из крупных авторитетов. Вот я его выбрал как основу, с чего переводить. То есть я переводил проверенный специалистами текст, и я старался опять же в отличие от Пастернака точно, но и от ряда других переводчиков, я старался перевести с максимальной точностью, не вредящей, насколько можно, художественному эффекту, практически соблюдая длину строки или полустрочки, или там, где непонятно – проза это или стихи, и то, что называется эквилинеарно, – то есть сколько в этом издании строк, столько у меня”.