— Протестую! — вмешалась Барри. — В чем заключается вопрос?
— Я подхожу к вопросу, Ваша честь. Дайте мне немного времени.
— Протест отклонен, — заявил Пакетт.
Джордан повернулся к Майклу.
— Вы утверждаете, что знаете Криса так же хорошо, как знали свою дочь, Эмили. Зная Криса всю жизнь, будучи свидетелем отношений между Крисом и Эмили на протяжении многих лет, вы можете ответить: произошло убийство или самоубийство?
Майкл обхватил голову руками.
— Я не знаю. Я просто не знаю.
Джордан не сводил с него глаз.
— А что вы знаете, мистер Голд?
Повисло продолжительное молчание.
— Что Крис не стал бы жить без моей дочери, — наконец произнес он. — И несмотря на то что он сидит на скамье подсудимых, он не единственный, кого следует винить.
Барри Делани не понравился Майкл Голд. Не понравился с первого взгляда, когда оказался совершенно неспособным принять, что все улики указывают на соседского парня, убившего его дочь. Еще больше она его невзлюбила, когда узнала, что он будет выступать свидетелем со стороны защиты. А теперь, после самобичевания за свидетельской трибуной, она его просто терпеть не могла.
— Мистер Голд, — произнесла она с напускным сочувствием, — я сожалею, что вам пришлось явиться сегодня в суд.
— Я тоже, мисс Делани.
Она прошлась перед свидетельской трибуной к скамье присяжных.
— Вы сказали, что были близки с Эмили, — сказала она.
— Да.
— Вы также признались, что проводили с ней не так много времени, как Крис.
Майкл кивнул.
— Вы утверждали, что не заметили, что она чем-то огорчена.
— Да.
— Вы не знали, что она беременна.
— Нет, — признался Майкл, — не знал.
— Вы также утверждали, что она все рассказывала Крису.
— Да.
— Вы даже представить не могли, что Эмили что-то от него скроет.
— Верно.
— Следовательно, о своей беременности она бы ему сказала. Я права?
— Я… не знаю.
— Да или нет?
— Думаю, да.
Барри кивнула.
— Мистер Голд, вы сказали, что пришли в суд, потому что хорошо знаете Криса Харта.
— Верно.
— Но это суд по делу вашей дочери, из-за того, что с ней случилось. Либо она покончила жизнь самоубийством, либо ее убили. Как уже сказал мистер Макфи, страшный выбор. Ужасно, что в убийстве обвиняют соседского юношу, но еще более ужасно то, что убитой оказалась ваша дочь. Вопрос в том, что присяжным предстоит выбрать одно из двух, мистер Голд. Как и вам самому. — Она глубоко вздохнула. — Вы можете себе представить, что ваша дочь берет пистолет, подносит его к голове и нажимает на спусковой крючок?
Майкл закрыл глаза, делая то, что велела прокурор, ради Эмили, своей жены и скрипучего голоса, засевшего у него в голове. Представил дорогое лицо дочери, то, как она закрывает янтарные глаза, как в висок ей упирается пистолет. Он представил руку, которая сжимает пистолет от отчаяния, от боли. Но он не мог ответить уверенно, что это рука Эмили.
Майкл почувствовал, как из уголков глаз потекли слезы, и немного отклонился за трибуну, словно пытаясь себя защитить.
— Мистер Голд? — поторопила прокурор.
— Нет, — прошептал он и покачал головой. Слезы покатились еще быстрее. — Нет.
Барри Делани повернулась к присяжным.
— В таком случае, что нам остается? — задала она риторический вопрос.
Процесс переодевания из цивильной одежды в тюремную робу стал для Криса сродни сбрасыванию кожи, как будто вместе с пиджаком и модными брюками он снимал с себя налет любезности и приличий, принятых в обществе, оставаясь в итоге первобытным человеком. В течение первого часа после возвращения из зала суда он ни с кем не разговаривал, и сокамерники старались к нему не подходить. Он пытался выдыхать затхлый тюремный воздух, но тот все-таки заполнял его легкие, его трясло, пока он привыкал к своей камере. И только после этого он мог держаться уверенно и равнодушно, как научился за семь месяцев тюрьмы.
Он решился войти в комнату отдыха режима средней изоляции, услышав там гул и беспокойный шум. Несколько заключенных украдкой взглянули на него и снова повернулись к висевшему на стене телевизору. Крис сидел уже достаточно давно, чтобы понять: пока идет суд, тебя оставляют в покое. Но сейчас дело было не только в этом. Окружающие не просто не обращали на него внимание, у них была некая общая тайна.
Он подошел к столу, у которого собрались заключенные.
— В чем дело? — спросил он.
— Чувак, ты разве не слышал? Вернон вчера ночью повесился в федеральной тюрьме. На чертовых шнурках.
Крис оцепенел.
— Что-что?
— Он умер, чувак.
— Нет! — Крис попятился от кучки заключенных, не сводивших с него глаз. — Нет!
И сразу же вернулся в камеру, где сидел со Стивом всего месяц назад.
Он вспомнил лицо Стива гораздо быстрее, чем мог припомнить лицо Эмили. Вспомнил сказанные им перед переводом слова о том, как поступают в Конкорде с убийцами детей.
К концу недели его тоже отправят в федеральную тюрьму.
Крис спрятался под одеяло, содрогаясь от горя и ужаса, но тут услышал, что его вызывают в комнату для свиданий. Пришел посетитель.
Гас сразу же бросилась Крису на шею.
— Джордан говорит, что все идет хорошо! — ликовала она. — Лучше и не придумаешь.
— Тебя же там нет, — холодно ответил Крис. — А что еще ему говорить? Что ты выбрасываешь деньги на ветер?
— Зачем ему лгать? — удивилась Гас, присаживаясь на складной стул.
Крис, опустив голову, помассировал виски.
— Святой Джордан, — пробормотал он.
Они были в комнате одни. Обычно Гас приезжала раньше, но, пока шел суд, она успела съездить домой, к Кейт, и приготовить ужин, а потом вернулась к Крису. Он, похоже, был крайне возбужден. Взволнованная Гас вгляделась в лицо сына.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
Он потер глаза и непонимающе уставился на мать.
— В порядке, — ответил он. — Я как огурчик.
Он принялся барабанить пальцами по столу, уставившись на конвойного, занявшего свой пост у лестницы.
— Джордан говорит, что я главный свидетель, — сказала Гас. — Он уверяет, что присяжные будут находиться под впечатлением моих слов, когда будут выносить оправдательный вердикт.
Крис хмыкнул.
— Очень на него похоже.
— Ты очень нервничаешь, — заметила Гас. — Как ни крути, Майкл оказал тебе сегодня неоценимую услугу. Он отлично поработал. Ты же знаешь, Крис, что и я сделаю все, даже встану на голову, чтобы вытащить тебя отсюда.
— Мама, послушай, присяжные могут не захотеть смотреть твои кульбиты. Они для себя уже все решили.
— Это безумие. Правосудие так не вершится.
— А откуда ты знаешь, как вершится правосудие? Разве справедливо, что я почти год сижу в тюрьме, ожидая суда? Разве справедливо, что мой адвокат ни разу не спросил меня: «Послушай, Крис, а что произошло на самом деле?» — Он поднял на мать холодные голубые глаза. — Об этом ты когда-нибудь думала, мама? Через день процесс закончится. Ты задумывалась над тем, в какой цвет выкрасишь стены моей комнаты, когда меня посадят пожизненно? О том, каким я стану в сорок, пятьдесят, шестьдесят лет, если буду жить в камере размером с платяной шкаф?
Крис замолчал, его трясло. По его дикому взгляду Гас поняла, что сын находится на грани истерики и начинает паниковать.
— Крис, — попыталась она его успокоить, — этого не случится.
— Откуда ты знаешь? — выкрикнул он. — Откуда тебе, черт побери, знать?
Краем глаза Гас заметила, что конвойный сделал шаг в их сторону. Она едва заметно покачала головой, и он вернулся на свое место у лестницы. Она осторожно коснулась плеча Криса, старательно пряча собственный страх. Она понимала, как это тяжело для восемнадцатилетнего парня — слышать, как посторонние люди решают твою судьбу. Как и предсказывал Джеймс, в суде Крис надевал маску. Чтобы просто высидеть в зале суда и не сорваться, пока вслух обсуждают его намерения и характер.
— Дорогой, — успокаивала мать. — Я понимаю, почему ты так боишься…
— Нет, не понимаешь!
— Понимаю. Я твоя мама. Я знаю тебя.
Крис медленно повернул к ней голову — бык, готовый броситься на врага.
— Да? И что ты знаешь?
— Я знаю, что ты остался тем же чудесным сыном, которого я всегда любила. Знаю, что ты преодолеешь и это, как всегда преодолевал трудности. Знаю, что присяжные не осудят невиновного.
При этих словах Крис затрясся так сильно, что рука Гас соскользнула с его плеча.
— Но, мама, чего ты не знаешь, так это того, что это я застрелил Эмили, — негромко признался он. И с приглушенным всхлипом отвернулся и бросился к конвойному, который надежно запрет его в камере.
Гас расписалась у пропускника, миновала дежурного, который отпер дверь тюрьмы, дошла до машины и только тут упала на колени. Ее рвало. «Я твоя мама, — сказала она. — Я знаю тебя». Видимо, нет.
