Она снова начинает двигать ртом вверх-вниз, и мне приходится отстранить от неё.
— Но я хочу, чтобы ты кончил мне в рот, — говорит она.
Черт возьми. Она не делает это легко.
— А я хочу кончить в твою киску, — отвечаю я. — Вижу, у нас затруднительное положение. Может, бросим монетку?
— Нет!
Я усмехаюсь.
— Я так и думал.
Я переворачиваю её на спину, и моя рука скользит между ее ног, чувствуя, насколько она мокрая. Я знаю, что она на таблетках, поэтому я не потрудился захватить еще один презерватив. Я хочу наполнить ее своей спермой, оставить себя внутри нее на всю неделю.
Я нависаю над её телом, не сводя с неё глаз. Она смотрит на меня так, словно я единственный мужчина в мире, словно она может остаться здесь, в этой постели, навсегда. У нас есть еще десять минут, и это всё, но я не думаю, что она считает. Если её новый терапевт заставит её воздерживаться, и это последний раз, когда мы можем трахнуться, я сделаю так, чтобы это того стоило. Я заставлю её запомнить каждое движение и каждую деталь.
Я сделаю этот раз незабываемым.
49. Лорен Хэйл
.
За один месяц может произойти многое.
Лили чудом сдала экзамены и все свои предметы, а это значит, что в следующем году она будет учиться в Принстоне как выпускница. Она отстала всего на один семестр. Возможно, к ее успеху приложило руку экстренное репетиторство Коннора.
Лето стало более свирепым, и сейчас, в конце июня, мы все молча молимся о дожде.
Погода — единственное, что я могу предсказать. Я думал, что четырех недель будет достаточно, чтобы разубедить прессу и вернуть нас к полунормальной жизни. Возможно, пресса стала чуть менее прожорливой, но машины по-прежнему стоят у ворот дома, делая снимки каждый раз, когда мы выходим.
Вторники и четверги — самые худшие.
Мы сидим в угловом офисе нью-йоркской высотки, и доктор Оливер Эванс одаривает меня одним из своих запатентованных хмурых взглядов, говорящих ты не должен здесь находиться. Я не доверил Лили посещать нового психотерапевта-мужчину для лечения ее сексуальной зависимости, поэтому, естественно, я пошел с ней на первую встречу.
Теории Оливера о сексуальной зависимости — полная противоположность теориям Эллисон, и наша первая встреча прошла не очень хорошо. Я чуть не ударил парня и сразу ушёл. Но Лили твердо решила успокоить родителей и наладить отношения с семьей. Она хочет вернуться к этим еженедельным встречам, и единственный способ спать по ночам — это сопровождать её.
Поэтому Оливер смотрит на меня так, словно я действую ему на последние психиатрические нервы. Ему сорок с небольшим, у него темно-каштановые волосы и прямоугольные очки, в которых он больше похож на мышь, нежели на умного человека.
— Прошло четыре недели, — напоминаю я ему. — Я думал, мы уже будем друзьями, Оливер.
Он чувствует мой сарказм и что-то черкает в своем блокноте. Это не терапия для пар. Предполагается, что это только для Лили, но он часто пишет, когда я начинаю говорить. Он думает, что это выводит меня из себя, но я просто надеюсь, что у него свело руку.
— Лили, как у тебя дела с воздержанием от секса? Месяц — это достижение для сексуально зависимого человека. Ты должна гордиться.
Она складывает руки на коленях.
— Всё прошло хорошо.
Всё и правда прошло хорошо. Первые пару недель я действительно верил, что мы сможем заставить правило «нет сексу» работать. Но к третьей неделе она стала чертовски нервной. Она не позволяла мне спать рядом с ней, и вздрагивала всякий раз, когда кто-то прикасался к ней — не только я. То, что раньше было воздержанием от секса, превратилось в воздержание от прикосновений. Я чувствовал, как она отстраняется от меня и от всех вокруг. Она перестала выходить из дома и заниматься обычными делами. Поэтому я прервал этот эксперимент, и не потому, что тоже был возбужден.
Я знал, что теряю своего лучшего друга.
Я высказал свои опасения Оливеру, когда она впервые отстранилась от моей руки. Я просто пытался переплести ее пальцы со своими, а она сжалась в комок, словно я был чудовищем под её кроватью. Он сказал мне, что это естественно. Что она возвращается к норме. Не знаю, в какой норме живет этот парень, но обычные люди не вздрагивают, когда держатся за руки. Я же не просил ее подрочить мне.
Так что я заключил сделку с Лили. Она хочет успокоить своих родителей, хорошо. Но мы не будем слушать советы этого мудака.
— Это нормально для такой девиантной, как ты, скучать по сексу.
Он часто называет её девиантной. Меня это раздражает, и мне придется провести следующие двадцать минут после этой встречи, объясняя ей все причины, почему она не такая.
— Я действительно скучаю по этому, — лжет Лили. — Я скучаю по тому, что я чувствую.
Она чертовски хорошо чувствовала всё прошлой ночью. Она кончила так сильно, что потом у неё был приступ смеха. Мы пробовали воздерживаться. Это не работает, и мы больше не думаем о всяких а что если. Мы наконец-то нашли свой путь к близости, и единственное, что стоит на нашем пути — этот парень.
— Мы не можем допустить, чтобы ты упустила это, Лили, — говорит он ей. — Чем больше ты зацикливаешься на своих девиантных фантазиях, тем больше ты возвращаешься к своим девиантным поступкам. Сейчас ты просто шлюха, но если ты позволишь этому циклу продолжаться, ты можешь стать кем-то худшим. Педофилом. Сексуальным преступником.
Лили поворачивает голову в мою сторону и сжимает мою руку, безмолвно умоляя меня не набрасываться на него. Он уже не в первый раз называет ее будущим педофилом.
— Дайте мне минутку, пока я соберу инструменты, — он встает и начинает рыться в шкафу в своем кабинете.
Черт.
Вот почему я не хочу, чтобы она оставалась здесь. Должно быть, у меня умоляющий вид, потому что она говорит: — Я в порядке. Мы не можем уйти.
— Вообще-то мы можем, — опровергаю я. — Вон дверь. К черту трастовый фонд.
— Дело не в трастовом фонде.
Я знаю.
Она пытается исправить все повреждения, которые она создала. Она даже восстанавливает отношения с отцом. Мы по-прежнему не посещаем воскресные ланчи, но он звонит ей после их окончания, чтобы рассказать новости и то, что она упустила.
Ее мать — это совсем другая история.
Лили сжимает мою руку, и я смотрю на то, как её пальцы переплетаются с моими. На прошлой неделе мы бы не смогли этого сделать. На прошлой неделе она разрыдалась бы, едва я до нее дотронулся.
— Просто доверься мне. Это как игра, — говорит она.
Я сужаю глаза.
— Игра, в которой тебя ударяет током ради удовольствия? — я насмешливо вздыхаю. — Ты увлекаешься садо-мазо частью БДСМ и не сказала мне?
Она ударяет меня по руке, и я хватаюсь за ее запястье, притягивая ее к себе для поцелуя. Он ей понадобится.
50. Лили Кэллоуэй
.
— Что я говорил о поцелуях и прикосновениях во время наших сеансов? — сердито говорит доктор Эванс.
Я пытаюсь сдержать улыбку, когда отрываюсь от Ло.
— Извините, — я не чувствую себя виноватой. Я здесь только ради своих родителей. Я больше не верю в методы доктора Эвана и изо всех сил стараюсь не принимать его слова близко к сердцу.
Но в броне, которую я строю, все еще есть несколько щелей.
Как, например, сейчас. Доктор Эванс держит в руках небольшую электрическую коробку, и у меня возникает внезапное желание заблевать весь его уродливый ковер. Он прикрепляет два электрода к внутренней стороне моего запястья, а затем передает мне коробку. Я ставлю её на колени и поворачиваю ручку на самый низкий уровень тока.
— Думаю, сегодня можно и повыше.
— Она не хочет, — вмешивается Ло.
— Не заблуждайся, Лорен, это мой кабинет. Я могу выпроводить тебя отсюда, если почувствую, что ты мешаешь лечению моего пациента.
— Все в порядке, — быстро говорю я и поворачиваю циферблат на пару ступенек. Жаль, что у меня нет пульта. Он лежит в потной ладони доктора Эванса, командовавшего этой пыткой.
