Урча и поскрипывая, машина, словно старый носорог пробивалась к водной глади и вот колесами заскрипели камни. Округлые булыжники стучали днищу. Вилор всматривался в окно и не мог понять, зачем его привезли на берег реки. Автомобиль, заскрипев колодками, остановился. Из уазика вышел Нелюбкин и два опера. Водитель тоже покинул свое кресло и сразу же открыл капот своего авто. Что-то бормоча под нос он внимательно осматривал двигатель. Следователь свел руки в локтях и сделал несколько толчковых движений. Опера тоже потянулись, картина была странная, казалось, эти люди приехали сюда, что бы сделать зарядку на берегу Енисея.
— Веди сюда этого козла, — бросил Нелюбкин одному из оперов. — А ты, неси веревку и прочее… надо начинать представление, — тут же добавил второму оперативнику. Вилора из автомобиля вывел сухой и высокий оперативник. На нем были смешные вареные джинсы и какая-то рыжая куртка. Милиционер был больше похож на какого-то клоуна передвижного цирка, нежели на сыщика. Нелюбкин стоял и хмурившись, смотрел, как Щукин медленно подходит к нему. Когда между ними осталось пара метров, Вилор остановился. Следователь, тяжело вздохнул, нагнувшись, подобрал из под ног камень.
— Ну, что Щукин, ты любишь купаться?
— Хм, что в тюрьме воду в бане отключили? — зло ответил Щукин.
— И да,… и нет… — ухмыльнулся следователь. — Ты знаешь, какая вода в Енисее сейчас?
— Какая,… чистая, хотя немного тиной и соляркой попахивает, — буркнул Вилор.
— Нет не правильно. Холодная вода-то! Холодная! А если точнее — ледяная! Градуса три, четыре от силы. А почему?
— Хм, так известно, ГЭС в Дивногорске воду буравит,… падает с высоты сто двадцать метров. вот и она не успевает нагреваться, а зимой замерзать,… - вздохнул Вилор. — Вы что меня на экскурсию сюда привезли? Эти лекции я мог бы и в тюрьме послушать. Нелюбкин окинул Щукина с ног до головы и вздохнул:
— Нет не на экскурсию, а на эксперимент. Вот надо проверить, сколько же все-таки сможет продержаться человек в водах Енисея осенью? Сколько минут он может плыть по волнам великой сибирской реки? Вот эти ребята говорят не больше десяти минут, — следователь кивнул на оперов, что стояли неподалеку. — А я думаю, что пятнадцать. Вот и хотим спор разрешить. Щукин непроизвольно просмотрел на реку. Темные почти черные, какие-то суровые воды Енисея зловеще переваливались небольшими волнами и катили мимо. Река словно немое огромное живое существо облизывала камни берега и едва слышно журчала по гальке.
— Течения Енисея примерно семь километров в час. Это делает реку самой полноводной в России и четвертой по полноводности в мире. Никто не может без гигантских усилий противостоять этому течению. Это вам не Волга, которая из-за каскадов ГЭС уже практически превращена в болото без течения. Енисей это мощь и сила! И в тоже время — это идеальный убийца! Енисей может убить теплокровное существо, такое как человек, и потом сохранить его долгое время. Только вот за какое время мы пока точно не знаем. Но собираемся это сделать. Щукин вновь посмотрел на реку, затем на Нелюбкина. Догадка пронзила его мозг, Вилор опустил взгляд на свои руки в стальных браслетах и невольно покосился на стоящих в трех метрах оперативников. Один из них держал в руке большой моток толстой веревки.
— Что вы собираетесь делать? — выдавил он из себя.
— Я же говорю. Мы хотим поставить эксперимент. Сколько может продержаться человек в Енисее, если скорость течения в районе Красноярска семь километров в час, а температура воды три градуса? Щукин сделал шаг назад. Он смотрел на Нелюбкина и до конца все еще не мог поверить в реальность сказанных им слов.
— Вы не нормальный! Вы… совершенно ненормальный… — пробормотал Вилор.
— Прочему же ненормальный? Очень даже нормальный. Вы подозреваемый в тяжком преступлении. Вы не хотите сознаваться. Вы ищете, зачем-то себе влиятельных покровителей. Вы хотите уйти от ответственности. Как я, по-вашему, должен закрыть это дело? А? Как? Выпустить вас? Нет…
— Найти убийцу… настоящего убийцу… — Вилор еще шагнул назад.
— Да?!!! А я считаю, что ты и есть настоящий убийца,… и что бы ты не сорвался с крючка правосудия, мы и запустим тебя в автономное плавание… Щукин! Поплывешь… может в последний раз… как красиво, поэт уплыл в вечность на волнах своего творчества… — Нелюбкин грустно ухмыльнулся.
Вилор смотрел на этого человека и все еще не верил, что он собирается сделать. Щукин вновь посмотрел на реку. Затем попытался отыскать взглядом, кого ни будь из посторонних людей. Случайных свидетелей, рыбаков. Но тщетно, берег был пуст, а с той стороны Енисея практически ничего не было видно, слишком широкой была река.
— У тебя есть два выхода… подписать признание чистосердечное и сесть в эту машину… — Нелюбкин кивнул на уазик. — Или не подписывать ничего и войти в воду и поплыть на встречу свободе или своей судьбе… но учти веревки до того берега не хватит, так что плыть придется просто по течению…. вниз… на Север, — громко сказал следователь и рассмеялся. Ты не нормальный! Тебя посадят за мою смерть! Понимаешь, что ты подставляешь всех! Всех тут! И за это вас посадят! За то, что я утону, вас посадят!
— Не посадят! Все будет выглядеть как следственный эксперимент. Ты согласился показать, где выбросил нож, орудие убийства. Затем привез нас на мост, и прыгнул, хотел убежать. Вот и все. А там ты просто утонул. Дело будет закрыто. Ну конечно поведут проверку и прочее… Но ничего ни кто доказать не сможет… следов насилия на тебе не будет… Так, что решай Щукин. Или чистосердечка или купание в водах! Решай! Можешь сам решить, поверь это хороший выбор! Вилор зажмурил глаза и как то неуместно улыбнулся. Он хмыкал себе под нос и что-то бормотал. Нелюбкин нахмурился и попытался прислушаться. Но ничего не поняв, он раздраженно прикрикнул:
— Ты мне тут комедия с сумасшествием не ломай! Вилор открыл глаза. Он смотрел на этого человека и качал головой. «Каждый хочет знать, как он умрет. Каждый,… но не каждый хочет в этом признаваться. Не каждый. Это страшно знать, как ты умрешь. Знать и мучиться и ждать. Нет знать конечно не надо. Но все надеются, что смерть далеко и она будет безобидной и быстротечной. Ну, например во сне. Тихо и незаметно. Но смерть это всегда страшно. Страшно даже если она скоропостижная и мгновенная. Ведь человеческий мозг не может вот так за секунду просто перестать существовать. Он еще хоть и мгновение, но живет. Мгновение и это мгновение человек, а вернее его мозг понимает, что он уже умер. Может это и есть самое страшное в смерти? Может это, а вовсе не боль и не страдания физические, а понятие, вернее осознание, что тебя больше нет. Нет! Но так ли это? Я сейчас выходит, знаю, как я умру?! Знаю?! Вот так войду в воду и просто замерзну в ледяных волнах? Знаю, но почему то мне не страшно от этого, мне страшно от того что меня не будет и я не узнаю, будет ли справедливость. Вот! Хотя, хотя может, я совсем скоро встречусь с Лидией… ведь не зря говорят… „встретятся на небесах“…» — Вилор очнулся от своих мыслей, от того, что его тормошили за ногу. Опер, одетый как клоун, старательно привязывал к его голени толстую веревку. Щукин рассмотрел, что она рыже-белого цвета с тонкими черными вкраплениями. Веревка, скорее всего, была альпинистским снаряжением упругая и эластичная которую перегрызть или порвать просто невозможно. Вилор тяжело дышал, он зажмурился. Мозг судорожно искал выхода из этого положения: «Нырнуть и попытаться развязать. Пытаться развязать. Да но если пытаться развязать, то можно просто пойти ко дну, ведь Енисей не Красное море, пресная вода не держит тело, так как соленая. И плыть в реке гораздо сложнее, а тут еще нужно развязать. Нет! Нужно придумать, что-то другое. А что если просто отказаться идти в воду. Отказаться?! Хм, тогда они просто утопят меня и скажут, что я утонул сам. Утопят… а так, так поплыть и значит, есть еще шанс, есть!»
— Ты подумай, ты подумай Щукин? Ну что твое упорство? Зачем оно тебе? У тебя есть шанс выжить. Точно выжить! Ты выживешь в тюрьме, на зоне! Тебе, помогут! А так, так что, вода примет твое тело?! — Нелюбкин почти уговаривал Вилора. В его слова сквозило не только раздражение, но и разочарование, неуверенность и даже страх. Страх за себя! Убить человека, поспособствовать его смерти, знать, что ты влияешь на то, что его жизнь сейчас прервется это тяжелая ноша. Нелюбкин, не хотел ее разделять. Не хотел, поэтому и боялся. Так, по крайней мере, почувствовал Щукин. Он понял, это человек страшится будущего, хоть и знает, что оно для него просто тревожное и нестабильное, но не как не критическое, но он его страшится! Опер ловко завязав толстый узел, довольный своей работой, удовлетворенно хлопнул Щукина по икре. Милиционер встал в полный рост и прошептал на ухо Вилору:
— Ты дурак. Этот прокурор отмороженный. Вот и все. Он тебя потопит, соглашайся.
