– Они уже стали. Посмотри на себя.
– Ах да!
– Ты должен быть польщен в какой-то мере. У меня высокие требования, и ты всем им соответствуешь. Ты даже превосходишь многие. Ты самое ужасное,– посмотрите, как он краснеет! – что может случиться с женщиной. О, есть только одна маленькая неувязка. Ты немножечко женат.
– Я не краснею,– упрямо сказал Палмер.– Женщины всегда говорят мне об этом.
– Так оно и есть.– Она медленно улыбнулась.– Но ты создаешь для меня ужасные проблемы, мой женатый друг. Если я намерена найти мужа, мне придется оставить тебя позади. Иначе я никогда не выйду замуж.
– Я был позади тебя,– ответил Палмер,– чрезвычайно приятное местечко.
– Я становлюсь слишком серьезной для тебя? – сказала она.– Поэтому ты остришь.
– Поэтому.
– Не надо. Хоть одну минуту побудь серьезным со мной.
– Постараюсь,– пообещал он,– хотя в этом случае мне придется выйти из этой кабинки и уйти из твоей жизни. Потому что каждая женщина должна быть замужем.
Некоторое время оба молчали.
– Не смотри так на меня,– попросила она.
– Как?
– Ты знаешь как, Вудс, пожалуйста, будь честен со мной. Что ты во мне находишь?
Палмер немного подумал, понимая, что должен дать серьезный ответ.– Я нахожу красивую девушку… женщину…– начал он.
– Пожалуйста!
– Начать я должен с этого. Ты не хорошенькая, ты красивая. Для меня это очень много значит. Кроме того, я вижу очень умную женщину, слишком умную женщину, чтобы легко проводить время с мужчинами. В разряд неподходящих одиноких мужчин ты забыла отнести глупых, которые тебя боятся. Затем я нахожу… что следующее? Женщину с положением и способную, признанную в своей профессии, с заработной платой, которая ставит ее, по-моему, в разряд самых высокооплачиваемых женщин. И, между прочим, уж если мы заговорили начистоту, в ЮБТК тебе платят слишком мало. Ну ладно. Я нахожу в тебе еще очень много. Я плохой судья чувствам. Надо разбираться в своих собственных, чтобы понимать чужие. Но ты очень теплый человек, готовый отдать другому все, что имеешь. Ты почти не способна держать перед собой щит. Ты бросаешь его прежде, чем он как следует защитит тебя. Это плохо для тебя, но очень хорошо для мужчины, которому ты отдаешь эту эмоциональную теплоту. Ты… я думаю, я… что я…– Он замолчал.
Она взяла его руку.
– Если это хорошо для тебя, то не может быть плохо для меня.– Ее теплые пальцы легли поверх его руки.
Палмер повернул руку и сжал ее ладонь.
– Ты не поймешь. Я сам с трудом понимаю. У меня очень холодные, рыбьи голова и сердце. Настоящее сердце банкира. Но ты согреваешь и растопляешь его. Я страдаю, когда это происходит. Я не хочу этого. Я хочу, чтобы наша связь оставалась чисто физической. В этом случае самая худшая вещь, как ты очень правильно отметила, которая может случиться со мной,– это та, что я буду брошен. Но ведь дело тут гораздо сложнее. Сначала ты просто была единственной, кому я доверял. Это и сейчас так. Но все становится серьезнее. Такие вещи коварны, особенно для человека вроде меня, у которого нет в этом опыта. И теперь, судя по сегодняшнему маленькому разговору по душам, вся эта штука вообще вышла из повиновения.
Он чувствовал, как ее рука медленно сжимает его руку. Она смотрела на него, подняв одну бровь, как будто не совсем веря тому, что он говорил, или же просто не желая верить. Потом медленно покачала головой.– Ты и вправду очень мрачного о себе мнения, да?– сказала она.
– Н-нет. Разве?
– В отношении чувств. Ты считаешь себя чуть ли не вором.
– Нет.
– Да. Ты говоришь, что я отдаю тебе все, ничего не получая взамен. Это похоже на грабеж. Но это не так.
– Я? – спросил Палмер.– Что я дал тебе?
– Ту же теплоту, которую получаешь от меня.– Ее рука, лежащая в его руке, разжалась и начала поглаживать его ладонь медленно, но настойчиво. Он почувствовал, что его ладонь стала теплой.
– Прекрасная иллюстрация,– сказал он.– Но таким образом люди высекают огонь.
– Один бойскаут когда-то высекал для меня огонь палочками.
– Вирджиния,– произнес Палмер, сжимая ее руку.– Послушай. Только что ты жаловалась, что я создаю для тебя ужасные проблемы. Даже не зная твоих мыслей о новом замужестве, я понимал, что осложняю тебе жизнь. Как осложняю ее и себе.
Она скорчила гримасу.
– Я напрасно начала разговор. Жалость к себе – очень сильное чувство. Я ругаю себя, что поддалась ему. А теперь,– она ударила суставами его пальцев по столу,– давай опустим наши отношения до физического уровня. Ладно?
– И оставим все остальное висящим в воздухе?
– Почему бы и нет? Почему мы должны быть единственными людьми в мире, что-то улаживающими? Пусть эта несчастная штука так и висит там.
– До твоего следующего приступа?
– Правильно.– Она отпила большой глоток виски.– У тебя есть машина?
– Собственная? Нет.
– У меня тоже. А сейчас единственное, что надо сделать,– это сесть в машину и ехать долго-долго.
– «Забудь свои беды, будь счастлива»?
– Замечательные стихи для песни.
– «Когда ты в плохом настроении, подними голову и крикни: „Грядет прекрасный день!“» – закончил Палмер.
– Я и не подозревала, что ты так талантлив.
– Это еще что! – сказал Палмер, вставая.– Вот сейчас я покажу тебе свой талант.– Он снял ее черное пальто с крючка и протянул ей.– Я достану машину, не имея ничего, кроме кредитной карточки Герца.
На широкой автостраде Нью-Ингленд ярко-красный «корвет» с предательской легкостью делал 90 миль в час. И не успели они оглянуться, как оказались за Стамфордом, где свернули, полагаясь скорее на интуицию, и через несколько минут обнаружили нечто вроде гостиницы-мотеля. В огромной кровати из двух сдвинутых вместе они провели время до полуночи. И теперь Вирджиния настояла, чтобы назад в Нью-Йорк они ехали по более старому шоссе Меррит Паркуэй. Имеющее много светофоров, узкое и с более строгими ограничениями скорости, оно удлинило обратную поездку.
– Я тебе когда-нибудь говорила, что ненавижу спортивные машины? – спросила Вирджиния.
Палмер взглянул на стрелку спидометра и увидел, что она колеблется на 70[51]. Он отпустил акселератор.– Почему?
– Мужчину, ведущего спортивную машину, совершенно не интересуют женщины.
– Это факт?
– У него интимная близость с машиной, а не с сидящей рядом девушкой.
– Особый вид педерастии, так, что ли?
– А из-за этих чертовых сидений-люлек нельзя обниматься.
– Вот здесь ты права.– Палмер посмотрел на спидометр, скорость была пятьдесят пять.– Спортивные машины так послушны каждому движению водителя, что он должен концентрировать на них все свое внимание.
– А не на мне.
– Думаю, ты еще в состоянии вспомнить, что последние несколько часов на тебе концентрировалась вся моя энергия, если не сказать свирепость.
– Гм. Там ты был довольно-таки свирепым. Для такого пожилого человека, как ты.
– Спокойно. Не забывай, что я веду машину.
– Ты не дашь мне забыть это.
– Для пожилого человека я все-таки слишком молод, чтобы погибнуть в автомобильной катастрофе.
– Я просто пошутила.
– У меня и так сколько угодно больных мест.
Она начала поглаживать его бедро.
– Если хочешь, мы можем вернуться назад и побыть еще несколько часов в отеле, я бы сделала массаж.
– Перестань.
– Я неплохая массажистка.
– Не надо, черт побери.
– Это одно из больных мест?
– Ох, да.
– Именно здесь?
– Ну, пожалуйста!
– Оно, похоже, не больное, а просто безжизненное.
– Ты напоминаешь мне,– сказал Палмер, обнаружив, что ему трудно говорить нормальным тоном,– человека, который убил родителей, а затем потребовал особого обращения с ним, потому что он сирота. Прекрати.
– Я ошиблась. Это не умерло. Видишь?
– Через секунду я вывалюсь в траву.
– Не надо. Ты привлечешь полицейских.
Он вздрогнул.
– Боже мой, у тебя холодные руки. Прекрати.
Посмотри на спидометр, стрелка опять показывает 70. Я серьезно говорю, прекрати.
– Хорошо.– Она как можно дальше отодвинулась от него в своем сиденье-люльке.– Знаешь, что говорят о холодных руках?
– Я знаю, что говорят о подобных вещах в движущейся машине.
– Ты просто не можешь понять.– Она мягко рассмеялась и плотнее запахнула пальто.– Я пытаюсь наверстать двадцать лет за несколько недель.
– Ты хочешь сказать, что за двадцать лет ты не…
– Не совсем так,– прервала она.– Потому что были какие-то моменты, без особой охоты. Все было настолько плохо, что после я целыми месяцами избегала интимных отношений. Мог пройти даже целый год, и я решала, что я не просто холодная, а целиком замороженная. Но потом я брала себя в руки. Встречала кого-нибудь. Поразительно, насколько все это шаблонно – свидание днем за ленчем. Обеденное свидание. Свидание в ночном клубе или театре. Обед в его квартире. Попытка ухаживать. Какое-то «да». Какое-то «нет». Что-нибудь. Не имеет значения. Потому что иначе это плохо кончается. Или кончалось для меня. Теперь ты… Она долго молчала.– Можно включить радио? – наконец спросила она.
