— Могу вам отплатить такой же откровенностью. Если говорить в терминах игры, то мне как раз наоборот — мне выпали прекрасные карты. Но я сначала не умел играть, а потом — не захотел. И потому продулся в пух и прах. Снобы называют таких людей неудачниками. Посадить бы их хотя бы на годик, посмотрел бы я, к какой категории они отнесли бы себя. Нет, дело тут не в этом. Мой случай грубый, в духе той эпохи. Ваш тоньше, в духе нашего времени. Но суть, пожалуй, одна: недостаточная социальная защищенность и приспособляемость. Формируется «новый человек». Идет отбор на социальную выживаемость. Мы — отходы этого процесса. Со мной проще: я — дурак. С вами немного сложнее: вы — не дурак.
К чему такие заумные рассуждения, говорит Ехидная Девица, когда все и без них совершенно ясно? Давно пора понять, что все дело в возрасте начальствующей части населения. Везде и всюду всю власть в свои руки захватили старики и навязывают нам свой старческий строй жизни. Говорят, будто коммунизм — «это молодость мира, и его возводить молодым». Какое лицемерие! Молодых используют и насилуют. А строят все по планам и указаниям стариков. Молодежь допускается к активному участию, когда она уже сама становится бывшей молодежью, и ее активность начинает выражаться в продуцировании пассивности. Причем допускается не всякая бывшая молодежь, а лишь такая, которая с самого начала ориентировалась на старческий маразм. А успехи науки и медицины по продлению жизни людей приведут к еще более мрачным последствиям. Где выход? Молодежь должна заводить свой образ жизни, недоступный старикам и неподвластный их контролю. И презирать стариков, издеваться над их уродствами, над их слабоумием, бездарностью, трусостью. Я думаю, что кое-что в этом духе делается. Моды, поведение в общественных местах, музыка и прочие штучки, вызывающие у стариков приступы бешенства. Долой стариков! — вот вам ясная программа преобразований общества.
Старики разные бывают, говорит Старик. Что, например, вы имеете против меня? И как способствуют прогрессу наши молодые Студенты? Вы имеете в виду картину в общем и целом? Прекрасно! Но уверены ли вы в том, что социологическая картина молодежи существенно отличается от таковой стариков? Кстати, новые моды, новые фильмы, новую музыку и прочее изобретают старики, а не молодежь. И противозачаточные средства есть изобретение стариков. И образ жизни молодежи, который кажется ненавистным старикам и неподконтрольным им, на самом деле навязывается молодежи стариками, дабы обеспечить себе спокойную и самодовольную старость. И хотя бы возможность поворчать на молодежь.
Есть у меня, говорит Новый Друг, один приятель. Врач. Психиатр. Работает в «почтовом ящике». «Ящик», надо сказать, очень любопытный. Здание снаружи построено по проекту иностранных архитекторов, а внутри — по нашим собственным. Снаружи оно выглядит прекрасно. А внутри — лучше не попадать, как говорит приятель. Чем занимается «ящик», толком никто не знает. Одни называют его институтом, другие — больницей, третьи — тюрьмой. Мой приятель тоже не знает, что это такое, хотя работает там уже пять лет. Он читает рукописи, которые ему дают, просматривает рисунки и чертежи. И пишет на них свое заключение. Иногда беседует с людьми, которых ему приводят. Иногда присутствует при беседах и высказывает свое мнение. Что за люди? А кто их знает. Помнишь, одно время много было разговоров о людях со сверхъестественными способностями, которые могли через стену угадывать цвет предметов, подымать предметы без соприкосновения с ними. Эти люди постепенно исчезали куда-то. Возможно — в такой вот «ящик». Приятель рассказывал как-то по пьянке, что он своими глазами видел одного такого человека. А где он мог его видеть? Но все это — пустяки. Однажды он мне рассказал очень странную историю, которая произошла в их «ящике». Если в ней есть какая-то доля правды, я готов поверить во всякую чертовщину. А может быть, в этом летающие тарелки замешаны?
Включили моего приятеля в особую комиссию обследовать одного, как им было сказано, шарлатана. Комиссия была серьезная — куча профессоров и докторов из разных наук. Во главе — академик. Установили мощнейшую скрытую фото- и телеаппаратуру. Привели человека. Парень примерно нашего возраста — считается, между прочим, что это самый цветущий возраст с точки зрения психических сил. На вид парень — ничего особенного. Впрочем, видать, над ним уже «поработали». Он был порядком измучен. Острижен, конечно. Одет в больничную (или тюремную?) одежду. И начался не то допрос, не то обследование, не то эксперимент. Продолжалось это более двенадцати часов без перерыва, так как обследуемый ничего из своих «фокусов» не делал по просьбе или по приказанию. Он сам не знал, когда и в какой форме к нему придет «чудесная сила». Потому приходилось выжидать, предоставлять полную свободу его «психическим способностям». И он действительно вытворял умопомрачительные «фокусы». Например, у всех присутствующих одновременно вдруг остановились часы и исчезли чернила из авторучек. Одновременно! Это все засвидетельствовано и внесено в протокол. Или вдруг все одновременно пытались задать один и тот же вопрос. Слово в слово! То, что листы бумаги, спички, пепельницы, зажигалки и другие мелкие предметы двигались сами собой по столу и подымались в воздух, на это уже не обращали внимания. Привыкли.
Но самое потрясающее произошло в конце, когда все вымотались, а обследуемый посинел от усталости. Он вдруг напрягся, сказал «Вижу!» таким тоном, что все замерли, и стал описывать какое-то помещение и входящих в него людей. По описанию все сразу поняли, что речь шла о членах Политбюро. Странным было то, что согласно газетам один из них был в Польше с каким-то визитом, а Сам вместе с министром вооруженных сил шлялся по Сибири. И все же описание сцены обследуемым было настолько живым и правдоподобным, что у членов комиссии не было никаких сомнений в правдивости его слов. Тем более, что он уже успел их убедить в своих необыкновенных способностях.
Потом обследуемый стал передавать слово в слово (как он сам сказал) то, о чем говорилось на этом видимом им совещании. А говорилось о предстоящей войне. У членов комиссии буквально волосы зашевелились на голове от того, что они услышали. В этот момент заседание прервали, обследуемого увели, сказав, что он переутомился, стал нести чушь. Но со всех присутствующих взяли подписку о неразглашении. Что ты на это скажешь?
— В марксистском учении о деньгах, — говорит Кандидат, — есть кое-что верное. Но в целом оно ошибочно. Маркс слишком крепко связал деньги со стоимостными отношениями и с капитализмом. Отсюда — идея исчезновения денег после крушения капитализма. А между тем деньги являются выражением стоимости лишь в том случае, если имеются сами отношения стоимости, то есть если имеется свободный рынок (спрос, предложение, конкуренция). У нас свободный рынок отсутствует. Есть черный рынок, но он не определяет нашу экономику. Отсутствие спроса на многие товары в магазинах и дефицит других, нужных есть показатель не игры спроса и предложения, а плохой организации распределения и производства предметов потребления. У нас деньги суть средство, удостоверяющее долю общественного продукта индивида, и некоторое средство экономических расчетов и контроля. Средство удобное, поскольку дает индивидам некоторую свободу действий, влияющую на состояние экономической деятельности общества. А с точки зрения планирования и контроля они упрощают всю технику дела, хотя в принципе без них тут можно было бы обойтись (безналичные расчеты — это фиктивно денежные расчеты). Но все-таки это уже не деньги в буржуазном смысле. Поэтому у нас нет никакой экономики цен. У нас есть лишь политика цен. И вообще, деньги всегда выражают так или иначе господствующие отношения данного общества. В феодальном обществе их роль была иной, чем в буржуазном.
— Лично мне, — говорит Универсал, — наплевать на все эти высокие материи. Лишь бы побольше их было. А что они выражают, это я и сам как-нибудь сообразил бы.
— Ну, хорошо! Вот вам вдруг повезло, и вы имеете огромную сумму денег. Допустим — миллион. Что вы с ними сделаете? Ведь узнают если, наверняка посадят.
— Миллион мне не надо. Мне хотя бы две сотни в месяц. Чтобы это законно было.
— Пусть миллион законный. И никто придираться не будет. Что вы сделаете?
— Как следует выпью. Приоденусь. Питаться буду приличнее.
— Хотелось бы знать, где вы продукты будете брать?
— На рынке, конечно. Там, конечно, дороговато, но зато кое-что есть. А денег у меня, как вы изволили допустить, полно. Потом вступлю в кооператив, куплю квартиру.
— Это не так-то просто. Сколько у вас метров? Двенадцать? Никто вас в кооператив не пустит.
