Повинуйся царским законам, однако самым сильным законом считай царскую волю.[508]
У многих язык опережает мысль.[509]
[Совет правителю:] Не делай ничего в гневе, однако делай вид, что ты раздражен, когда тебе это удобно.[510]
Так относись к более слабым государствам, как ты хотел бы, чтобы более сильные относились к тебе.[511]
В Афинах для приезжего всегда праздник.[512]
Малым государствам можно прибегать к любому способу, чтобы выжить.[513]
Наши мирные договоры бессмысленны: мы не прекращаем, а лишь откладываем войны.[514]
Не будет между нами согласия до тех пор, пока мы не найдем себе общего врага.[515]
Исократ, когда его на пирушке попросили сказать что-нибудь, (…) [ответил:] «В чем я силен, это сейчас не ко времени, а что сейчас ко времени, в том я не силен».[516]
Когда хочешь посоветоваться с кем-нибудь о своем деле, обрати прежде всего внимание на то, как он устраивает свои собственные дела.
Ученость – это сладкий плод горького корня.
Что постыдно делать, о том и говорить не считай приличным.
Если нельзя не говорить о том, что раньше сказали другие, то следует попытаться сказать это лучше них.
Настоящему мастеру слова следует не с пустяками возиться и не то внушать слушателям, что им бесполезно, а то, что и их избавит от бедности, и другим принесет великие блага.
Принимайся говорить в двух случаях: или когда предмет своей речи обдумал ты ясно, или когда сказать о чем-нибудь необходимо; потому что только в этих двух случаях речь лучше молчания, а в остальных случаях гораздо лучше молчать, чем говорить.
Доверенные тебе тайны храни с большею тщательностью, нежели порученное тебе имущество, так как честные люди должны являться людьми, имеющими характер надежнее самой клятвы.
Не скоро становись другом, а сделавшись раз, старайся им оставаться, потому что одинаково постыдно – не иметь ни одного друга и менять многих друзей.
Одна из первых обязанностей дружбы состоит в том, чтобы предупреждать просьбы друзей.
Друзья при счастливых обстоятельствах должны являться лишь по приглашению, – а в несчастьях – без приглашения, сами по себе.
Не делай частых и долгих посещений к одним и тем же лицам: ведь от всего бывает пресыщение.
К родителям относись так, как ты желал бы, чтобы твои собственные дети относились к тебе.
Не думай, что, сделавши что-либо нехорошее, ты можешь скрыться, так как, скрывшись от других, ты не скроешься от своей совести.
Люди плачут над вымыслами поэтов, а на подлинные страдания… взирают спокойно и равнодушно.
(ок. 396—314 гг. до н.э.)
греческий философ, ученик Платона
Одному человеку, который не знал ни музыки, ни геометрии, ни астрономии, но желал стать его учеником, он [Ксенократ] ответил так: «Ступай прочь: тебе не за что ухватить философию!»[517]
Жалеть о сказанном мне приходилось, о несказанном – никогда.
(ок. 570—478 гг. до н.э.)
поэт и философ, основатель школы элеатов, из Колофона (Малая Азия)
Если бы руки имели быки и львы или кони, (…)
Кони б тогда на коней, а быки на быков бы похожих
Образы рисовали богов.[518]
Эфиопы пишут своих богов черными и с приплюснутыми носами, фракийцы – рыжими и голубоглазыми, мидяне и персы – также подобными самим себе.[519]
[Бог] весь зрение и весь – слух (…); и он весь – ум, разумение и вечность.[520]
Все есть бог.[521]
С тиранами нужно говорить или как можно меньше, или как можно слаще.[522]
Эмпедокл однажды сказал (…), что невозможное дело – найти мудреца. «Конечно, – ответил Ксенофан, – ведь нужно самому быть мудрецом, чтобы найти мудреца».[523]
(ок. 430—354 гг. до н.э.)
историк и писатель, ученик Сократа, из Афин
Нельзя просить у богов победы в кавалерийском сражении тем, кто не умеет ездить верхом.[524]
Предводитель должен отличаться от подчиненных не роскошным образом жизни, а трудолюбием и умением предвидеть события.[525]
Трудно прокормить одного бездеятельного человека, еще труднее прокормить целое семейство, но труднее всего содержать войско, проводящее время в праздности.[526]
Тот, кто намерен добиться победы [на войне], должен стать коварным, скрытным, хитрым, лукавым, вором и грабителем.[527]
Воины, предавшиеся грабежу, сами становятся добычей.[528]
Если люди трусят, то чем больше их, тем более ужасному и паническому страху они поддаются.[529]
Кир (…) считал (…) совершенно нелепым, если полководец, желая дать какое-нибудь распоряжение, будет приказывать так, как это делают у себя дома некоторые из господ: «Пусть кто-нибудь сходит за водой» или «Пусть кто-нибудь нарубит дров». (…) При таких приказаниях все только смотрят друг на друга, но никто не берется выполнять распоряжение, все виновны, но никто не стыдится (…). Вот по этим-то причинам он и называл по имени всех, кому отдавал какое-либо приказание.[530]
Убеждение, что ими пренебрегают, делает хороших воинов малодушными, а дурных – более наглыми.[531]
Оружие (…) уравнивает слабых с сильными.[532]
Великое дело – завладеть властью, но еще более трудное – однажды захватив, сохранить ее за собой.[533]
Счастье доставляет тем больше радости, чем больше потрудишься, прежде чем достигнешь его. Ведь труд – приправа к счастью.[534]
Не так страшно не достичь счастья, как горько лишиться уже достигнутого.[535]
У царя много очей и много ушей. А если кто думает, что у царя есть только одно избранное око, то он ошибается.[536]
(314—393 гг.)
глава ораторской школы в Антиохии
Молва определяет нравы.[537]
Добродетель – выгодна.[538]
Умел он [император Юлиан] делать зараз три дела, именно слушать, говорить и писать.[539]
Человек существо ненасытное и неблагодарное.[540]
Приходится более восхищаться законностью данной власти, чем ее обширностью.[541]
(ок. 120 – ок. 190 гг.)
оратор и писатель, мастер сатирического диалога, из Самосаты (Сирия)
В пляске каждое движение преисполнено мудрости, и нет ни одного бессмысленного движения. Поэтому митиленец Лесбонакт (…) прозвал танцоров «мудрорукими».[542]
Знающий целое может знать и его часть, но знающий часть еще не знает целого. (…) Мог бы Фидий, увидавший львиный коготь, узнать, что он – львиный, если бы никогда не видал льва целиком?[543]
Жизнь коротка, а наука долга.[544]
Кормилицы (…) говорят о своих питомцах, что надо их посылать в школу: если они и не смогут научиться там чему-нибудь доброму, то, во всяком случае, находясь в школе, не будут делать ничего плохого.[545]
Среди мертвецов равноправие.[546]
Похвала приятна только тому, кого хвалят, остальным же она надоедает.[547]
Да будет мой историк таков: (…) справедливый судья (…), чужестранец, пока он пишет свой труд, не имеющий родины.[548]
Лучше, когда мысли мчатся на коне, а язык следует за ними пешком, держась за седло и не отставая при беге.[549]
Невежество делает людей смелыми, а размышление – нерешительными. (Перефразированный Фукидид.)[550]
Только раз в жизни римляне бывают искренни – в своих завещаниях.[551]
Количеством нужд дети превосходят взрослых, женщины – мужчин, больные – здоровых. Короче говоря, всегда и везде низшее нуждается в большем, чем высшее. Вот почему боги ни в чем не нуждаются, а те, кто всего ближе стоит к богам, имеют наименьшие потребности.[552]
Где надежды значительнее, там всегда и зависть губительнее, и ненависть опаснее.[553]
Ненавижу тех, кто помнит, что было на пиру.[554]
Дым отечества (…) светлее огня на чужбине.[555]
«Что такое люди?» – «Смертные боги» – «А что такое боги?» – «Бессмертные люди».[556]
Сама забота не без отрады, так как доставляет некоторое занятие. Что бы мы делали, не имея никого, о ком позаботиться?[557]
Огонь не потухает оттого, что от него зажгут другой.[558]
Следует класть на язык свой печать, чтоб слова не молвить
Лишнего, – пуще богатства надо слова охранять.
Надо пользоваться не красотой книг и не их количеством, но их речью и всем, что в них написано.
Пока ты счастлив, у тебя есть друзья среди людей, есть друзья и среди богов; последние охотно выслушивают твои просьбы. Но случись с тобой несчастье, с тобой перестанут водить дружбу; с переменой счастья все разом становятся во враждебные отношения к тебе.
