голубой дымок юношеской романтики свился лишь в первые
кольца, как тут же был развеян жестокими ветрами войны.
«Не долюбив…» Да, не долюбив женщину, поэзию, жизнь.
71
И впрямь, свою единственную на свете женщину ни
Майоров, ни другие сверстники его судьбы так и «не посмели»
поцеловать перед уходом на войну и в вечность. А человеком он
был пылким и страстным, вспомните хотя бы «швырнуть пальто
на выключатель, забыв, где вешалка висит», и любил, радуясь и
мучаясь, «то робостью, то ревностью томим», по выражению
великого поэта. Теперешние девушки могут позавидовать
женщинам, в которых влюблялись такие люди, как Николай
Майоров. Мало того, что в свои двадцать лет эти люди были не
подростками, а взрослыми мужчинами, но их любовь была
страстью, всепоглощающей и неоглядной. И женщины, если не
сразу, то после, всегда сумеют оценить такое чувство и сберечь
его в благодарной памяти.
Так и с поэзией. Как и женщине, Майоров отдавал ей себя
без остатка. Но поэзия для него тогда значила больше, чем
женщина. Он верил, что ее силе подвластно все: люди и стихии,
само мироздание. И если древний поэт заставил своим пением
стронуться с места недвижные каменья, то женскую душу
поэзия тронет и подавно. В стихотворении «Рождение
искусства» он соединил оба высокие адресата. В нем сила
поэзии выше женской, но являет себя во имя и ради нее. В этих
стихах первый художник
… впроголодь живя, кореньями питаясь,
Он различил однажды неба цвет.
Тогда в него навек вселилась зависть
К той гамме красок. Он открыл секрет
Бессмертья их. И где б теперь он ни был,
Куда б ни шел, он всюду их искал.
Так, раз вступив в соперничество с небом,
Он навсегда к нему возревновал.
Он гальку взял и так раскрасил камень,
Такое людям бросил торжество,
Что ты сдалась, когда, припав губами
К его руке, поверила в него.
Вот потому ты много больше значишь,
Чем эта ночь в исходе сентября,
Что даже хорошо, когда ты плачешь,
72
Сквозь слезы о прекрасном говоря.
Ключевые строки: «Так, раз вступив в соперничество
с небом, он навсегда к нему возревновал» и последние,
замыкающиеся аккордом «сквозь слезы о прекрасном говоря»,
сделали бы честь любому большому поэту.
Надо подчеркнуть, что Майоров и ощущал себя большим
поэтом. И страшился он не смерти, а того, что она не даст
развернуться ему как поэту в полную силу. Такое же
предощущение, горькое и сильное, было у многих из нас. И к
великому несчастью для литературы оно подтвердилось как раз
для самых талантливых из поколения их ранней гибелью.
В статьях и воспоминаниях о Майорове, Кульчицком,
Суворове, Когане иногда упускается из виду одно серьезное
обстоятельство. О них пишут как о смелых и чистых юношах,
погибших на войне и сочинявших стихи, интересные в качестве
человеческих документов. Меньше обращается внимания на то,
что стихи эти были не только лирическим дневником,
запечатлевшим высокие чувства патриотизма и партийности, но
и серьезным и новым явлением поэзии. В коллективных
сборникахпредставлено много стихов поистине холотых
рбят, храбро сложивших свои головы в бою, но для которых
поэтический способ выражения чувств и мыслей не был
обязательным языком. Их стихотворные строки и впрямь
сохраняют ценность преимущественно человеческого
документа.
Совсем иное дело стихи Николая Майорова и еще
нескольких поэтов. Лучшие из них несут печать не только яркой
талантливости, но и раннего профессионализма.
Обманчивое впечатление неровности и пестроты стихов
Майорова и тех же Суворова, Кульчицкого, Когана создается
тем, что обычно публикуются вместе стихи, написанные
поэтами в четырнадцать, в восемнадцать, в двадцать лет… У
зрелого поэта разница в два, три, пять лет подчас незаметна.
… Разный уровень и пестрота стихов — от их временной
ступенчатости. Строки, датированные 1936-1938 годами, — это
73
же строки шестнадцати-восемнадцатилетнего паренька. И
просто чудо, когда рядом со слабеньким стихотворением»На
трамвайной остановке» возникают вдруг зрелые «Торжество
жизни», «На родине», «Весеннее». Это чудо таланта, и оно
вступает в силу, чем дальше, тем полнее соединяясь с
крепнущим мастерством. Такие стихи, как «Мы», «Рождение
искусства», «Что значит любить, «Нам не дано спокойно сгнить
в могиле», «О нашем времени расскажут» — уже стихи
молодого мастера, хрестоматийные произведения, без которых
не станет полной любая антология советской поэзии XX века.
Нет, поэзия не была мачехой для Майорова и его
сверстников — поэтов. Она была доброй, хотя и строгой
матерью и как бы ждала: вот дети окончательно вырастут,
окрепнут, тогда и выпущу их в свет. И они не торопились
печататься, довольствуясь признанием друзей и учителей.
Стихи Майорова высоко ценили Сельвинский, Луговской,
Антокольский, их одобрение он принимал со спокойной
гордостью. Виктор Болховитинов, старший его сверстник,
работавший тогда в университетской многотиражке,
пользовался каждой возможностью публиковать его стихи, но
многотиражка остается многотиражкой. Газеты, журналы,
сборники — все это пришло много позже того, как на
Смоленщине вырос безымянный холмик. И если они —
Майоров и его сверстники — ушли из жизни, «не долюбив»
поэзию, а плоды этой будущей любви могли бы быть щедрыми
и прекрасными, то поэзия не забыла о своих детях…Не
долюбили они и жизнь — слишком мало узнав ее радостей,
мало «испрожив-испроведав», по народному выражению.
Но страну свою они долюбили до конца. В этом они уже
расписались не стихами, а кровью…И Родина одарила их
ответной любовью.
… Были цветы и речи, и на доме, в котором жил наш
сверстник, появилась дощечка с надписью: «Улица Николая
74
Майорова»46. Да, казалось, совсем типичный для нашего
поколения человек, но это была типичность обобщающего
образа…
Андрей Турков
Слово о поэте
Иногда мне кажется, что должен существовать кинотеатр,
где изо дня в день шли бы суровые кинохроникальные ленты
времен Великой Отечественной войны, представляющие самые
разные стороны этой народной эпопеи. И какой бы сюжет ни
возникал на экране, ему обязательно отыщется
«аккомпанемент» в виде того или иного стихотворения,
написанного иногда знаменитым, а то и вовсе безвестным
поэтом, — так много и в таких разных направлениях сделано
было советской поэзией в те годы.
Где начинался этот великий подвиг нашей поэзии?
Пожалуй, даже не в первый день войны, а порой в тех
студенческих аудиториях, где бурлили молодые и дерзкие
поэты,
Павшие в первые же месяцы жесточайших боев, не
успевшие почти ничего сложить в эту пору, но зато уже на
учебной скамье, как принято говорить, трубившие тревогу,
звавшие своих сверстников вглядеться и вдуматься в ближайшее
будущее.
Они были не столько первыми жертвами войны, сколько
первыми ее бойцами, завещавшими потомкам устами автора
этой книги — Николая Майорова:
… пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
46 11 декабря 1964 года 1-я Авиационная улица согласно решению
