Фактически Ермолину предстояло разгадать «каменный кроссворд». Надо отдать должное мастеру – он сделал все, что мог. Он собрал и восстановил крупные фрагменты здания, в частности северный портал. Но, конечно, «собрать» собор в прежнем виде он не смог. В результате Ермолин облицевал фасады резными камнями в полном беспорядке, а часть резных блоков пустил на новую кладку стен.
Василий Ермолин заново сложил своды храма, но достичь прежней горделивой торжественности собора ему не удалось. В своем нынешнем виде Георгиевский собор кажется массивным и грузным, как бы врастающим в землю. Существующая сейчас огромная луковичная глава и широкий тяжелый барабан давят на и без того приземистый кубический объем храма. Несмотря на кажущуюся массивность, храм очень невелик и полностью сохраняет размеры первоначальной постройки 1152 года – времен Юрия Долгорукого.
Внутри храм очень просторен. Этот простор достигнут за счет того, что столбы, на которые опираются своды собора, широко расставлены и придвинуты к стенам. С пространством храма сливается помещение алтаря, отделенное невысокой алтарной преградой с каменный резным Деисусом. В соборе сохранилась усыпальница строителя храма – князя Святослава Всеволодовича, пережившего татарское нашествие и умершего в 1352 году.
Но, конечно, интерьер собора не идет ни в какое сравнение с убранством его фасадов. На серебристо-желтых белокаменных стенах можно бесконечно любоваться причудливым хаосом каменной резьбы и скульптур. Многолетние исследования специалистов – искусствоведов и реставраторов – сегодня позволили практически полностью раскрыть первоначальный замысел строителей собора и восстановить первоначальную систему резьбы Георгиевского собора. Главными композициями, украшавшими фасады собора, были «Преображение», «Троица» и «Семь отроков эфесских» – на западном фасаде, «Распятие», «Три отрока в пещи огненной» и «Даниил во рву львином» – на северном, «Вознесение», «Богоматерь Оранта» и «Вознесение Александра Македонского» – на южном фасаде. В пролетах аркатурного пояса находилась целая вереница фигур святых – этот прием напоминает готические соборы Европы. На северном фасаде изображены святые воины-покровители князей владимирской династии (характерно, что среди них нет патрона князя Константина Ростовского, сына Всеволода Большое Гнездо – родичи не простили, что Константин в битве на реке Липице выступал против своих братьев). Здесь же находится большой рельеф Георгия Победоносца, небесного патрона князя Юрия Долгорукого – основателя Юрьева. Святой Георгий изображен в воинских доспехах, с копьем и миндалевидным щитом. На щите – эмблема владимирской княжеской династии: вздыбленный барс.
На фоне причудливого и пышного растительного узора на стенах Георгиевского собора можно видеть маски воинов и дев, фигуры львов и кентавров, грифонов и сиринов. Среди каменных рельефов Георгиевского собора нашлось место и для портрета юрьевского князя Святослава Всеволодовича, в правление которого был сооружен собор. А на одном из камней обнаружена надпись «Баку(н)». Как полагают, Бакун (Аввакум) – имя мастера, главного скульптора собора, возглавлявшего бригаду резчиков.
Георгиевский собор – типично «княжеский» храм, и его белокаменные узоры только усиливают его «мирской» облик. Здесь нет той бесплотности, которая отличает храм Покрова на Нерли. Смысл резного убора Георгиевского собора перерастает границы религиозной и династической идеологии и распространяется на всю Владимирскую землю. Недаром в образах воинов многие исследователи видят портреты дружинников князя Святослава, в фольклорных фигурах сказочных чудищ – мироощущение полуязыческой народной толщи, а пышный растительно-звериный узор, вероятно, призван символизировать богатство Руси Залесской. Образы Георгиевского собора в полной мере служат иллюстрацией с созданным приблизительно в те же годы «Словом о погибели Русской земли»: «О светло-светлая и красно украшенная земля Русская…»
Уже древнерусских летописцев интересовал вопрос о том, кто создал Георгиевский собор. Один из них высказал мнение, что автором и строителем собора был сам князь Святослав Всеволодович. Современные исследователи склонны считать, что князь действительно принял большое участие в разработке замысла этого архитектурного шедевра.
В создании собора сыграл большую роль и владимирский епископ Митрофан, заживо сожженный татарами в 1238 году в Успенском соборе Владимира. Митрофан был незаурядной личностью, человеком широкой культуры, умным политиком и покровителем искусств. Судя по всему, именно ему принадлежит разработка программы удивительной резьбы Георгиевского собора. В ее сюжетах обнаруживается отличное знание не только святоотеческой литературы, но и сочинений русских духовных писателей – «Слова о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Слова на Вознесение» Кирилла Туровского и др.
Имеются сведения и о том, что к строительству храма «приложил руку» и мастер из Волжской Булгарии, хотя сам собор построен в полном соответствии с традициями владимиро-суздальского зодчества. Характерно, что подобный храм никак не мог возникнуть ранее – для этого у мастеров еще просто не хватало опыта. И только стремительный творческий рост русских зодчих и резчиков по камню, впитавших в себя опыт предшественников, лучшие образцы русского и зарубежного искусства, позволил создать каменную сказку Георгиевского собора в Юрьеве.
Тщательное изучение творческого почерка мастеров – резчиков по камню позволило установить, что в создании белокаменной резьбы Георгиевского собора принимали участие две артели мастеров: одна, числом в 12 человек, вырезала фигуры-горельефы, а вторая, человек 18–24, выполнила растительный орнамент.
Георгиевский собор называют лебединой песней владимиро-суздальского зодчества. Через два года на Русь обрушились полчища Батыя и эта песня оборвалась навсегда. И кто может сказать, каких бы еще вершин достигли владимирские мастера, если бы не пришла в те годы «беда от поганых»…
М.Ю. Лермонтов называл Московский Кремль «алтарем России». Эти слова можно с полным правом отнести к кремлевскому Успенскому собору. На протяжении веков храм был связан с важнейшими событиями в жизни страны. Успенский собор служил местом венчания на царство русских царей, местом избрания очередного главы русской церкви и усыпальницей московских митрополитов и патриархов.
Кремль. Успенский собор
В конце XII века на месте нынешнего Успенского собора в Кремле стояла деревянная церковь. Сто лет спустя московский князь Даниил Александрович построил на этом месте первый Успенский собор. Четверть века он исправно служил москвичам, пока Иван Калита, переманивший из Владимира в Москву митрополита, не затеял роскошное, как ему казалось, каменное строительство, стремясь подчеркнуть тем самым значение Москвы как столицы великого княжества – преемницы Киева и Владимира. Но амбиции Калиты явно превышали тогдашние возможности казны, и построенный им каменный собор никак не мог претендовать на роль храма общегосударственного значения. Несмотря на переезд митрополита в Москву, старый Успенский собор во Владимире продолжал оставаться главным храмом Русской земли – в нем проходили торжественные церемонии «посажения на стол» великих князей. К тому же собор Ивана Калиты быстро обветшал, так что спустя полтораста лет его приходилось подпирать толстыми бревнами, чтобы он не обвалился.
В начале 1470-х годов великий князь московский Иван III повелел начать строительство нового огромного собора, который своим обликом должен был соответствовать создаваемому им единому Русскому государству. Возведение нового храма поручили мастерам Мышкину и Ивану Кривцову. За образец им указано было взять Успенский собор во Владимире, но при этом превзойти его в длине и ширине.
Кривцов и Мышкин начали строительство собора в 1472 году. В 1473–1474 годах были сложены стены собора и сведены своды. Но когда приступили к кладке верха, собор обрушился. Причинами разрушения оказались нерациональное устройство лестницы, ведущей на хоры, и плохая вязкость раствора: «Зане же жидко растворяху, ино не клеевито». Разрушение почти готового собора произвело чрезвычайно тягостное впечатление на москвичей. Иван III пригласил для возобновления строительства мастеров из Пскова, считавшихся тогда лучшими в России зодчими. Но приехавшие в Москву псковичи, осмотрев руины собора, наотрез отказались его достраивать. Это побудило Ивана III к нестандартным решениям. Для задуманного им грандиозного переустройства столицы он пригласил архитекторов из Италии. Посланный им в Венецию дьяк Семен Толбузин встретился там с Аристотелем Фиораванти, известным итальянским строителем из Болоньи. Фиораванти быстро согласился ехать в далекую и малоизвестную Московию – как раз незадолго до того у него возникли неприятные трения с муниципалитетом Болоньи, и переезд в далекую Московию мог надежно защитить его от притязаний властей.
