Стучусь к ней.
«Пустите, говорю, обогреться да хоть чайку согреть».
«А вы кто?» — спрашивает она.
«Суриков, говорю, художник».
«Боярыня, говорит, Морозова»? «Казнь стрельцов»?
В. Суриков. Боярыня Морозова. Фрагмент.
«Да, говорю, я».
«Да как же это вы здесь?»
«Да так, говорю, я тут как тут!»
Бросилась она топить печь, мед, хлеб поставила, а сама и говорить не может от волнения. Понял я ее и тоже вначале молчал. А потом за чаем так разговорились, что проговорили до утра».
Суриков и Лев Толстой. Тема отдельного исследования. Нет сомнения, что общение этих людей было плодотворно…
«Цель художника не в том, — писал Лев Толстой, — чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех ее проявлениях. Ежели бы мне сказали, что я могу написать роман, которым я неоспоримо установлю кажущееся мне верным воззрение на все социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов труда на такой роман, но ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через 20 и будут над ним плакать и смеяться, и полюбят жизнь, я бы посвятил ему всю свою жизнь и все свои силы».
…Живописец, замыслив «Боярыню Морозову», счел нужным сделать все, чтобы быть во всеоружии мастерства.
В 1883 году он вместе с семьей едет в Европу. Укрепить свое знание колорита, рисунка, композиции.
…Ни с чем не сравнимо звучание «Боярыни Морозовой». Оно поистине полифонично.
В этом полотне слышится тревожный гуд той далекой эпохи.
Шум древней Москвы.
Визжат полозья саней по укатанному снегу. Глухо звучит топот копыт, до слуха долетают лязг и бряцание оружия стрельцов. Неясный ропот тысячной толпы.
Лепет, смех, вздохи, тихий говор.
Словно струна, звенит голос Морозовой. Горький и страстный.
И, как ни странно, несмотря на сонм звучаний, перебивающий и мешающий его воспринять, он слышен всем. Этот стон одинокой души передал гениально Василий Суриков.
Вглядитесь.
Вам не хватит целого дня, чтобы разобраться в бездне психологической ткани, созданной кистью мастера. Каждый персонаж, каждый участник этого события — характер.
Начиная от улыбающегося мальчишки, вовсе не смыслящего, что за трагедия происходит на его глазах, до отрешенной фигуры девушки в синей шубке.
Что за океан чувств хлещет на нас с этой огромной картины!
Все переливы людских состояний — от горя, страдания, ненависти до смеха, ликования, сарказма — видятся на холсте. Перед вами трагедия народная, ничуть не уступающая Шекспиру.
Между прочим, среди критиков Сурикова раздавались голоса о «корявости» его живописи, об отсутствии идеальности в типаже, рисунке. Вчитайтесь в Шекспира.
И вы услышите время. Увидите зримо драму столкновения характеров людских. Почуете правду, невероятную по жестокости. Почти немыслимую истину бытия.
А форма выражения?
Конечно, это никак не мадригалы или сонеты модных поэтов.
Слово английского драматурга терпко, дерзко, грубо.
Но разве можно замечать лишь родинку на щеке титана? Это неумно и пошло. Подумайте о его деяниях, о том грандиозном потоке ассоциаций, мышления, которые вызывает его творчество…
«Боярыня Морозова». Одна из самых потрясающих картин планеты.
В ней главенствует дух людской. Проявление характеров.
Тайные движения души.
Здесь нет академической и классической жестикуляции. Нет изысканного и взвешенного салонного представления.
Сама жизнь — грозная и прекрасная — глядит на нас в это гигантское, раскрытое художником окно. Это подвиг искусства.
А. Н. Бенуа писал:
«Лишь редкие художники, такие, как Суриков, способны построить мосты из глубокой древности до наших дней и бесконечно вперед — в вечность. Никакие славянофильские рассуждения не способны были открыть такие прочные, кровные жизненные связи между вчерашним и нынешним днем России, они тогдашние люди, но они в то же время, несомненно, родные наши отцы…»
Особенно важно сегодня понять колоссальный труд души, мастерство станковой живописи, а главное, то, что «Боярыня Морозова» — изумительная, величественная картина.
В. Васнецов. Богатыри. Фрагмент.
«БОГАТЫРИ»
Ахтырка близ Абрамцева. Здесь в 1880 году жил Виктор Васнецов. Он работал в ту пору над своей знаменитой «Аленушкой». Писал этюды чудесной природы в окрестностях Абрамцева.
Здесь судьба свела его с кружком Мамонтова.
Именно сюда частенько приезжали и подолгу гостили Илья Репин, Василий Поленов, Василий Суриков, Константин Коровин, Михаил Врубель, Михаил Нестеров.
Собирались, вечерами слушали сказителей древних былин.
Восхищались народными певцами.
Читали вслух Тургенева, Пушкина, Фета. Словом, в Абрамцеве царил дух преклонения перед великой культурой Руси.
Виктора Михайловича Васнецова сразу очень полюбили. В этом коренном вятиче быстро почувствовали своеобычного, почти сказочного мастера. Могучего и в то же время нежного, наполненного какой-то неподдельной, цельной, доброй романтикой вечно юной Отчизны.
Именно для него построил Мамонтов просторную светлую студию, где художник начал писать свой огромный холст «Богатыри»
Творил его неотрывно.
Год, другой, приводя всех в удивление своим неистовым и радостным трудом.
Картина была уже почти готова.
Друзья восхищались ею.
Но Виктор Михайлович не спешил показывать ее на выставках, несмотря на уговоры близких. «Нет, подожду», — говорил он. В этой неспешности — совестливость души живописца и богатырская ухватка истинного мастера. Автор хотел достичь впечатления подлинности былинного чуда.
В его ушах звучали слова Гоголя, который писал:
«Здесь ли не быть богатырю — когда есть место где развернуться и пройтись ему».
Это волнующее художника, возвышенное, эпическое ощущение Родины не покидало его весь долгий срок созидания картины. Он чувствовал душой огромную, тяжкую ответственность.
Желание спеть ярче, чище, светлее песнь о любимой Родине, ее народе.
И святое, гражданственное устремление не позволяло Виктору Васнецову скомкать, смять эту задачу. Раньше времени он не смел остановить бег воображения.
Вот воистину пример подлинно творческого отношения к своему детищу. Об этом стоит сегодня подумать некоторым любителям скороспелых и сырых полотен.
Ныне условия для создания этапных, глубоких, серьезных станковых картин ныне ничуть не хуже, чем у того же Василия Сурикова, который писал «Боярыню Морозову», поставив колоссальный холст в маленькой мастерской и разместив картину по диагонали помещения. А ведь теперь мастерские за сто квадратных метров не редкость. .
Но вернемся в Абрамцево. Душой известного нам кружка был Савва Мамонтов.
Он, по словам К. С. Станиславского, «интересовался всеми искусствами и понимал их».
Чувство меры, ощущения стиля, преданность отечественной культуре помогали Савве Ивановичу создать атмосферу, где расцвели такие таланты, как Виктор Васнецов, Михаил Врубель, Валентин Серов, Исаак Левитан.
Однажды решили поставить «Снегурочку» Островского. Древнерусский фольклор. Языческий пантеизм. Наивная прелесть обитателей Берендеева царства. Вся добрая народная поэзия будто выпелась в эскизах Виктора Михайловича к этому спектаклю. Это было новое открытие мира старины.
В. Васнецов После побоища Игоря Святославича с половцами. Фрагмент.
Идею «весенней сказки» претворило сердце большого художника. Словно ожили Снегурочка, Лель, Весна, озаренные Ярил ом-Солнцем.
В этих работах мастера сказались его великолепный опыт и знание архитектуры, народного творчества русского Севера, а им, в свою очередь, способствовало стремление абрамцевского кружка к собиранию предметов русской старины.
«Во всех этих донцах, вальках, с бесхитростными надписями «кого люблю — того дарю», в ларчиках, в коньках на крышах» было что-то свежее.
Виктор Михайлович не копировал, он создавал небывалый новаторский стиль. Его прекрасные акварели воплощали наивные грезы о прелестном, радостном, безоблачном бытии.
Певуч, красочен, мажорен язык его творений.
Взгляните на фасад Третьяковской галереи, построенный по его эскизам, и вы поймете правду таланта Виктора Михайловича.
Игорь Грабарь свидетельствует:
«Васнецов своей постановкой «Снегурочки» в половине восьмидесятых годов произвел такое огромное впечатление на всех, что многие только и бредили русскими мотивами. В моду стали входить русский узор, кустарные изделия, молодые художники… усердно изучали… старинную резьбу, набойки и вышивки».
В самый канун нового, XX века Виктор Васнецов пишет станковую картину маслом. Это был 1899 год.
