Преподобный Паисий Величковский:
Если хочешь победить страсти, то отсеки сласти.
Если удержишь чрево, войдешь в рай.
Когда кто познает душевную и телесную силу изнеможения, то вскоре получит покой от страстей.
Покой и сластолюбие — бесовские удицы, которыми бесы ловят души иноков на погибель.
Нечистота сердца — блудная сласть и сердечное греховное разгорячение.
Нечистота тела — падение на деле во грех.
Нечистота ума — скверные помыслы. От разжжения плоти восстают мысли и оскверняется ум, от мыслей — сердце, а через это благодать удаляется и нечистые духи имеют дерзость властвовать над нами, понуждают плоть на страсти и направляют ум, куда хотят.
Соединяемая с постом молитва (трезвенная) опаляет бесов.
* * *
Довольно нам о себе заботиться только, о своем спасении. К братнему же недостатку, видя и слыша, относись как глухой, слепой и немой — не видя, не слыша и не говоря, не показывая себя мудрым; но к себе будь внимателен, рассудителен и прозорлив.
* * *
Когда хоронили епископа Игнатия Брянчанинова, то пели Ангелы: «Архиерею Божий, Святителю отче Игнатие».
«Господь заповедал отречение от естества падшему и слепотствующему человечеству, не сознающему своего горестного падения. Для спасения необходимо отречение от греха, но грех столько усвоился нам, что обратился в естество, в самую душу нашу. Для отречения от греха сделалось существенно нужным отречение от падшего естества, отречение от души, отречение не только от явных злых дел, но и от многоуважаемых и прославляемых миром добрых дел ветхого человека; существенно нужно заменять свой образ мыслей разумом Христовым, а деятельность по влечению чувств и по указанию плотского мудрования заменить тщательным исполнением заповедей Христовых. „Иже есть от Бога, глаголов Божиих послушает“ (Ин. 8,47) Аминь». (Свт. Игнатий Брянчанинов).
* * *
Патрологические труды проф. И. В. Попова
Естественный нравственный закон — внутреннее побуждение к лучшей жизни.
«Поэтому кто хочет достигнуть утраченного совершенства, тот пусть отсечет все похоти своей плоти, чтобы возвратить свой ум в прежнее состояние» (авва Исайя).
* * *
«Совершенство состоит в том, чтобы не рабски, не по страху наказания удаляться от порочной жизни и не по надежде наград делать добро, с какими-то условиями и договорами, торгуя добродетельной жизнью, но теряя из виду все, даже что по обетованию соблюдается надежде, одно только представлять себе страшным — лишиться Божией дружбы, и одно только признавать драгоценным и вожделенным — соделаться Божиим другом. Это, по-моему, и есть совершенство в жизни». (Свт. Григорий Нисский).
О полезности молчания блаженный Диадох свидетельствует так: «Как двери в бане, часто отворяемые, скоро выпускают жар, так и душа, если она желает часто говорить, то хотя бы говорит и доброе, теряет соответственную теплоту через дверь языка».
* * *
«Как невозможно — видеть глазу без света, или говорить без языка… так без Иисуса невозможно спастись, или войти в Небесное Царство».
* * *
«Господь требует от тебя, чтобы сам на себя был ты гневен, вел брань с умом своим, не соглашался на порочные помыслы и не услаждался ими. Но чтобы искоренить грех и живущее в нас зло, то сие может быть совершено только Божиею силою. Ибо не дано и невозможно человеку искоренить грех собственною своею силою. Бороться с ним, противиться, наносить и принимать язвы — в твоих это силах; а искоренить — Божие дело». (Преп. Макарий Египетский).
* * *
«Молчание есть тайна жизни будущего века». (Преп. Исаак Сирии).
«Если понадобится помощь»
Мир по-своему жестко давит на монашество, требуя обмирщения его. И если посмотреть газетные публикации о монастырях, то сразу обнаружится их основополагающая мысль: монахи, мол, для общества полезные люди, поскольку опекают больных в больницах и возят подарки в детдом. Разумеется, в Оптиной все это делают. И все же оценивать пользу монашества по делам благотворительности — это все равно что оценивать микроскоп по принципу: им, дескать, можно и орехи колоть.
Александр Герасименко вспоминает, как однажды сказал о. Ферапонту, что монашество должно спасать мир. «Нет, — ответил он. — Монашество — это путь личного спасения». — «Стяжи мир в себе, и тысячи вокруг тебя спасутся», — учил преподобный Серафим Саровский. Но как же довлеет соблазн спасать тысячи — при неумении спасти даже себя. И сугубо монашеская жизнь о. Василия и о. Ферапонта казалась иным непонятной: почему безмолвствуют в уединении, когда надо кого-то «спасать»?
Из посмертной публикации об о. Василии: «Мы не понимали его жизни, обвиняли в крайностях и даже дерзали считать эгоистом».
Из разговора: «Я всегда преклонялся перед о. Василием, как человеком глубоко интеллигентным. Но угрюмости о. Ферапонта, простите, терпеть не мог. Ну, хоть бы словечко людям сказал!»
Из другого разговора: «Откуда вы взяли, что о. Ферапонт был угрюмым? — удивился иеродиакон Нил, живший с ним в одной келье. — Очень добрый был человек». — «Да, но в чем это выражалось?» — «В благорасположении сердца. Можно оказать всему миру гуманитарную помощь, но в душе остаться жестоким и злым».
Когда говорят о монашеской благотворительности, то почему-то забывают, что монаху с его обетом нищеты благотворить, собственно, не с чего. У о. Василия была единственная выношенная ряса, и он часто штопал ее. Перед смертью ему сшили новую рясу, но клобук был прежний — штопаный. Конечно, бывает, что друзья привезут монаху пакет фруктов. И путешествует потом этот пакет по всему монастырю, ибо брат спешит явить любовь брату, тот — следующему, пока не съедят эти фрукты чьи-нибудь дети, обнаружив на дне пакета записку: «Иеромонаху Василию от…»
Инок Ферапонт посылок из дома не получал, а знакомых паломников, одаривающих фруктами, у него не было. Но однажды кто-то подарил ему баночку сгущенки.
Иеродиакон Илиодор вспоминает: «Подходит ко мне однажды о. Ферапонт и спрашивает: „Отец Илиодор, это вы возите передачи в больницу?“ И протягивает мне баночку сгущенки, а в глазах такая любовь, что я был ошеломлен. Тут, думаю, мешками передачи в больницу возишь, а ему и дать нечего, кроме этой маленькой баночки и такой чистосердечной любви. Помню, вез я тогда продукты в больницу и думал — накормить человека, конечно, надо, но больному нужнее всего любовь».
Это старый спор — о социальной пользе и христианской любви. В архиве Ф. М. Достоевского хранится письмо скрипача Императорского театра, порицавшего Христа за то, что не обратил камни в хлебы. Скрипач писал с возмущением, что надо сперва накормить человечество, а потом толковать о любви и Христе. В ответном письме Достоевский рисует картину сытости человечества без Бога и спрашивает, а не превратимся ли мы тогда в сытых свиней, уже неспособных поднять голову к небу? Он пророчески предрекает: «хлебы тогда обратятся в камни». Это пророчество, похоже, сбывается, и люди все чаще говорят о голоде среди изобилия безблагодатной «каменной» пищи.
«Чадо мое, — говорил преподобный Нектарий Оптинский, — мы любим той любовью, которая никогда не изменится. Ваша любовь — однодневка, а наша и сегодня, и завтра, и через тысячу лет все та же». После убийства у инока Ферапонта в кармане нашли письмо со словами: «Если понадобится помощь, буду рад оказать ее». Кому было адресовано это письмо — неизвестно. Но годы спустя представляется, что письмо адресовано всем нам, ибо многие люди получают сегодня помощь по молитвам новомученика Ферапонта Оптинского.
Рассказывает инок Макарий (Павлов): «После убийства, по благословению старца, мне достался окровавленный кожаный пояс инока Ферапонта, пронзенный мечом в трех местах (удар был один, но пояс препоясывал бестелесного инока почти дважды — Ред.)
