Однажды в Москве о. Георгий Полозов, настоятель храма в честь иконы Божией Матери „Знамение“ на Речном вокзале, попросил меня дать им на время пояс новомученика, объяснив, что они попали в трудное положение. При храме была православная гимназия, но помещения для нее не было. Старцы благословили им строить здание для гимназии, но денег на это у храма не было, а главное — не выделяли землю под строительство. И когда они стали хлопотать о разрешении на строительство, то восстали такие антиправославные силы, что во всех инстанциях был дан категорический отказ. Конечно, они много молились и уже в безвыходной ситуации решили обратиться за помощью к новомученику Ферапонту Оптинскому.
Мне рассказывали, что когда в алтарь внесли пояс новомученика, то сразу почувствовали исходящую от него благодать. Они стали молиться новомученику Ферапонту о помощи, и свершилось чудо — храм выстроил прекрасную двухэтажную гимназию, и до того красивую — прямо старинный замок с башенками».
Раба Божия Надежда пишет: «Моя племянница Ольга с детства ходила в церковь, а потом перестала ходить, не причащаясь даже на день своего Ангела. Но по милости Божией она побывала в Оптиной пустыни и помолилась здесь на могилках новомучеников.
После этого она увидела во сне юношу, который сказал ей: „Ольга, за тебя молится монах Ферапонт“. Ольга спросила: „А где он?“ Юноша обещал показать его и повел ее по мосту через огненную реку. Ольга испугалась — искры до ног долетают, а юноша обернулся, подал ей руку и, проведя через огненную реку, привел в маленькую белую церковь.
Зашла Ольга в церковь, а икон здесь нет, и людей очень мало. Тут идет им навстречу монах и говорит: „Ольга, ты к нам пришла, а мы молимся за тебя и за весь мир. Меня зовут монах Ферапонт“. Ольга спрашивает: „А почему у вас в храме нет икон?“ — „А у нас все святые живые. Они здесь сами с нами молятся“. — „А почему людей в храме мало?“ — „Потому что мы мало их отмолили“».
Рассказывает оптинский иконописец Ирина Лужина: «Когда я уезжала из Петербурга в Оптину пустынь, в подземном переходе метро меня окликнула незнакомая схимонахиня, игуменья Мария с Нового Афона, как выяснилось позже.
— Куда ты едешь? — спросила она.
— В Оптину пустынь.
— Ах, Оптина! — сказала схимонахиня, — как бы я хотела там побывать и сложить свои косточки в этой святой земле, но нет воли Божией на то. Ты знаешь, всем трем новомученикам молюсь, всех троих поминаю, а о. Ферапонт так и сверкает в моем сердце!»
Часть пятая
ИНОК ТРОФИМ
Первопроходец
Мать о. Трофима Нина Андреевна Татарникова лежала после инсульта, когда пришла телеграмма о смерти сына. Трофим был ее первенец. Старший из пятерых детей, он был общим любимцем, а братья и сестры так убивались от горя, что мать заставила себя встать: «Саша, брат Трофима, в голос, как женщина, кричал, — рассказывала она, — а Лена, сестренка, от нервного потрясения заболела и слегла. Не до своих болячек тут. „Детки, — говорю, — хочу быть с Трофимом. Поеду к нему!“».
Врачи запретили везти больную самолетом. И поехали сыновья с матерью из Сибири поездом, не поспев к погребению. Поплакали они на могиле, сказав по-сибирски: «Уработался Трофим. Больно тяжко с малолетства работал, вот и лег отдыхать».
Сыновьям надо было возвращаться на работу, и мать сказала: «Поезжайте домой. Я останусь здесь. Хочу быть с Трофимом». А потом на могилке она сказала: «Ох, и трудно тебе досталось, сыночек! Ты у нас первопроходец — дорогу проторил, и я по твоей дорожке пойду».
«К сожалению, я почти ничего не знала о новомученике Ферапонте, да и в Оптиной мало кто знал его. Но я слышала от людей, что он отзывчив на молитвы и многим помогает в их повседневных нуждах. Однажды и у меня была такая нужда. В нашей келье было тогда многолюдно, помолиться негде. И я решила устроить уголок для молитвы в иконописной мастерской. Иду на послушание и думаю: Господи, где достать аналой и кому бы заказать изготовить его? Вдруг меня окликают: „А ты не хочешь взять себе аналой о. Ферапонта?“ Вот радости было! Принесла я аналой в иконописную мастерскую и удивилась — в углу между подоконником и стеной было совсем небольшое свободное место, и аналой о. Ферапонта с точностью до миллиметра вошел туда. Как на заказ был сделан! Позже я узнала, что о. Ферапонт изготовлял аналои для оптинцев, и будто принял мой заказ».
Слово «первопроходец» в Сибири бытовое и означает вот что: в пургу наметет снега по грудь, а первопроходец утопчет дорожку и за ним идут остальные. Точно также идут на болота за клюквой: первыми сходят первопроходцы, а вернувшись, доложат, что гать на болотах они починили, идти безопасно, а клюквы — хоть лопатой греби. Тут вся деревня придет в движенье: «Первопроходцы прошли, и нам пора».
В церковь мать Нина до этого не ходила, но теперь она пошла за сыном по-сибирски, как идут за первопроходцем, то есть ступая след в след. Когда ей передали четки о. Трофима, мать Нина спросила:
— А что Трофим с ними делал?
— Проходил Иисусову молитву.
С тех пор мать четки не выпускала из рук, повторяя неустанно: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную».
В храме мать Нина стояла, как свечка, не пропуская ни одной службы, начиная с полунощницы, которую так любил Трофим. А узнав, что Трофим работал по послушанию на хоздворе, она, скрыв болезнь, пришла туда просить себе работы:
— Сыночек не может, так я помогу.
— Мать Нина, — спросили ее, — какое послушание тебе дать?
— А я всякую работу люблю. Хлеб пекла, телят пасла, за коровками ходила, а за курами нет.
Почему-то решили, что ей будут интересны куры, и определили мать Нину на курятник.
Всем до боли не хватало в эти дни о. Трофима, но у матери были те же огромные голубые глаза и та же ласковая улыбка для всех. «Я как на свадьбе была тогда, — говорила она о тех днях. — Все плачут, меня утешают, а мне чудится — свадьба идет.
Народу много, цветов много. А я улыбаюсь и не понимаю совсем ничего. Может, от сильных лекарств это было? Мне же горстями давали всего».
Было в этих днях, действительно, нечто от свадьбы. Сразу после погребения в Оптину приехала женщина, потерявшая сына. Он был шофер, и на узкой дороге, где не разминуться, навстречу ему вылетел автобус с детьми. Кто-то должен был погибнуть — он или дети. И шофер погиб, спасая детей. Мать хранила для свадьбы сына три нарядных расшитых рушника-полотенца, чтобы сделать свадебную перевязь друзьям жениха. Когда она услышала об убийстве трех оптинских братьев, то пало ей на сердце, что три свадебных полотенца предназначены им. Приехав в Оптину пустынь к могилам новомучеников, мать сделала свадебные перевязи на их крестах, будто кресты — друзья жениха.
Долго стояли кресты в этих свадебных перевязях, рождая воспоминания о брачном пире: «Радуйся, Кана Галилейская, начало чудесам положившая; радуйся, пустынь Оптинская, наследие чудотворства приявшая». А чудотворения действительно, совершались.
Мать Нина хотела остаться в Оптиной навсегда, но после сорокового дня ее благословили: «Иди, мать, в мир и приведи к вере детей». В дорогу ей надавали столько сумок с подарками, что выгрузившись с ними на вокзале, мать Нина спохватилась, что забыла в машине рюкзак с молитвословом сына, а машина уже уехала. Уж как она расстроилась из-за молитвослова, взывая: «Трофим, сынок, я рюкзак забыла!»
Рассказывает игумен Михаил (Семенов), в ту пору оптинский шофер Сергий: «Отвезли мы мать Нину на вокзал, возвращаемся, а мотор вдруг заглох. Не заводится машина — и все! Стали искать, кто бы дотащил нас на буксире до Оптиной. Полез я за буксировочным тросом и увидел, что мать Нина забыла рюкзак. „Да это же Трофим, — говорю, — нас остановил. Скорей на вокзал!“ Машина тут же завелась, и мы успели приехать на вокзал до отхода поезда, отдав маме о. Трофима рюкзак».
