переводе А. М. Шуфрина: «Восьмой и первый, вернее же – один, то есть неразрывный день – это наступающее после упокоения движущихся беспримесное и предельно ясное присутствие Бога, Который, пребывая целиком как в целых в тех, кто произволительно воспользовался логосом бытия надлежащим образом в согласии с природой, доставляет им и присноблагобытие через причастие Себя, как единственного в собственном смысле и существующего, и присносуществующего, и благосуществующего; но Он же [т. е. Бог] тем, кто логосом бытия намеренно воспользовался против природы, приснозлобытие уделяет по справедливости вместо благо[бытия], так как благобытие уже не вместимо для них, противоположно к нему настроенных, и совсем после появления искомого не имеющих движения, соответственно которому предмет поиска обыкновенно является ищущим» (
amb. 65: PG 91, 1392C-D). Шервуд, приведя этот отрывок как пример текстов прп. Максима, исключающих апокатастасис, пишет: «В
amb. 65 Максим старается объяснить, что такое восьмой день, который является также первым. Это великий день второго пришествия» (
Максим Исповедник 2007а, с. 493). Как мы видели, например, по отрывку из
Thal. 65: PG 90, 757C, для прп. Максима этот день второго пришествия является одновременно и днем осуществления предвечного промысла Божия, и в этом смысле первый и восьмой день совпадают друг с другом.
Или: «к Началу и Причине». В этом толковании делается акцент на восьмом дне как источнике и начале всякого деятельного любомудрия (или делания) и всякого естественного созерцания, которые «минуются», т. е. «проходятся» на стадии седьмого дня. В восьмом дне уже нет места ни для аскетического делания, ни для созерцания творения, т. е. прекращается всякое природное действие, направленное на чувственное и тварное.
Итогом делания является бесстрастие. Это состояние в данном толковании прп. Максим называет «седьмым днем». Восьмой же день понимается как обретение божественной премудрости, что происходит уже после прохождения стадии созерцания. Ср. в cap. theol. 1.55: «Шестой день есть совершенное исполнение добродетельных деяний, соответствующих естеству; седьмой день – завершение и прекращение всех естественных помыслов у тех, кто предается созерцанию неизреченного ведения; восьмой – переход к обожению достойных» (пер. А. И. Сидорова, цит. по изд.: Максим Исповедник 1993. Кн. I, с. 224).
Сам прп. Максим дает это множество других толкований в cap. theol. 1.35-56.
Букв.: «удвойте и утройте». 3 Цар. 18:34.
Ср. 3 Цар. 17:21; 18:24 (седьмое обращение, о котором идет речь в полном тексте проповеди свт. Григория Богослова, видимо, не доступном Максиму).
3 Цар. 18:34.
Gr. Naz., or. 41.4: PG 36, 433B. Приведем весь этот отрывок из Слова 41 свт. Григория, без чего не понять, в чем именно состоит трудность, объясняемая прп. Максимом: «Примечаю как семикратное обращение (3 Цар. 18:4344), подобное и троекратному таинственному дуновению Пророка Илии, вдыхающему жизнь в сына сарептской вдовы (3 Цар. 17:21), и равночисленному возлиянию на дрова, когда он ниспосланным от Бога огнем истребил жертву и осудил лживых пророков, которые не могли произвести того же своими призываниями, так и семикратное, по повелению его, наблюдение отроком облака» (цит. по изд.: Григорий Богослов 1994. Т. 1, с. 577). Трудность, которую здесь толкует прп. Максим, ссылаясь ниже на своего старца, состоит в том, каким образом слова пророка Илии «удвойте и утройте» могут быть поняты как свидетельство о тайне седьмого дня. Другая, аналогичная трудность: почему о тайне «семи» могут свидетельствовать не только семь обращений пророка Илии (см. 3 Цар. 18:43-44), но и то, что он три раза простерся над сыном сарептянки (см. 3 Цар. 17:21-22); прп. Максим как будто смешивает один сюжет с другим уже в самой постановке вопроса в amb. 66. Для объяснения этой «трудности» он прибегает к античной арифмологии, восходящей к пифагорейцам.
Седьмое и последнее упоминание старца в Трудностях.
Благодарим А. И. Щетникова за помощь в переводе данного отрывка. В этих арифмологических выкладках прп. Максим мог отчасти следовать Филону, у которого также связываются числа 7 и 64, хотя у прп. Максима или его старца, как нам кажется, рассуждения имеют несколько иную направленность, и по характеру являются чисто арифметическими, без ссылок на геометрические фигуры, как у Филона (который еще сохранил связь с пифагорейской традицией, строившей арифметику на геометрии): «О семерке говорится двояко – внутри десятки, когда она измеряется только единицей, взятой семь раз, и образуется из семи единиц, и вне десятки, как о числе, имеющем своим началом единицу и возникающем удвоением, утроением и так далее, каковы числа шестьдесят четыре и семьсот двадцать девять, первое – в удвоении от единицы, второе – в утроении. Не будет лишним рассмотреть каждый из этих видов. Вторичное имеет очевидное преимущество, ведь, всегда образуясь от единицы удвоением, утроением и так далее, седьмое число является кубом и квадратом, поскольку охватывает оба вида бестелесной и телесной сущности, бестелесной – по плоскости, заданной квадратами, а телесной – по телу, заданному кубами. Верность этого в отношении названных чисел очевидна. Седьмое от единицы число в двукратном отношении, шестьдесят четыре, есть квадрат, произведение восьми на восемь, и куб – четыре раза по четырежды четыре» (оріf. 91-93 (Cohn), пер. А. И. Щетникова, любезно предоставленный нам автором, который указал и на параллельные места в Теологуменах арифметики (28.68-69), у Теона Смирнского в Изложении (35) и у Никомаха Геразского во Введении в арифметику [1.3-4]). Общий смысл выкладок прп. Максима нам видится следующим. Он хочет доказать, что «два» и «три» во фразе «удвойте и утройте» каким-то образом свидетельствуют о «семи» и делает это, пользуясь теорией о том, что одни числа получаются из других удваиванием и утраиванием с прибавлением единицы. В качестве примера того, что одно число может получаться из другого, он берет число 64, которое (согласно «арифметикам») образуется шестью последовательными удвоениями, начиная от единицы (удвоения можно рассматривать и как сложения); всего этих чисел, участвовавших в сложении, было шесть, и, если сюда прибавить единицу, взятую с самого начала, – получается семь. Но прп. Максиму важно в данном случае не то, что 64 является седьмым числом, полученным из удвоения единицы (на чем делает акцент Филон, прославляя семерку), а то, что при доказательстве этого к шестерке складывавшихся
