понимает применительно к ангелам не как меру движения), а, следовательно, при восхождении к Богу посредством созерцания логосы всего этого должны быть «пройдены». Выше, когда говорилось о пяти тысячах, насытившихся логосами, доступными для созерцания, речь шла исключительно о созерцаемом через чувственное восприятие. Умные существа – ангелы и падшие духи, как и человеческие души, чувствами не воспринимаются, и поэтому созерцания, связанные с ними, попали в «остаток» из двенадцати коробов. В целом же в этом отрывке прп. Максим кратко обосновывает, в каком смысле вечные существа, наряду со смертными и чувственными, подлежат категориям тварного бытия; особенно важным в этом смысле является применение к «вечным существам» категории времени (см. ниже).
Пласс переводит это место следующим образом: «All that is created has a beginning of existence since it has come to be and an interval (διάστημα) from the time when it began (PG 91, 1397B)» (Plass 1980, p. 260). Διάστημα – технический термин в богословии Каппадокийских отцов. Как замечает Тунберг, у свт. Григория Нисского «διάστημα – расстояние в пространстве и времени – характеристика творения как целого, которая не распространяется только на Бога (см. hom. in Eccl. 7: 412.14 [Jaeger]). В таком качестве διάστημα – это пропасть, отделяющая тварь от Творца» (Thunberg 1965, p. 60). Как далее отмечает Тунберг, прп. Максим существенно «сдвинул» смысл употребления этого понятия, однако как раз в данном случае, в amb. 67, он использует его именно в том смысле, в каком использовал его свт. Григорий Нисский. «В этом случае он утверждает, что все твари, которые имели начало по естеству, также имеют διάστημα, поскольку они движимы. В первом случае они „под природой“ (естеством), а во втором – „под временем“. Подобного рода διάστημα в ее космологическом применении, основанная на временно́м смысле, тесно связана для Максима с движением, и это последнее значение доминирует в его использовании термина. Διάστημα-διάστασις – это в первую очередь позитивный отправной момент для движения по природе тварных существ, которое Максим постоянно провозглашает при опровержении оригенизма, где движение – это результат падения» (Ibid., p. 60-61). Пласс в указанной выше статье, в свою очередь, пишет, что у прп. Максима «διάστημα включает как умные, так и чувственные твари (PG 91, 1072А) и является не только „протяженностью“ твари во времени, но и „расстоянием от“, т. е. бесконечной пропастью, которая отделяет тварь от Творца (PG 91, 1077А). Простая и наиболее важная характеристика времени – его конечность. Все тварное – сложно (оно состоит либо из материи и формы, либо из видообразующего признака и сущности [PG 91, 1400С]), а то, что сложно, всегда конечно (PG 91, 1184В)» (Plass 1980, p. 260-261).
Ср. в cap. theol. 1.5 о том, что все тварное, как принадлежащее времени, так и веку, не безначально: «Начало, середина и конец суть отличительные признаки [существ], разделенных временем (χρόνος). Можно с полным основанием сказать, что они суть отличительные признаки [всего], обозреваемого в веке (ἐν αἰῶνι) сем. Ибо время (χρόνος), которое измеряет движение, ограничивается числом; век же, содержа в себе категорию времени, которая мыслится одновременно с существованием, допускает отделение (διάστασιν), поскольку он начал быть. А если время и век не безначальны, то тем более не безначальны те [существа], которые объемлются ими» (пер. А. И. Сидорова, цит. по изд.: Максим Исповедник 1993. Кн. I, с. 215-216). Приведем это важное место и в английском переводе Пласса, в ряде моментов отличающемся от перевода Сидорова и, кажется, более точном: «Beginning, middle and end are marks of things divided by time (chronos) and of things thought of as being in aiōn. For time (chronos) has its motion measured and is limited by number; aiōn includes the category „when?“ in its existence and displays extension (diastasin) since it has a beginning. If, then, chronos and aiōn are not without beginning, so much more are things in them not without beginning» (Plass 1980, p. 261).
Последнее предложение, как замечает Морескини (Moreschini 2003, p. 719, n. 11), – перифраза из or. 39.11 свт. Григория Богослова: «Божество есть Единое в Трех, и едино суть Три, в Которых Божество, или, точнее сказать, которые суть Божество» (PG 36, 345D, цит. по изд.: Григорий Богослов 1994. Т. 1, с. 538). На пути к Богу необходимо пройти три любомудрия (философии): нравственное (ἠθικήν), естественное (φυσικήν) и богословское (θεολογικήν). Каждое из них символизируется своим числом в соответствии с числом родовых добродетелей (четыре), пяти чувств и трех ипостасей. Что касается «сочетания» четырех добродетелей с пятью чувствами, то прп. Максим уже писал об этом в 21-й трудности (amb. 21: PG 91, 1248C-1249A). В amb. 67 к сочетанию родовых добродетелей с чувствами прибавляется еще богословское любомудрие, в котором Троица постигается как Единица, а Единица как Троица.
Выше, в amb. 66, прп. Максим говорил, что единое действие Святой Троицы являет себя в четырех родовых добродетелях. Теперь же он толкует двенадцать коробов из Евангелия как сочетание четырех (символизирующих эти добродетели) с восьмью – символом жизни будущего века. По мнению Станилоаэ, «число двенадцать понимается здесь как указывающее на правильный путь жизни на земле, и даже жизни будущего века, к которой он ведет» (Staniloae 1994, p. 533, comm. 430).
В amb. 21: PG 91, 1248C-1249A прп. Максим уже соотносил четыре родовых добродетели с четырьмя стихиями (элементами) материального мира. В amb. 67 прп. Максим, сначала образовав двенадцать из четырех добродетелей и восьми, затем образует то же число из четырех (по числу стихий или элементов чувственного, материального мира), относящихся к настоящей жизни, и восьми (число, которое образуется из сложения семи, символа времени, с единицей) – символа будущего века.
«Утраивая», поскольку каждое из сущих в отношении промысла и суда рассматривается трояко (как будет видно ниже – в отношении сущности, способности и действия).
Логосы промысла и суда «учетверяются» либо потому, что они обращены на чувственное и умопостигаемое, либо посредством четырех добродетелей.
Это трудное для понимания предложение мы приводим в переводе А. М. Шуфрина.
Имеются в виду, очевидно, бытие, благо(или зло)бытие и приснобытие.
