Альва последовала к калитке, что виднелась в глубине сада.
— Прежде чем мы войдем, вы должны запомнить, — обратилась она к Альбериху и Панепаэль, — Медальва — богиня, и то, что она скажет, и даже то, как она думает, может быть за пределами человеческого понимания. Не удивляйтесь ничему и сохраняйте спокойствие.
Альва хотела сделать шаг, но, вспомнив о важном, добавила:
— Боги никогда не делают что-то «просто так». Обычно просьба к богу — это сделка, которую необходимо выполнить. И наша просьба, скорее всего, станет частью такой сделки.
— Какой бы ни была цена, думаю, она не будет что-то значить по сравнению с будущим королевства, жизнью моей жены и ребенка, — сказал Альберих, полный решимости выполнить все, что потребует от него богиня.
— Тогда вперед, — сказала Альва, толкнув двери.
— Вы не пойдете с нами? — спросила ее Панепаэль.
— Я не могу, — с грустью ответила ей Альва, — туда могут попасть только те, кто готов принять свою участь. Я — пока нет.
— До свиданья, мама!
— До свидания, Ваше Величество!
* * *
Они прошли в сад, туда, где, по ощущению Панепаэль, должна была располагаться Медальва. Там, в глубине сада, посреди большой поляны они увидели женщину, одетую в белые одежды. Она сидела на земле, подогнув ноги и закрыв глаза. Она размышляла, отгородившись от окружающего мира.
Панепаэль тихонько кашлянула, но женщина никак не отреагировала на посторонние звуки.
— Что, так и будем стоять и ждать? — в нетерпении спросил Альберих у девочки.
Она подняла руку, призывая сохранять терпение и немного подождать. Но терпение никогда не было одной из добродетелей Альбериха. Он сделал несколько шагов к Медальве и протянул руку.
Он почти коснулся ее плеча, когда ослепительный свет заставил его отступить. Альберих схватился за руку, словно по ней ударили или обожгли чем-то — боль ощущалась, но была какой-то странной.
— Альберих, сын короля Оберона и королевы Альвы! Трус и храбрец, муж и отец, мальчик и король! — проговорила Медальва, открывая глаза.
Затем перевела взгляд на Панепаэль и протянула ей руку. Девочка не хотела брать руку богини, но что-то помимо ее воли сделало это за нее. У богини была железная хватка!
— Панепаэль, дочь Филхардила и Джанилр! Эгоистична и самоотверженна, дочь и внучка и… жрица.
Панепаэль высвободила руку и отошла в чуть назад:
— Я не жрица.
— Не так!
Медальва раскинула руки, и перед ними возникло облако, чем-то напоминающее экран. В этом облаке, как в окне, присутствующие увидели все, что происходило с ними в недавнем прошлом.
Вот Панепаэль в сопровождении отца прибывает в Старый город, вот борется с пауком, вот начинается путешествие, которое приводит ее в это место. В этом облаке-окне было все, до мельчайших деталей, в нем были поступки, слова. В нем была истина, без оглядок и отступлений.
Панепаэль и Альберих были слегка шокированы, но не волшебными способностями богини, а картиной воспоминаний, которые нахлынули на них. Реальность определяла их поступки, но им напомнили, что реальность была чем-то бóльшим, чем то, что они видели перед собой.
Образ исчез, и Медальва обратилась к путникам.
— По правилам моего мира, я должна предоставить вам выбор — остаться здесь или вернуться в мир.
— Мы должны вернуться! — сказал Альберих. — Мы должны остановить Доккалфара и Волундура!
Медальва перевела взгляд на Панепаэль, и та кивком головы подтвердила выбор Альбериха.
— Ваше возвращение нарушит баланс между мирами, я не могу допустить этого. Чтобы сохранить гармонию миров, я должна взять с вас плату, жертву, которую вы принесете за данную мной возможность.
— Мы готовы! — на этот раз сказала девочка, считая, что молчаливого кивка недостаточно для того, чтобы подтвердить столь серьезное решение.
— Вы лишитесь одного, чего-то важного и дорогого! Ценного лично для вас! — огласила цену сделки Медальва.
— Что это? — попытался уточнить Альберих.
— Незнание — часть сделки, — ответила богиня, — вы принимаете условия?
— Да! — не раздумывая, ответили Альберих и Панепаэль.
Медальва встала и направилась к берегу озера, что находилось неподалеку. Она жестом пригласила Альбериха и Панепаэль следовать за ней.
— Возьмитесь за руки и идите в воду. Там, на том конце вашего пути, вас ожидает жизнь.
Альберих взял за руку девочку и сделал шаг в воду.
— Больно! — почти закричал Альберих.
— Боль — часть жизни. Если ты чувствуешь боль, значит, ты живой, — сказала богиня.
— Вперед, Альберих, вы же король! — подбодрила Панепаэль, которая еще не вошла в воду — до нее оставался всего один шаг, который она опасалась сделать, зная, что ей тоже будет больно.
Альберих сделал шаг, и девочке пришлось следовать за ним. Холод сковал ноги, было больно, мучительно больно, но она знала, что надо идти вперед.
В голове стоял туман, руки и ноги двигались автоматически, боль была везде, в каждой частичке тела.
Вода дошла до щиколотки, до колен, до живота… Остался всего один шаг, и вода закроет рот, не давая возможности дышать. Но они знали, что, только умерев здесь, они возродятся там!
Еще один шаг, и они исчезли под водой…
Волундур искушает Альбериха ложными образами.
Ошибка, ложность, запрет. Иллюзия и заблуждения. Эмоциональная и духовная слепота из-за одержимости материальными или эмоциональными удовольствиями. Пагубные привычки и слабости.
Панепаэль почувствовала, что может дышать. Через мгновение она поняла, что больше не идет в воде, а парит в воздухе именно в тот момент, когда она и Альберих падали с рушащейся башни.
Но теперь они были в компании Элсирин, которая, ухватившись когтями за их одежды, пыталась сдержать падение.
Вряд ли намерения существа находились в области благородных стремлений — оно просто пыталось поймать две жертвы и распорядиться ими по своему усмотрению.
Боль от когтей Элсирин доказывала, что они в реальном мире, и то, что они пока находятся в плену у подручных врага.
Альберих тоже пришел в себя, но вместо размышлений он начал действовать — девочка поняла это по крикам, которые издала Элсирин. Король лупил ее руками и ногами, заставляя ослабить хватку.
Панепаэль начала помогать Альбериху, размахивая руками и ударяя по телу существа. В этот момент она заметила, что колода вот-вот выпадет из сумки. Девочка попыталась схватить карты, но ветер первым добрался до них, превратив колоду в облако бумажных картинок. Лишь одна карта осталась в руках девочки.
Впрочем, несмотря на неудачу с картами, они добились своего: птица, поняв, что вот-вот лишится добычи, решила спрятать ее и, влетев в ближайшее окно башни, бросила их на пол.
* * *
Уже лежа на каменном полу башни, девочка вспомнила слова богини: «Вы потеряете то, что является для вас самым дорогим!»
Такова была плата за жизнь. И что теперь? Что она могла сделать без колоды карт?
Панепаэль была готова расплакаться, но знала, что борьба еще не окончена и нет времени для эмоций, как бы ни было тяжело.
Панепаэль осмотрелась по сторонам. Это был большой зал, потолок которого уходил высоко вверх и, видимо, заканчивался вершиной башни, которая теперь зияла пустотой. «Это Панепаэль постаралась!» — подумала девочка с некоторой гордостью.
На стенах зала девочка разглядела древние картины, на которых были запечатлены Скрижали. Посредине комнаты стоял большой черный трон, поблескивающий в свете факелов, развешанных по краям зала.
Альберих был рядом и не подавал признаков жизни. Но по тому, что его грудь то поднималась, то опускалась, девочка сделала вывод, что он жив, но находится без сознания.
Панепаэль услышала звуки, доносящиеся из-за трона. Взглянув в ту сторону, она увидела фигуру, которая вышла из дальней двери и направилась к трону. По мере того, как фигура приближалась к тому месту, где располагался трон, ощущения девочки о том, кто перед ней, становились все более и более ясными — это Доккалфар!
Доккалфар остановился за троном, раскинув руки в стороны и начал петь на каком-то незнакомом языке. Он пел тихо, но в то же время каждое слово и каждый звук достигали слуха девочки.
Альберих застонал и заворочался. Панепаэль немедленно закрыла ему рот ладошкой и сказала в ухо:
— Ни звука!
Альберих кивнул, понимая, что от него требуется.
Они смотрели в сторону трона, где происходили волшебные метаморфозы.
По мере того, как пение Доккалфара усиливалось, становясь все громче и громче, воздух на троне стал обретать черты. Вначале это было туманное облако с человеческими очертаниями. Затем оно стало приобретать четкость, форму, весомость, как бы материализуясь из другого мира.
