Со временем, в частности, в мусульманских странах, пополнение корпуса «особых» воинов приобрело дополнительный источник. Будущих воинов начали покупать ещё мальчиками на невольничьих рынках. Либо, подобно турецким «девширме», брали в виде налога «на кровь» в завоёванных христианских районах. Их воспитывали в определённой среде, шаг за шагом прививая правила верности своему хозяину и воинские навыки. Вырастая и не имея никаких корней в окружающей среде, они становились замечательными бойцами, жёсткими, упорными, беззаветно преданными своему вождю. Вот что пишет на эту тему в Интернете Fenrus 01:
Институт, который — без преувеличения — играл роль станового хребта османской государственности, носил название «девширме». Смысл его заключался в следующем. Раз в несколько лет султан объявлял в своих балканских провинциях, населенных преимущественно христианами, набор мальчиков и юношей на государственную службу. Брали чаще всего детей в возрасте 6-7 лет, реже — но тоже довольно часто — подростков, иногда даже до двадцатилетнего возраста. Существовали специальные квоты для каждой общины — набор никогда не был поголовным. Единственных сыновей в семье никогда не брали. Специальные чиновники, путешествовавшие в сопровождении эскорта янычар во главе с офицером, отбирали здоровых и смышленых мальчиков, которые казались им наиболее перспективными. Янычары такому чиновнику были нужны скорее для наглядной агитации среди родителей, чем для принуждения — девширме в целом было весьма популярным институтом. Для бедных крестьян из глухих деревень оно было хорошим способом облегчить существование семьи и одновременно — дать своему ребенку шанс на лучшую жизнь. Брали детей только из христианских семей, что было поводом для страшной зависти со стороны их соседей-мусульман — известно много случаев, когда родители-мусульмане подкупали христианскую семью с тем, чтобы те выдали их сына за своего, и пропихнули его таким образом в девширме. Впоследствии, боснийские мусульмане после длительной борьбы и мытарств добились для себя права участвовать в девширме наравне с христианами.
Рекруты, набранные таким образом, никогда не возвращались домой. Их привозили в Стамбул, где первым делом обращали в ислам, а затем подвергали всестороннему тестированию, чтобы выявить способности. Наиболее одарённых отправляли в специальную закрытую школу при султанском дворце. Там им давали блестящее образование — турецкий, арабский и персидский языки, мусульманская теология и право, история, география, литература, основы математики и медицины, одновременно — обширный курс физического развития, верховая езда, владение всеми видами оружия. Те из них, кто проявлял себя лучше других в процессе обучения, становились в дальнейшем чиновниками и администраторами, доверенными слугами и советниками султана. Самые талантливые могли подняться до высшего пика карьеры на султанской службе — должности Великого Визиря. Неплохая перспектива для нищего мальчишки из Богом забытой деревушки. Другие по окончании обучения шли служить в элитные кавалерийские полки султанской гвардии — такие части, как «оруженосцы»-силахтары или «сипахи дворца». Наконец, те рекруты, которые с самого начала не попали в эту привилегированную категорию, отправлялись на несколько лет на сельскохозяйственные работы в окрестностях столицы, чтобы укрепить тело и помочь им как следует освоить турецкий язык, после чего проходили интенсивную военную подготовку и становились солдатами элитной пехоты — знаменитого янычарского корпуса (yeni geri — «новое войско» по-турецки).
Fenrus 01 «Всё что вы хотели знать об Османской Турции»
Интересно отметить — со временем, пополнение корпуса «особых» воинов через покупку мальчиков-невольников (или взятие по налогу) стало основным и принципиально потеснило приём правителем кровников. Что, в свою очередь, привело к постепенной утрате жёстких внутренних правил, присущих этому воинскому подразделению.
Если раньше воин «с окровавленной рукой» не мог быть собственником земли (ибо некогда он оскорбил землю пролитием крови), то на юношу, купленному на невольничьем рынке, подобная норма не распространялась. Со временем особые правила, назначенные обществом для данной воинской касты, стали утрачиваться. До поры до времени они держались, но однажды, фактически принуждаемый воинами, правитель отменял какие-то из них. Так «особые» воины получали права жениться, обзаводиться землёй, заниматься ремёслами и многое другое.
Особенно это интересно потому, что уравнивание в правах с остальными рушило все достижения «особого» корпуса. Вместо лихих, лёгких на подъём, беззаветно преданных своему вождю воинов, общество получало исполненных спеси, осторожных, тугодумных и коварных подданных. Героическая бесшабашная жертвенность сменилась осторожностью семейных людей. Само по себе это неплохо, но общество, приобретя новых производителей, лишилось отважных защитников.
В своём первозданном (не женатом) виде, янычарский корпус был фактически непобедим. Он был грозен и неотвратим, как каток асфальтоукладчика. Его можно было уничтожить, на время приостановить препятствием, но не заставить свернуть с выбранного пути. И даже будучи уничтоженным, но имея возможности к восстановлению, «особый» корпус, подобно птице-феникс, восставал из пепла и повергал окружающих правителей в тягостные думы о войне и мире.
Особо следует заметить, что именно корпус Капыкулу (янычар и девширме), состоящий из неженатых воинов, принёс Оттоманской Порте её обширные владения. Без таких исключительно бесстрашных и преданных воинов никакой султан, будь он лучшим из лучших, не сумел бы построить такую империю. Но всё, что было шаг за шагом захвачено капыкулу-холостяками, оказалось под ударом, как только бессемейным даровали дополнительные права. Они оказались неспособны не только завоёвывать новые земли, но даже защитить то, что было заслугою их предшественников.
На Руси подобные отряды, по всей вероятности, также существовали и имели названия «бояр», либо входили в их число[22]. Бояре — слово неясного происхождения. Предположение, что «бояре» были примерно тем же, что янычары в Турции, основано на информации об их дальнейшей судьбе. Так же как янычары и мамелюки, бояре оказались элитным отрядом княжеской власти, получившим особые права и возможности. Именно из их числа назначались наместники и посадники. Вероятно, именно они, как и янычары с мамелюками, выходцы из самых низов, в силу своей преданности и «крепости на рать», стали княжьими мужами. Очень может быть, что, вливаясь в дружину малую, они были прежде чьими-нибудь кровниками, невольниками или иными изгоями.
Конечно же, бояре — группа неоднородная, среди них оказывались и родственники князя, категория сложная и неоднозначная. Время от времени они отдалялись и, опираясь на своё происхождение, начинали выстраивать собственное правление. Изгоям же и кровникам надеяться было не на что. Они либо верно служили князю, получая от него всё больше и больше, либо гибли.
«Эу тханатос» — (древнегреч.) благородная смерть.
Обзор тем, связанных с преждевременным окончанием жизни, было бы неуместно закончить, не рассмотрев эвтаназию. Оставив в стороне схоластические споры, зададимся двумя вопросами: «Что происходит после смерти с человеком, умершим от старости?» и «Что происходит с умершим «благородной смертью», то есть, с посторонней помощью?»
Вскоре мы обнаружим неверность поставленных вопросов, ибо «от старости» человек умирает крайне редко. Самой распространённой естественной причиной умирания является смерть от болезни. А вот что происходит после смерти с человеком, умершим по болезни, мы, надо признаться, даже не задумываемся. Для большинства цивилизованного населения планеты эта смерть (в мягкой кровати, в окружении родственников) считается предпочтительной.
По-иному дело обстоит у народов нецивилизованных. Вот что, к примеру, писал на эту тему Д. Леббок:
«...Дикари видят причину смерти в волшебстве. Среди многих из них распространено убеждение, что естественной смерти не существует. Например, у туземцев Южной Африки и ряда индейских племен Южной Америки не допускается, чтобы кто-либо умер естественной смертью. Бечуаны не могут позволить себе представить, чтобы человек умер иначе, чем от голода, насилия или колдовства».
Д. Леббок. Начало цивилизации: умственное и общественное состояние дикарей.
Леббок выпустил свою книгу в конце 19-го века (СПб., 1876г.), но и ныне подход к ритуальному прекращению жизни стариков у традиционных народов не изменился. Как бы данный факт нас ни шокировал, но старикам умереть естественной смертью не давали. Казалось бы, ерунда, и, подобно Леббоку, можно было бы назвать этих людей отсталыми дикарями и успокоиться, однако, как отнестись к сохранившейся в русском языке поговорке: «Старость — не радость, а пришибить некому». Ошибка, описка? Но если уделить исследованию побольше времени, можно убедиться — никакая не ошибка. Да, в традиционном обществе глубоким старикам и тяжелобольным, на определённом этапе их жизни, родственники помогали уйти из жизни. Помогали, боясь, что старик может умереть не от естественной старости, а от болезни. Смерть от духа болезни, пожиравшего внутренности, считалась ужасной, ибо такой человек после смерти не обретал упокоения, а сам становился тем самым духом, который его «пожрал». И, что более ужасно, — основой его последующей потусторонней деятельности становилось «пожирание» остальных членов сообщества (в первую очередь собственных детей). У цивилизованных людей такие случаи называются наследственными заболеваниями. Которые естественно не лечатся и причин появления которых врачи не знают. Обычно они разводят руками и говорят: «Ну, что уж тут поделаешь - будет лечить! Только это без гарантии, вы же понимаете, это наследственность...»
