Ознакомительная версия.
Глава 5
МАГИЯ В ГРЕЦИИ
Мы переходим к периоду, когда точная наука Магия обрела свою естественную внешнюю форму – красоту. В Зогаре мы видим, как прототип человека поднимается в небеса и отражается в водах сущего. Этот идеал человека, эта тень пантоморфного Бога, этот мужественный призрак совершенной формы не был обречен на одиночество в символическом мире. Под благодатным небом Эллады ему дана была спутница. Небесная Афродита, чистая и плодородная Афродита, мать трех граций, тоже поднялась, но не из спящих глубин хаоса, а из живых и цветущих вод того шумного архипелага поэзии, чьи острова, густо поросшие зелеными деревьями и цветами, кажутся кораблями богов.
Из Халдеи – серпентария Магии – мы попадаем в мир звуков семиструнной орфической лиры. Это мир гармонии, преображающий леса и дикую природу Греции. Под мелодии песен Орфея скалы сглаживаются, дубы уменьшаются в размерах, а дикие звери подчиняются человеку. Именно эта Магия помогла Амфиону воздвигнуть стены Фив – города мудрости Кадма, города посвященных, представляющего собой пентакль, подобно семи чудесам света. Как Орфей дал жизнь числам, так Кадм привязал мысль к буквенным знакам. Первый стал основателем народа, который до сих пор ассоциируется с прекрасным, а второй – даровал этому народу землю, достойную любви и гениальности такого народа.
Древнегреческая традиция числит Орфея среди героев, отправившихся за Золотым Руном, – древних ревнителей Великого Делания. Золотое Руно – это одеяние самого Солнца, это свет для нужд человека, это великая тайна магической работы, это, наконец, посвящение, каким его следует понимать, и именно в этом значении Руно увлекло аллегорических героев в таинственную Азию. С другой стороны, Кадм являлся добровольным изгнанником из египетских Фив; он принес в Грецию знание букв и ту гармонию, образом которой они являются. Новые Фивы, город – символ мудрости, были построены в соответствии с этой гармонией, поскольку наука включает в себя ритмические соответствия между знаками – иероглифами, звуками и числами, движение которых подчиняется вечным законам математики. Фивы – круглый город с квадратной крепостью; как и небо Магии, город имеет семь врат, а легенда о нем не могла не стать эпосом оккультизма и предвосхищением истории человеческого гения.
Все эти мистические образы и вдохновенные предания – это душа греческой цивилизации; но на самом деле поэтические истории их героев – не что иное, как видоизмененная восточная история, занесенная в Грецию некими неизвестными иерофантами. Это история идей, которую писали великие, которые мало заботились о том, чтобы донести до нас подробности человеческих страстей, сопутствовавших рождению империй. Гомер последовал тем же путем, выстраивая богов, олицетворяющих бессмертные типы мышления; именно в этом смысле нахмуренных бровей Зевса оказывалось достаточно, чтобы вызвать мировой переворот. Если Греция и обрушивалась на Азию огнем и мечом, то это было карой за профанацию науки и добродетелей, за принесение их в жертву похоти, это было средством вернуть власть над миром Афине и Гере, отобрав ее у чувственной Афродиты, обрекавшей своих беззаветных обожателей на смерть. Такова высшая задача поэзии, подставляющей на место людей – богов, на место следствий – причины, а на место образцов жалкого земного величия – вечные идеалы. Именно образы наделены властью воздвигать и рушить империи; вера определенного рода представляет собой корень любого величия, а стать поэзией, творческой силой, вера может только тогда, когда в основе ее лежит истина. Единственная история, достойная внимания мудрых, – это история света, вечно одолевающего тьму. То, что именуют цивилизацией, есть лишь один великий день этого солнца.
В сюжете о Золотом Руне соединяются мотивы герметической магии и греческих посвящений. Золотое Руно солнечного барана, которое мог получить лишь обладающий Высшей Властью, – это обозначение Великого Делания. Корабль «Арго», построенный из древесины пророческих дубов Додоны, говорящий корабль – это корабль таинств Изиды, ковчег жизненной силы и обновления, сундук Озириса, яйцо божественного возрождения. Ясон – это тот, кто готовится к посвящению, но он герой лишь доблестью своей, в остальном он столь же непостоянен и слаб, как любой другой человек. Несмотря на это, он – олицетворение власти. Геракл, символ грубой силы, реального участия в походе не принял, отвлекшись с пути истинного в угоду одной из своих недостойных возлюбленных. Остальные же прибыли в Колхиду – страну посвящения, где до сих пор живы остатки зороастрийских тайн. Теперь перед ними встает задача найти ключ к этим тайнам, и здесь мы встречаем еще один пример тому, как женщина предает науку. Медея предупреждает Ясона о тех чудовищах, с которыми ему предстоит сразиться, и обеспечивает ему тем самым победу. Первое из них – крылатый змей Земли, астральный флюид, который необходимо поймать и удержать, вырвать у него зубы и засеять ими пустошь, заранее вспаханную быками Ареса. Зубы дракона – это те кислоты[49], которые растворяют металлическую землю после обработки двойным огнем и магнетическими силами Земли. За этим следует ферментация, сравнимая с великой битвой, где нечистое уничтожается нечистым и наградой адепту становится великолепное Руно.
Этим заканчивается магический роман Ясона и начинается повесть Медеи, поскольку древние греки стремились включить в эту историю весь эпос оккультной науки. Герметическую Магию сменяют колдовство, отцеубийство, братоубийство, детоубийство, когда в жертву своим страстям приносится все, но насладиться плодами своих преступлений так и не удается. Медея предает отца, подобно Хаму, и убивает брата, как Каин. Она зарезает детей, отравляет соперницу и добивается в итоге ненависти того, чью любовь хотела заполучить. С первого взгляда может показаться странным, что владение Золотым Руном не принесло Ясону мудрости, но следует помнить, что обрел он искомое лишь благодаря предательству. Он – похититель, как Прометей, а не адепт, как Орфей; он искатель не знаний, а лишь богатства и власти. Потому и гибнет несчастный, что вдохновенные и могущественные силы Золотого Руна в силах понять лишь ученики Орфея.
Мифы о Прометее, о Золотом Руне и о Фивах, Илиада и Одиссея – эти пять великих эпосов, полных описаний природных таинств и человеческих судеб, – представляют собой библию Древней Греции, циклопический монумент, Пелион, нагроможденный на Оссу, шедевр на шедевре, форму на форме. Они прекрасны, как сам свет, они царят над вечными мыслями, возвышенные в своей истине. Однако в том, что иерофанты поэзии передали народу Греции эти восхитительные произведения искусства, насыщенные истиной, были риск и опасность. Эсхил, осмелившийся описать битвы с титанами, сверхчеловеческие страдания и божественные надежды Прометея, Эсхил, певец семьи Эдипа, был обвинен в предательстве и осквернении таинств и еле сумел избежать сурового приговора. Сегодня уже невозможно постичь целиком его замысел, в который входило создание драматической трилогии, которая охватывала бы всю символическую историю Прометея. Собравшимся вокруг себя поведал он историю о том, как Алкид-Геракл освободил Прометея и как Зевс был сброшен с трона. Всемогущество гения в его страданиях и решительная победа терпения над силой – это, конечно, хорошо, но толпа уловила в услышанном подстрекательство к анархии. Образ Прометея, свергающего Зевса, был интерпретирован как призыв к народу освободиться от царей и жрецов, и открывшего подобную перспективу тотчас заподозрили в преступных упованиях.
Появлению шедевров, о которых идет речь, мы обязаны попыткам передать учение через поэзию, так не будем же уподобляться тем строгим посвященным, которые, выражаясь образами Платона, хотели бы поэтов сначала увенчать, а затем – изгнать. Ведь подлинные поэты – посланники Божьи на земле, и изгоняющие их недостойны милости Небес.
Первым, кто цивилизовал Грецию, был ее первый поэт, великий греческий посвященный. Ведь даже если предположить, что Орфей – это личность мифическая, точно следует верить в то, что существовал Мусей, и, возможно, именно ему принадлежит авторство стихов, приписываемых его наставнику[50]. Нам не важно, звали ли одного из аргонавтов Орфеем, поскольку этот поэт не просто жил когда-то; он живет вечно с нами. Орфические легенды – это учение во всей своей полноте, откровение божественных судеб, новая, идеальная форма поклонения прекрасному. Здесь уже показано возрождение и освобождение любви. Орфей спускается в ад в поисках Эвридики и должен вынести возлюбленную обратно, не глядя на нее. Именно так чистый человек должен создавать себе спутницу – не вожделея ее, а возвышая обожанием до себя. Лишь осудив предмет страсти, получаем мы право на предмет истинной любви. Так мы попадаем уже в атмосферу чистой мечты христианского рыцарства. Но и иерофант – всего лишь человек; он оступается, сомневается – и оглядывается. О несчастная Эвридика! Ошибка совершена, и она утрачена – теперь наступило время искупления. Орфей – вдовец и, будучи таковым, остается непорочен; брак с Эвридикой не завершен до конца. Будучи вдовцом той, что была девственна, он и сам остается девственен. У поэта лишь одно сердце; дети расы богов – однолюбы. Отеческие внушения, стремление к идеалу, который необходимо найти по ту сторону смерти, вдовство – все это оставило поэту лишь один путь – посвятить себя священной музе. О, какое откровение обретет он в итоге! Орфей, в сердце которого остается рана, неисцелимая ничем, кроме смерти, сам превратится во врачевателя душ и тел. Жертва собственной непорочности, он наконец умирает – смертью посвященного и пророка, провозглашая единство Бога, как и единство любви. Позже это единство ляжет в основу орфических мистерий.
Ознакомительная версия.
