Ознакомительная версия.
Первым, кто цивилизовал Грецию, был ее первый поэт, великий греческий посвященный. Ведь даже если предположить, что Орфей – это личность мифическая, точно следует верить в то, что существовал Мусей, и, возможно, именно ему принадлежит авторство стихов, приписываемых его наставнику[50]. Нам не важно, звали ли одного из аргонавтов Орфеем, поскольку этот поэт не просто жил когда-то; он живет вечно с нами. Орфические легенды – это учение во всей своей полноте, откровение божественных судеб, новая, идеальная форма поклонения прекрасному. Здесь уже показано возрождение и освобождение любви. Орфей спускается в ад в поисках Эвридики и должен вынести возлюбленную обратно, не глядя на нее. Именно так чистый человек должен создавать себе спутницу – не вожделея ее, а возвышая обожанием до себя. Лишь осудив предмет страсти, получаем мы право на предмет истинной любви. Так мы попадаем уже в атмосферу чистой мечты христианского рыцарства. Но и иерофант – всего лишь человек; он оступается, сомневается – и оглядывается. О несчастная Эвридика! Ошибка совершена, и она утрачена – теперь наступило время искупления. Орфей – вдовец и, будучи таковым, остается непорочен; брак с Эвридикой не завершен до конца. Будучи вдовцом той, что была девственна, он и сам остается девственен. У поэта лишь одно сердце; дети расы богов – однолюбы. Отеческие внушения, стремление к идеалу, который необходимо найти по ту сторону смерти, вдовство – все это оставило поэту лишь один путь – посвятить себя священной музе. О, какое откровение обретет он в итоге! Орфей, в сердце которого остается рана, неисцелимая ничем, кроме смерти, сам превратится во врачевателя душ и тел. Жертва собственной непорочности, он наконец умирает – смертью посвященного и пророка, провозглашая единство Бога, как и единство любви. Позже это единство ляжет в основу орфических мистерий.
Понятно, почему Орфей, столь высоко поднявшись над своей эпохой, получил репутацию колдуна и чародея. Ему, как и Соломону, приписывали знание трав и минералов, небесной медицины и Философского Камня. Несомненно, что Орфей действительно был знаком со всем перечисленным, поскольку он олицетворяет первобытное посвящение, падение и воскрешение. Легенда об Орфее – это описание всех трех частей Великого Делания человека.
Согласно Балланше, суть орфического посвящения можно истолковать так: «Сначала подпав под власть стихий, человек должен затем подчинить их себе. Творение – это акт Божественной Магии, вечный и непрерывный. Истинное бытие человека – в самопознании. Ответственность для него – это победа, сам факт грехопадения – лишь возможность одержать еще одну победу. В основе жизни лежит смерть, перерождение есть следствие закона возмещения. Брак – это воспроизведение великого космогонического таинства в человечестве. Брак заключается лишь единожды, как едины Бог и Природа. Это единство Древа Жизни, а распутство несет разделение и смерть. Астрология – это синтез, поскольку Древо Жизни едино, и ветви его, простирающиеся в небеса и несущие на себе цветы-звезды, соответствуют корням, скрытым под землей. Знание врачебных и волшебных свойств растений, металлов и тел, наделенных жизнью в той или иной степени, тоже является синтетическим. Синтез позволяет определить их способности к организации в различных состояниях. Соединение металлов и их родство, души растений и все силы объединения познаются только в синтезе».
Сказано, что красота – это блеск истины, а значит, именно великому орфическому свету мы должны приписать величие формы, впервые проявленной в Греции. Орфея следует по праву считать тем источником, из которого выросла школа божественного Платона – языческого отца всей христианской философии. У Орфея же получили корень своих мистерий пифагорейцы и иллюминаты. Посвящение не терпит превратностей – оно всегда одно и то же, где бы мы ни встречались с ним на протяжении веков. Последние ученики Мартинеса де Паскуалли – все еще дети Орфея, но уже поклоняющиеся Существу философии древности, воплощенному Слову христиан.
Мы уже говорили, что первая часть легенды о Золотом Руне воплощает тайны Орфической Магии, а вторая – посвящена разумным предостережениям против злоупотребления ворожбой, или Магией Тьмы. Ложная, или Черная, Магия, известная ныне под именем «колдовство», никогда не удостаивалась звания науки – это всего лишь пагубная страсть к экспериментам. Все необузданные страсти порождают неестественную силу, которую воля уже не в состоянии себе подчинить, силу, послушную лишь тирании самой страсти. Именно поэтому Альберт Великий убеждает нас никого не бранить в гневе. Именно такова история проклятия Тесеем Ипполита. Необузданная страсть – это сумасшествие, а последнее, в свою очередь, – это отравление или застой Астрального Света. Именно поэтому сумасшествие заразно, а страсть так похожа на колдовство. Женщины превосходят мужчин в колдовстве потому, что страсти легче охватывают их. Колдун в первую очередь сам является жертвой обстоятельств, образно выражаясь – ядовитых грибов фатальности.
Греческие ведьмы, особенно фессалийские, придумывали ужасные испытания и отвратительные ритуалы. Чаще всего это были женщины, терзаемые неудовлетворимыми уже желаниями, состарившиеся куртизанки, уродливые безнравственные чудовища. Алчущие любви и жизни, эти несчастные создания находили любовников лишь в могилах, разоряя гробницы, чтобы фальшивыми ласками терзать ледяные тела молодых людей; они воровали детей и душили их крики, прижимая к своим обвислым грудям. Этих женщин знали под именами «ламии», «стриги», «эмпузы». Дети вызывали у них зависть, а значит, и ненависть и потому приносились в жертву. Некоторые, подобно упомянутой Горацием Канидии, закапывали их по горло в землю и оставляли умирать от голода среди пищи, до которой они не могли дотянуться; другие отрубали им головы, руки и ноги. Плоть детей ведьмы вываривали в медных котлах до состояния мази, а затем, смешав эту мазь с соком белены, белладонны и черного мака, натирали получившейся смесью виски, подмышки и те органы, которые непрестанно беспокоили несбыточные желания, и впадали в забытье, полное необузданных роскошных снов. Необходимо открыто заявить: именно таковы источники Черной Магии и именно такова ее традиционная практика. Именно эти ее тайны служили предметом передачи в Средние века; именно этим занимались якобы невинные жертвы инквизиции, которых огню предавал не столько приговор суда, сколько проклятие народа. Именно в Испании и Италии дольше всех проживало множество потомков стриг, ламий и эмпузий – сомневающихся отсылаем к наиболее опытным криминологам этих стран, мнения которых свел воедино королевский адвокат суда Гранады Франциск Торребланка[51] в своей Epitome Delictorium.
Медея и Цирцея – вот примеры греческих ведьм. Цирцея – порочная женщина, которая околдовывает и позорит своих любовников; Медея – наглая отравительница, для которой нет никаких ограничений; саму Природу она записывает к себе в сообщники. Существа, подобные Цирцее, способные очаровывать, а затем осквернять своей близостью, существуют и на самом деле. Они способны лишь внушить животную страсть, истощить человека, а затем – подвергнуть презрению. С ними следует обращаться как Одиссей – через страх побуждая к подчинению, а в итоге – бросая их без сожаления. Это прекрасные бессердечные чудовища, суть жизни которых – тщеславие. Древние изображали их сиренами.
Что же касается Медеи, то это воплощение порока, добровольного зла. Ее не запугать, и она способна любить, но такая любовь страшнее ненависти. Это плохая мать, убийца своих детей. Она любит ночь и при свете луны собирает ядовитые травы, чтобы приготовить отраву. Она магнетизирует воздух, погружает в горе землю, заражает воду, отравляет даже огонь. Змеи дарят ей свою кожу, она бормочет страшные слова, кровавый след тянется за ней, а из рук ее падают искалеченные члены тел. Советы ее сводят с ума, а ласки – вселяют ужас.
Такой становится женщина за счет знакомства с запрещенной наукой, стремящаяся подняться над тем, что предписано ее полу. Мужчины избегают ее, дети прячутся, когда она проходит мимо. Нет ей ни разума, ни истинной любви, а гордость ее вечно мучают деяния самой Природы, восстающей против такого положения дел.
Глава 6
МАТЕМАТИЧЕСКАЯ МАГИЯ ПИФАГОРЕЙЦЕВ
Стоит упомянуть о магическом мастерстве человека по имени Тархон, посвятившего в свое время Нуму. Сам Тархон был учеником халдея по имени Тагес. У науки в то время были уже свои апостолы, бродившие по всему свету, создавая везде царей и жрецов. Нередко и само преследование их оказывалось ко благу замыслов Провидения. Так произошло, в частности, накануне семьдесят второй Олимпиады, четыре поколения спустя после царствования Нумы, когда в Италию бежал от тирании Поликрата Пифагор из Самоса. Великий приверженец философии чисел посетил священные места всего мира, побывал даже в Иудее, где согласился подвергнуться обрезанию[52] ради того, чтобы быть допущенным в таинства Каббалы. Эти таинства ему передали, хотя и с некоторыми искажениями, пророки Иезекииль и Даниил. Затем, опять же с большими усилиями, Пифагор получил по рекомендации фараона Амасиса и египетское посвящение. Собственный гений Пифагора помог ему самостоятельно заполнить лакуны в сведениях, полученных от иерофантов, так что он сумел возвыситься до уровня магистра и толкователя таинств.
Ознакомительная версия.
