Рядом с нашим домом, возле станции метро Коломенская, где через год мы, в конце концов, приобрели уютную однокомнатную квартиру, находился мебельный салон. После переезда жена обустраивала быт и пройти мимо салона никак не могла. Я тоже заходил посмотреть на европейское воплощение семейного счастья. Мебель была хороша, но покупка ее казалась мне нереальной, ибо все деньги ушли на квартиру. Еще хотелось сделать приличный ремонт. Но жена после долгого выбора остановилась на французском гарнитуре. Он был красив и благороден, как и надлежало французу. Зеленый рисунок на бежевом фоне казался взятым из интерьеров Лувра. Диван, кресло, пуф. Все удовольствие — 1800 долларов.
— Возражений нет, — сказал я. — Если ты заработаешь или твоя мама подарит.
Средняя зарплата в Москве в 1997 году составляла 300-400 долларов. Я получал 600. Жена занималась дочерью и искала себя в жизни. Денег, естественно, в семейный бюджет не приносила. Мечта была нереальной.
Жили мы спокойно и счастливо. Кутузовский проспект был забыт и, казалось, счастье улыбалось каждую минут}'. Мне нравилась квартира, Коломенское, работа. Я трудился в западной фармкомпании, и работа была связана с недолгими командировками — на два-три дня. Путешествовать я любил. В моем распоряжении находилась беленькая грузопассажирская «тойота» с водителем. Особую радость доставляло то, что в регион моих интересов входил и Брянск. И я радовал родителей и брата своими приездами.
Однажды мы проводили презентацию наших препаратов в Калуге. На банкете я разговорился с нашим брендменеджером Олегом В. Человек он, разумеется, был неглупый и поболтать любил. Заговорили о семье. Олег был женат трижды. Есть чем поделиться. И он рассказал об одной примете: чокаться с женой — деньги от дома отваживать.
Примета показалась мне забавной и, вернувшись из командировки, я рассказал о ней жене. В этот вечер, потребляя немного грузинского вина, а оно стало у нас семейным напитком, мы не чокались.
В понедельник моя начальница Лида Б. сказала, что контракт, которым я занимаюсь, может дать при моей расторопности и правильном подходе к делу определенные бонусы. Уговаривать меня не надо было, и через две недели я получил премию в размере 1800 долларов.
И «француз» въехал в отремонтированную квартиру, где обои уже были подобраны под его благородную расцветку.
За нами шла судьба по следу, как сумасшедший с бритвою в руке...
А. Тарковский
Мой духовный рост, начавшийся в Москве, в Москве и прекратился.
Во-первых, я оставил все свои прежние занятия и надеялся сделать карьеру в фармбизнесе.
Во-вторых, я достиг того, к чему стремился, — на тот момент мне показалось, что я уже познал истину. После пяти лет преподавания йоги, вегетарианства, духовных практик, после утренней садханы я зашел в гастроном и купил бутылку холодного свежего пива и воблу, хранящую в своей утробе пахучую соленую икру. Сел в скверике под липой (смоковница не растет на Орловщине) и стал пить пиво, закусывая воблой.
— Учитель, что вы делаете? — спросили ученики.
— Пробую жизнь на вкус. У нее прекрасный вкус. Приятный, освежающий. А соль делает его контрастным.
— Но ведь вы учили нас, достопочтимый гуру, что алкоголь вреден? И соль тоже.
— Мои возлюбленные ученики! Человеку, достигшему просветления, ничто не может повредить. Будда просветлел, когда оставил медитацию и пост. Просветлел, положив в рот первую горстку риса в тени смоковницы. Я же познал истину с первым глотком пива.
— Какова же истина, учитель?
— Истина прекрасна, друзья! И она такова: «Господь благ и человеколюб!»
— У Будды четыре благородные истины.
— Конечно! Еще три другие: «Жизнь прекрасна и удивительна!», «Хочешь быть счастливым — будь им!», ну и, наверное, «Плодитесь и размножайтесь!»
В-третьих, дела мирские. Дружная семья. Хорошая зарплата. Спокойная жизнь. Суета сует.
Так что жил себе потихонечку. Не помышляя возвращаться к профессиональной мистике. Но если я забыл о мистике, то она не забыла обо мне. В том или ином виде она проникала в мою жизнь. И жестко ставила на место, если я отходил от выбранного пути.
Как говорится: «Хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах».
Самым дальним из моих маршрутов в работе менеджера компании «Н» была дорога в Вологду. Приятный городок с красивым старинным центром. Езды до него часов шесть. По дороге проезжаешь красивые русские города Переславль, Ростов, Ярославль. Под Ярославлем, у дороги, имеется весьма оригинальный памятник — большой валун, огороженный оградой с цепями. Я не знаю, кто и зачем установил его, но он привлекал мое внимание, и мы пару раз останавливались возле него.
В этот раз мы так же остановились, и я, подойдя к валуну, положил на него руку. Набраться силой и энергией. Когда я убрал руку и повернулся к машине, то вздрогнул — рядом в траве лежала большая мертвая собака. Судя по всему, она погибла недавно, может, вчера, и разложение еще не коснулась ее. Ее присутствие меня неприятно поразило.
— Давай поосторожнее, — сказал я водителю.
В Вологде, добравшись до гостиницы, отправились ужинать в ресторан. Народу было немного, но как раз за соседним столом сидели две весьма симпатичные вологдчанки. Одна из них была просто русская красавица: васильковые глаза, русая коса, правильные черты лица и чуть вздернутый нос. Она была полной противоположностью моей жены, в жилах которой текла монгольская кровь, и я не мог устоять, учитывая некоторую холодность в семейных отношениях в данный период. В тот день я нарушил святость семейных уз. Домой возвращался со смешанными чувствами. Не могу сказать, что удовлетворение желания принесло мне радость.
Через две недели мы отправились в командировку в Брянск. Вы, наверное, обратили внимание, что в своем повествовании я часто пишу «через две недели». Это не художественный образ. Это мистическая цифра. Если вы, мой праведный читатель, совершили какой-то полезный поступок и через две недели в вашей жизни произошли благоприятные изменения — знайте: это Судьба ответила. Если ничего не произошло — можете расслабиться. Ваш поступок не улучшил и не ухудшил вашу карму.
Посетив по дороге Каширу, мы выехали на окружную дорогу по направлению к Серпухову. Было начало октября, деревья сбросили листву и моросил мелкий дождь. Времени было около пяти часов вечера, но уже смеркалось. И вдруг, на совершенно ровном месте, машина пошла юзом. Ее метнуло влево, потом вправо, и мне в эту секунду стало ясно, что нас сейчас выбросит на обочину.
«Святой Николай Угодник, — пронеслось вдруг в голове, — если нас сейчас выбросит, то пусть на мою сторону».
С моей стороны откос был ниже, и росли тонкие березки, которые могли стать неким амортизатором для непослушного автомобиля. Только я об этом подумал, машину выбросило вправо. Она перевернулась... и встала на колеса.
— Как ты? — услышал я испуганный голос Ильи.
— Не знаю, — честно ответил я, думая, что неужели так плохо выгляжу.
Весь удар пришелся на мою сторону. Я был пристегнут ремнем безопасности, но крыша прогнулась, огрев меня по голове. Спасибо японцам, автомобиль оказался крепким. Голова болела, а позвоночник казался сплющенным. Руки, ноги работали. Первое, что меня интересовало как невропатолога — нет ли поражений нервной системы. Нет.
Илья помог мне вылезти. Осколками бокового стекла мне поранило голову, но я успел сгруппироваться и прикрыться рукой перед ударом. Из раненых руки и головы текла кровь. Впрочем, раны оказались неглубоки, и содержимого автомобильной аптечки хватило, чтобы их обработать.
После того как я немного расходился и полностью пришел в себя, мы решили, что Илья остается у автомобиля, а я еду на пост ГАИ и оттуда постараюсь связаться с офисом и вызвать подмогу. Далее я планировал самостоятельно добраться домой. Мое состояние, мягко говоря, было не очень. На посту ГАИ мне удалось дозвониться до наших ребят, и они выехали к месту происшествия. Гаишник расспросил меня об обстоятельствах дела и, поглядывая на мои повязки, сказал:
Водителя, скорее всего, лишат прав. Не справился с управлением автомобилем.
Это сообщение изменило мои планы, и я вернулся. Мы договорились о том, что в качестве причины ДТП будем называть неизвестный грузовик, выехавший на встречную полосу движения. Тогда Илья не будет признан виновником.
Приехали ребята и первое, что предложили нам — выпить. Я отказался. Не хотелось. Да и не могу сказать, чтобы я находился в сильном стрессе. Илья отказался тоже — его могло ждать медицинское освидетельствование.
На следующий день мое состояние несколько улучшилось, и я пошел к доктору. Рентгеновский анализ показал компрессионный перелом шестого шейного позвонка. Я получил больничный лист на полтора месяца, надел на шею пластмассовый воротник и лежал на диване, думая о смысле жизни. Прекрасно понимая, за что мне досталось, я хотел сходить в церковь покаяться. Однако чувствовал я себя еще не очень хорошо, да и соблюдал рекомендованный постельный режим.
