Несколько лет тому назад, говорит Аберкромби, я пользовал молодую женщину, подверженную подобного рода припадкам, которые постоянно наступали днем и продолжались от 10 минут до 1 часа. Без предшествующих симптомов, тело её становилось неподвижно, открытые глаза пристально смотрели в одну точку; она не сознавала, что делалось вокруг нее. Припадок часто наступал за фортепьяно; она продолжала играть и притом удивительно верно.
Однажды припадок наступил в ту минуту, когда она начала разыгрывать новую для нее пьесу. Во время пароксизма она продолжала играть и повторила безошибочно всю пьесу пять или шесть раз; придя в себя, упомянутая женщина не могла сыграть этой пьесы безошибочно. (Abercrombie, р. 308 и 313).
Грезы сомнамбулизма могут дать повод к странным поступкам, которые повлекли бы за собою большую ответственность и дурные последствия для совершившего их, если б упомянутые причины не были хорошо известны.
Неаполитанские журналы рассказывали, что один человек в припадке сомнамбулизма подумал, будто его жена, спавшая с ним вместе, сделалась ему неверна; он опасно ранил ее кинжалом, с которым никогда не расставался. Адвокат Мальетта объявил, что за удары и раны, нанесенные спящим и притом в состоянии сомнамбулизма, его не должны подвергать наказанию. (Union medic., 16 dec., 1851).
К таким же случаям надобно отнести поступок Шмидмайцига, который во время сна убил свою жену, приняв ее за привидение.
В заключение мы должны еще упомянуть о явлениях, которые хотя и не относятся прямо к естественному сомнамбулизму, однако представляют большой интерес для физиологов.
Грезы естественного сомнамбулизма, восторженности, говорит Лемуан, имеют своим основанием истинное прошедшее и настоящее, нравы, чувства и обычные идеи, одним словом, самую личность индивидуума, его характер, пищу. Слуга Гассенди остается слугой, будет ли он бодрствовать или находиться в сомнамбулизме; бордосский семинарист всегда будет лицом, назначенным для духовного звания. Даже люди, имеющие галлюцинации, сумасшедшие всякого рода, ищут объяснения своих видений большею частью в действительности.
Это чувство личной тождественности, не подлежащее сомнению в сновидениях, усматривается равным образом в сомнамбулизме. Этому нервному состоянию дали название двойственного самосознания, оно важно по тем значительными переменам, которые производит в характере, наклонностях. Поэтому, мы полагаем, что читатель с любопытством прочтет следующие наблюдения знаменитых докторов.
«Другу моему, доктору Уильсону, врачу в Миддлсекском госпитале, я обязан, говорит доктор Бинс, наблюдением замечательного случая двойственного самосознания у ребенка.
Субъект был недоверчив, робок и скромен; ел умеренно; в естественном состоянии его поступки обличали честный и мнительный характер, но, с наступлением припадка, он терял все эти качества. Спал много, едва просыпался, и, встав, пел, говорил наизусть и импровизовал стихи с большим жаром и самоуверенностью. Если он не спал, то ел. Сойдя с кровати и направившись к другому больному, он открыто и храбро овладевал всеми кушаньями, какие попадались ему под руку. Не смотря на эти припадки, он был умен и ловок.
В Medical Repository доктором Митчелом был напечатан случай, имеющий некоторое сходство с предыдущими.
Одна молодая женщина хорошего сложения, с большими способностями и отлично воспитанная, обладала превосходной памятью. Вдруг она впала в глубокий сон, продолжавшийся на несколько часов более обыкновенного. Пробудившись, она заметила, что лишилась всех прежних своих знаний, так что ей нужно было вновь учиться. Мало-помалу, она выучилась складывать, читать, писать, делать вычисления, ознакомилась с окружающими вещами и предметами. Через несколько месяцев припадок сна повторился. Когда упомянутая особа проснулась, она была в том самом состоянии, в каком находилась до первого припадка, но совершенно забыла случившееся с нею в промежуток между обоими припадками. Мало-помалу она освоилась с этими переменами и называет первое состояние, т. е., нормальное, «старым», другое же – «новым». В старом состоянии она обладает всеми своими прежними знаниями; в новом же знает только то, чему выучилась в этом состоянии; если ей представили даму или джентльмена в старом состоянии, то нужно было представить их ей и в новом. При старом состоянии, почерк её очень красив, тогда как в новом он похож на каракули. В таком положении она провела более 4-х лет и переходила из одного состояния в другое после долгого и глубокого сна. Теперь эта дама и ее родственники превосходно понимают друг друга; им довольно только знать, находится ли она в том или другом положении, чтобы действовать сообразно тому. (Macnish, The anatomy of sleep, p. 215).
К подобным же фактам надобно отнести наблюдение доктора Дайса из Эбердина.
Субъект – девушка-служанка, подверженная припадкам спячки, которые наступают внезапно днем и которые сперва можно предотвратить, качая или выводя упомянутую девушку на чистый воздух. Вскоре она начала много говорить во время припадков и не слышала, что ей говорили. Однажды она сказала наизусть слышанную проповедь. В дальнейших припадках, эта девушка стала слышать, что ей говорят, и отвечать разумно, хотя в ее ответах можно было заметить влияние грез; равным образом она стала способна исполнять свои обычные обязанности во время припадка; однажды она накрыла стол и много раз одевала и раздевала детей, с закрытыми глазами. Впоследствии заметили следующую особенность: во время пароксизма она превосходно помнила все случившееся с нею в первые припадки, тогда как в нормальном состоянии она решительно забывала всё это. В один из таких припадков, она отправилась в церковь, вела себя прилично, очевидно, слушая проповедника, и один раз так была поражена его словами, что заплакала. В промежуток между этим и следующими припадками, она верно рассказала содержание проповеди и указала на место, которое особенно поразило ее. Во время же припадка, она прочитала отрывок из предложенной ей книги и пела много песен. Припадки продолжались полгода, окончившись с наступлением менструаций. (Abercrombie, 316).
Многие пункты этого замечательного факта объясняются, по мнению Аберкромби, следующим более необыкновенным фактом, который можно бы отнести к ясновидению.
Семилетняя девочка из низшего класса народа, исправлявшая на ферме должность пастушки, имела обыкновение спать в комнате, которая отделялась тонкой перегородкой от комнатки, в которой жил скрипач. Последний, хотя и странствующий музыкант, играл однако ж очень хорошо и нередко проводил часть ночи, играя избранные пьесы, которые для ребенка казались однако нескладным шумом. По прошествии полугода, девочка заболела; ее отвезли к одной благодетельной женщине, которая, вылечив ее, приняла в число своих слуг. Прошло несколько лет, как она жила у этой госпожи, когда по ночам стала раздаваться прекрасная музыка, которая возбудила сильное любопытство и удивление в доме. Не ранее, как через несколько дней, заметили, что звуки слышались из комнаты упомянутой девочки; слуги отправляются туда и находят девочку спящую, но издающую горлом совершенно скрипичные звуки. В этих упражнениях прошло два часа; потом она сделалась неспокойна, стала прелюдировать аккордами, которые как будто брались на скрипке, и наконец начала одну из учебных музыкальных пьес, которую исполнила тщательно и верно; издаваемые ею звуки были похожи на самые нежные скрипичные. Во время исполнения упомянутых пьес, она останавливалась несколько раз, как бы для того, чтобы настроить инструмент и начинала пьесу опять именно с того места, на котором остановилась. Припадки эти повторялись чрез неравномерные промежутки времени, которые изменялись от 14 до 20 ночей. За ними обыкновенно наступала лихорадка и боль в различных частях тела.
Едва прошло два года, как музыкальное дарование не ограничивалось болеe скрипкою; девочка стала подражать фортепьяно, и петь. На третий год, она начала говорить во сне о различных предметах, но преимущественно о характере членов семейства и посетителей. Истина и точность ее замечаний возбуждали удивление тех, кто знал ограниченность ее умственных способностей.
Во время этих припадков, ее трудно было разбудить; зрачок оставался нечувствителен к свету. Когда ей было около 16 лет, она стала замечать присутствие посторонних в комнате и могла определить их число, хотя комната не была освещена. Она стала отвечать на предлагаемые вопросы и обращать внимание на замечания.
В эпоху припадков, продолжавшуюся 10–11 лет, она в нормальном состоянии была глупа, неловка, с трудом училась, хотя родные заботились о её умственном образовании, не имела, по-видимому, никакого дарования к музыке, и ничего не помнила из случившегося с нею во сне. (Abercrombie Inquiries concerning the intellectual powers and the investigation огь truth. Somnanbbulism, p. 318 и следующ. 2 издан. Лондон, 1811).
