Этот странный и мало известный факт доказывает, что сомнамбулизм есть род восторженной каталепсии. Бывали примеры, что заснувшиe отвечали на вопросы, рассказывали такие вещи, о которых умолчали бы в бодрствующем состоянии, и, по окончании сна, изъявляли удивление, когда им рассказывали всё случившееся с ними. В царствование Яакова I, в Англии жил доктор Гейкок, сомнамбула, который во время сна бегло говорил по гречески и еврейски, хотя знал только самые основы этих языков.
Мори упоминает также об одной девушке, которая в припадках сомнамбулизма читала с закрытыми глазами; иногда она подвигала книгу к глазам, как бы для того, чтобы лучше рассмотреть буквы (Maury, annal. med.-psychol., janv. 1861, p. 95, 96).
Следующий пример имеет много общего с этой девушкой.
Франсуа Соав говорит о некоем Кастелли, которого застали ночью в сомнамбулизме, за переводом с итальянская на французский; Кастелли даже приискивал слова в словаре. Присутствующие потушили его свечу; обнаружив себя в темноте, он отправился на кухню, чтобы зажечь свечу, хотя комната освещалась другими свечами. Он слышал разговор, имевший отношение к его мыслям, но оставался глух к речам, которые касались других предметов (Francesco Soave, Reflessioni sopra in somnambolismo).
В следующих двух фактах еще интереснее действие чувств. Зрение и осязание конечно имели здесь весьма большое yчacтие, но тем не менее надобно сказать, что и ум многому содействовал.
Доктор Франклин рассказывает в своих записках странную особенность: я вышел из дому искупаться в теплой соленой воде в Соутгемптоне. Плывя на спине, я заснул и сон мой продолжался, сколько я мог заметить, около часу; в течение всего этого времени я не погружался и не перевертывался, чего никогда бы не мог сделать прежде и что считал едва вероятным (Macnish, р. 5).
Несколько времени тому назад, в одном из приморских ирландских городов случилось более странное происшествие. Около двух часов пополуночи стража на набережной заметила человека в воде, на расстоянии ста ярдов от берега. Было дано приказание лодке, которая немедленно отправилась к незнакомцу; его схватили, но, странное дело, он не имел никакого понятия о своем опасном положении. Лодочники с трудом убедили его в том, что он лежит на воде. Самое замечательное в этом приключении то, что упомянутый человек вышел в сомнамбулизме из дома в полночь, прошел две мили скверной и опасной дорогой и проплыл около 1 /2 мили, когда его заметила стража.
Много раз было доказано, что сомнамбулы отвечали на вопросы. То же явление замечено и в сновидениях. Во всех сочинениях о сомнамулическом сне находится рассказ о морском офицере, которого товарищи заставляли исполнять различные сцены, подсказывая ему содержание последних. Кроме того, утверждали, что сомнамбулы не помнят случившегося с ними; это замечание, вообще справедливое, имеет однако ж исключение. Так, слуга Гассенди проснувшись, помнил, что делал в сомнамбулическом состоянии, а следующий факт не оставляет никакого сомнения в вышеприведенных словах.
Очень почтенный джентльмен, долго командовавший купеческим кораблем, рассказал следующее происшествие, случившееся в то время, когда он стоял на якоре в Тахо. Один из матросов его экипажа был убит португальцем, и на корабле распространился слух о привидении. Матросы не хотели оставаться на корабле, так что надобно было предположить, что они скорее убегут, нежели возвратятся в Англию. Во избежание такого несчастья, капитан С. решился расследовать дело; он вскоре открыл, что хотя все полагали, будто видели свет, слышали шум, вся история, однако, основывается только на словах его лейтенанта, родом ирландца, человека хладнокровного, честного и благоразумного, которого капитан никак не мог заподозрить в дурном умысле.
Лейтенант торжественно уверял капитана, что дух убитого матроса является ему почти каждую ночь и наводит на него смертельный страх; к этому лейтенант прибавил, что он будет вынужден оставить корабль. Из того ужаса, с каким он рассказывал, можно было заключить, что лейтенант действительно имел какое-либо видение. Не входя в спор в настоящую минуту, капитан решился ночью понаблюдать за лейтенантом.
Как только пробило полночь, лейтенант вдруг встал с испуганным видом, зажег свечку и отправился в кухню; здесь он сел, открыв глаза и устремив их, как будто перед ним находился какой-либо страшный предмет, от которого он не мог оторвать глаз. По прошествии нескольких минут он встал пробормотал что-то, глубоко вздохнул, как будто избавился от бремени и, возвратившись на койку, мирно заснул. На другой день лейтенант рассказал капитану точную историю привидения, прибавив, что дух привел его в кухню.
Капитан поведал ему, что действительно случилось ночью, и прибавил такие подробности, которые доказали лейтенанту, что он был игрушкой своего воображения. Лейтенант сознался, и с тех пор не имел уже видений. (Walter-Scott, р. 215).
Этот факт доказывает, что сомнамбула может помнить происходящее с ним, хотя не понимает своего состояния, ибо принимает грезы за действительность; равным образом, он подтверждает мнение физиологов, которые заметили, что сновидения рождаются обыкновенно в конце сна, тогда как грезы сомнамбул являются почти тотчас после усыпления, чем можно объяснить забывчивость сомнамбул.
Относительно ясновидения сомнамбул, их ловкости в путешествиях, мы приписываем это особенному состоянию их мозга, состоянию, при котором явственнее становятся все знакомые им предметы; отсюда уверенность в их движениях; к этому надо прибавить невозможность сравнивать и размышлять. Совсем другое дело, когда сомнамбулы вступают в незнакомые места, полагают, что находятся в темноте, когда внезапное волнение, новый предмет нарушат их идеи, тогда нередко они ошибаются дорогой, принимают один предмет за другой, чему примером может служить сомнамбула, о котором упоминает Лемуан; этот человек садился верхом на подоконник, думая, что едет на лошади. Кроме того, подобное состояние их ума может иметь весьма дурные последствия.
Мекниш рассказывает, что одна молодая женщина, будучи разбужена своею родственницею, которая следила за нею, впала в такой сильный ужас, что умерла на месте. По словам того же автора, одна жительница Дрездена, пораженная светом в окне, из которого она вышла на крышу, упала и разбилась до смерти.
Лорри рассказывает два очень интересных случая, которых он был очевидным свидетелем. Мы приведем только сущность его рассказа. Одна женщина, в припадке сомнамбулизма, имела обыкновение громко разговаривать с отсутствующими, как будто они были около нее. Она не чувствовала внешних впечатлений, ее можно было щипать, колоть. В этом состоянии она ясно видела предметы, которые касались её идей.
Руки и пальцы оставались в том положении, в каком заставал ее припадок, и тогда только меняли положение, когда невольное движение членов сообщало им другое направление. После пароксизма она ничего не помнила из случившегося с нею.
Другой факт. Одна женщина, не имевшая еще регул, обыкновенно обращалась, во время припадка, c разговором к особе, которую очевидно видела; речи её касались всегда тех предметов, которые особенно занимали ее. В этом состоянии она не сознавала присутствия окружающих, не видела и не слышала их. Мать этой женщины умерла внезапно, и дочь, в своих пароксизмах, продолжала говорить с нею, как будто та была еще в живых.
В этих двух фактах, надобно особенно заметить полное бесчувствие сомнамбул ко всем физическим или моральным ощущениям, кроме тех, которые имели связь с их идеями и чувствами. Это составляет поразительную черту сходства с искусственным сомнамбулизмом. Другая черта есть мгновенная перемена, производимая сомнамбулизмом в мыслях и в совести, и в внезапном возвращении обычного состояния ума после пароксизма.
В обыкновенных случаях, пароксизм наступает во время сна; однако нередко можно заметить в течение дня такое состояние, которое весьма сходно с сомнамбулизмом, и в котором мы видим особенную нечувствительность к внешним предметам. Пароксизмы наступают то вдруг, то им предшествует шум или чувство тяжести в голове. Больные становятся тогда более или менее рассеяны, они не замечают внешних предметов или имеют о них весьма смутное понятие. Нередко они говорят понятно и связно, но в их речах всегда отражается настоящее состояние их духа. В некоторых случаях, они говорят довольно правильно целые поэтические произведения, или другие отрывки, которых не могли бы произнести вне припадка. Иногда они разговаривают с воображаемыми существами, упоминают о подробностях или речах, которые случились или были сказаны в давно прошедшее время и которые, как следовало бы предположить, уже изгладились из их памяти; некоторые поют гораздо лучше, нежели вне припадка, и существуют примеры, не подлежащие никакому сомнению, что сомнамбулы правильно и бегло говорят на языках, которыми едва владеют в бодрствующем состоянии.
