Знаю все. Но нет сил. Мертвец. Иду в церковь умирать. Хочу прожить последние дни в церкви и диктовать новую Библию. Ясны все взаимосвязи, понятно все. Не могу разогнуть спину. Нет сил дойти до церкви. Беру такси и решаю, что лучше ехать умирать домой. Приехал. Скрюченный лег на пол. Сейчас умру. Надо умирать. Не могу встать с пола и разогнуться. Буду так лежать, пока не умру. Так не хочется умирать, когда мудр и все знаешь. Но отпускаю себя в смерть. Прощаюсь со всеми. Постепенно забываюсь. Умираю…
…Открыл глаза. Опять воспринимаю мир – живу! Позвоночник отпустило полностью – стал гибок, как ребенок[10]. Заново родился! «Обратился» – умер и родился, стал «как дети». Свеж и бодр! Ребенок! Посмотрел на часы, о которых забыл и которые спрятал, когда «крутило» и оборвал привязанность ко времени: на циферблате без шестнадцати девять – время, когда на свет появился мой сын. Пляшу и радуюсь. Колоссальный уровень энергии! Я снова ребенок!
В какой системе координат живет человек?
В каких интерпретациях он пребывает?
Вот родился в Германии ребенок. И ребенок этот – немец. Гражданин Германии. Но если посмотреть трезвым взглядом, то какой он немец? Отец и мать русские. Однако дали ребенку немецкий паспорт, говорит он на немецком – и вот уже смотри, немец!
Но ведь то, что он немец, – условность. Социальная условность… Не более чем условность бумажки, называемой паспортом, условность принятого описания. Не более чем условность отношения к нему.
Хотя и то, что он русский, – также не более чем условность отношения к нему, не более чем интерпретация его…
Он просто человек.
Но и то, что он просто человек, тоже не более чем условность отношения к нему! Ведь на каком-то биологическом уровне он лишь животное. Он дикий зверь в лесу – в лесу, лишь называемом условным словом «город»…
Вот так однажды за масками социальных игр и социальных условностей начинаешь видеть изначалие жизни – просто жизнь.
Но и то, что он зверь, опять же не более чем условность!.. И, продолжая процесс, когда-то за всеми формами, любыми масками начинаешь видеть их суть – энергию…
…
И какой ты человек, если разобраться поглубже? Какой ты немец, француз, американец или русский? Ты есть не более чем набор мыслей о тебе, не более чем описание тебя, отношение к тебе, интерпретация тебя. Ты есть не более чем форма осознания себя, не более чем вид энергии. Как, впрочем, не только ты, но и все в реальности.
…Такая же условность – разделение на «мое» и «твое». На «мою» женщину, ту, от которой без ума, и «не мою», ту, которую уже не люблю. Разделение на богатого и бедного, на нации, народности и государства, разделение знания на науку и мистику… Все не более чем игра мысли, задающая интерпретации, отношения, описания. Все не более чем условности мира людей.
И когда начинаешь осознавать эту условность реальности – именно осознавать, чувствовать, а не только понимать разумом, то осознаешь и всю абсурдность происходящего. Всю иллюзорность. Как говорят мистики востока – все есть майя, все – иллюзия… И ничего более не остается, как смеяться от всей души над этой абсурдностью, внутренне иронично улыбаться собеседнику, ведя с ним «очень серьезную» беседу. Ведь если не будешь смеяться, то падешь жертвой.
У воина нет ни чести, ни достоинства, ни имени, ни родины. Есть только жизнь, которую нужно прожить. В таких условиях контролируемая глупость – единственное, что может связывать его с ближними.
Карлос КастанедаОтношение. Интерпретации. Трактовки. Все определяют они, эти нематериальные мыслительные процессы. Задали иные интерпретации – и плохое стало хорошим: за «плохой» доллар в эпоху социализма уголовно наказывали, сейчас же за него почитают и уважают. Кто-то в эпоху социализма сидел в тюрьме за валютные махинации, а сейчас обменять валюту можно в любом банке.
Что, доллар, что ли, изменился? Он каким был зеленым, таким и остался. Отношение к нему изменилось, интерпретация этой бумажки. Или наоборот: хорошее вдруг становится плохим – так изменилось отношение к Ленину, превратив его в одночасье из великого чуть ли не в подонка. То же и великий Эйнштейн или деятели религий. Поменяй отношение к ним, пойми их глубже – и не так уж они гениальны и праведны…
Да, были товарищи, а стали господа…
Сон и явь. Измени отношение к осознанному сновидению – и оно станет явью. Такой же объективной Реальностью, как и этот мир восприятия. Сам-то сон как был, так и остался.
Смерть и жизнь. Поменяй отношение к состоянию восприятия и осознания, называемому словом «смерть», – и смерть станет той же жизнью…
«И что же он такое крамольное говорит?!» – упрекнет меня средний человек. «Вот если бы все так мыслили, значит, так бы оно и было: Глас народа – глас Божий. А то только он один…»
Но прежде чем о чем-то стали говорить все, начинал-то кто-то один, тот, которого на первых порах и слушать не хотели. Пророк Моисей тому пример. Эйнштейн, теорию которого вначале считали бредом сумасшедшего. А потом ничего, привыкли, приняли, возвели в разряд научной нормы. Как часто нарушители догм и традиций впоследствии становятся законодателями мод.
«Любая истина приходит к нам как ересь, а умирает как предрассудок…»
Но это так, отступление от темы.
Глава 9. «Неделания», или Сумасшествия, данные мне Силой
– Учитель, что же нам делать? – вопрошали ученики мастера.
– Осознавать! – отвечал тот.
Существует множество методов, помогающих осознавать.
Практика «неделаний» способствует осознанию.
Знакомо ли вам чувство облегчения и освобождения, когда однажды вы, наведя порядок в квартире, выбросили старые вещи, мусор, кипы ненужных бумаг? Но несравненно более глубокое чувство освобождения испытываешь, когда выбрасываешь из своей жизни все. Как же легко и хорошо, когда над тобою ничего не висит, никаких дел, привязанностей, обязательств, кроме тех, которые ты сам пожелал для себя оставить. Чувство абсолютной свободы. Чувство божественной благодати…
И я позволил своей жизни стать проще, решил освободится от всего. Стал разматывать клубок своих зависимостей. Начал практиковать йогу отречения от мирского.
Человек существует (как общественная единица) до тех пор, пока его можно идентифицировать.
Бумажки – паспорта, удостоверения, свидетельства – определяют наше описание, положение в обществе, «личную историю». Записные книжки с адресами и телефонами, письма из учреждений – да и просто газеты, журналы, книги, обрывки, на которых мы когда-то что-то записывали для памяти – все содержит информацию о нас. И я решил избавиться от этого накопившегося у меня бумажного хлама, который связан с моим именем. Но прежде чем начать выбрасывать, привел все в идеальный порядок, идеальный до маразма – тщательно расправлял, сортировал и аккуратно складывал в папки даже скомканные листочки, лежащие в корзине. Разбирая бумаги, я старательно обдумывал каждую из них, вспоминал, откуда она пришла, что значит в моей жизни – с какими событиями в ней и с какими людьми связана. И так осознавал описание меня, того, что называется «я». Так перепросматривал свою жизнь. Бумаги являлись звеньями, связывающими меня с моим прошлым, и, избавляясь от них, я осознавал мою прошлую жизнь и как-бы прощался с ней.
Я начал избавляться ото всего, сохраняя лишь самое необходимое. Оставил при себе только паспорт, который всегда носил с собою в сумочке, висящей на шее, – тот минимум, с чем был готов в любой момент, всегда эмигрировать куда угодно. Шел ли я в магазин купить хлеба или выбрасывать мусор в стоящий на улице контейнер – я всегда был реально готов к тому, чтобы не вернуться, навсегда исчезнуть.
Но как же сложно оказалось отвергнуть все мирское, выбросить все бумаги и выйти из цивилизации в «магизм» чистой природы, которая не знает архивов, паспортов, удостоверений! Выбросить все, что составляет мое «я» для социума. Для социума, которому, между прочим, абсолютно наплевать на меня, для которого я существую лишь как некая безликая, неживая, абстрактная статистическая единица: работает там-то, живет там-то, номер счета в банке такой-то… Родился… умер… число, год.
Человек – и к нему куча бумаг, без которых он вроде и не существует. Куча бумаг – будто инструкция по использованию этого человека в обществе. Как инструкция к стиральной машине или музыкальному центру. Инвентарный номер человека – его имя и фамилия. Какой-то абсурд общественного устройства, если задуматься… И зачем люди дали мне имя, украв у меня этим свободу? Хочу быть просто человеком. Без бумаг человеком. Хочу быть как дикий зверь, как ребенок, которых не интересуют все эти бумажки. «Им плевать на разные бумажки…»
