Творение, наполненное чудесами, это и есть подлинный источник изумления. Но в современных условиях мало кто ищет Свет, и еще меньше – следуют ему. И вместо того чтобы следовать за кем-то, вместо того чтобы блуждать и теряться на запутанных дорогах, лучше всю свою веру вложить в Самого Бога, и полагаться только на него, как полагаешься ты на единственных Мать, Отца, Гуру или Проводника.
Сила этих слов, их величие значили для меня больше, чем сам Баба, появляющийся во всей своей славе. Баба остановился и осмотрел толпу, вытер вспотевший лоб платком и медленно пошел дальше. Толпа тянулась к нему, но он успокаивал людей мягким жестом. Я заметил молодого мальчишку, сидящего недалеко от меня. Я подсмотрел, что он дописывал в своей записке для Бабы. Он просто написал «Любящий тебя ученик». Меня поразила глубина его преданности, я оценил всю разницу между его безоговорочной верой и моим любопытством. Баба взял записку из его рук.
Во время каждого даршана я замечал выражение его лица, остановившийся взгляд, явно отвлеченный от человека. Он всегда был окружен аурой, подобной радуге. Даже в присутствии тысяч людей он никогда не терял самообладания. И чем больше я смотрел на него, тем глубже заглядывал в себя самого, пытаясь понять мотивы своего здесь присутствия; я обнаружил, что в сознании моем царил эгоцентрический хаос.
Так шли дни. Я ждал. Вечерами я возвращался в свою комнату, и густой аромат благовоний, казалось, содержал в себе его Присутствие.
Я знал, что сердце мое и ум обретут свободу лишь тогда, когда я приму все, в том числе и отказ, как волю Господа. Медленно возникало неясное ощущение возникающего Присутствия, способного разрешить все трудности, и которое невозможно достичь посредством усилий. Теперь я видел, что на паломничество меня толкнули желание и амбиции, и теперь весь мой опыт все сильнее и сильнее подталкивал к этому осознанию. Ничего не хотеть, ничего не иметь, быть никем. Что нужно делать, а что не нужно – все эти внутренние колебания могли теперь рассеяться, как туман. Сердце мое трезвело. Истинное понимание было задавлено грузом страстного желания возвеличиться.
Так прошло еще несколько дней. Присутствие Саи Бабы было всеобъемлющим. И с каждым днем сопротивление мое становилось слабее. Теперь не за что было цепляться. Присутствие возникло снова этой ночью. Во сне я ощутил, как чья-то рука коснулась моего лба. Потом что-то порвалось, и я вылетел из своей головы. Я издал безмолвный крик. Ужас охватил меня. Я не понимал, что со мной происходит. Все исчезало. Но, в конечном итоге, мне удалось даже расслабиться в этой нарастающей пустоте: я легко и свободно парил, пока не стал медленно тонуть в своем теле. Я проснулся в холодном поту, услышав слова: «Вне имен и форм».
Но даже в последний день пребывания в ашраме я продолжал ждать. Баба появился и направился к той стороне, где сидел я. На одной линии со мной сидело еще несколько человек, у всех нас были мешочки с вибхути, святым пеплом. Мы держали их в руках и хотели, чтобы Баба благословил их. Он коснулся первого пакета, второго, а затем прошел мимо меня, и продолжал благословлять других. При этом лицо его сохраняло блаженное выражение ясности и невозмутимости. Я проводил взглядом его удаляющуюся фигуру.
Я брел с вещами в сторону выхода и вспоминал, как йог Рамшураткумар журил меня: «Что, ты не веришь в Радхику Раману?» Ты не веришь в самого себя? Я задержался перед окошком, чтобы вернуть ключи, и внезапно наткнулся на сообщение, оставленное Бабой. Оно было написано мелом на доске. Ее собирались повесить снаружи книжной лавки как урок на текущий день.
Не ищи Бога во внешнем мире. Храни твердую веру в то, что ты и есть атман[33], и в тебе горит божественная искра. Иди в мир подобно герою, которого не портит успех и не расстраивает поражение. Незачем звать Его извне. Осознай Его как свое внутреннее существо.
Рейс до Каира задержали на несколько дней, и я остановился в «Слоновых пещерах», получив прекрасный вид на массивные каменные изваяния Шивы и его множественных лингамов силы. Рельеф некоторых скульптур был разрушен португальцами – они использовали их для пристрелки. Тем не менее величественные фигуры, высеченные прямо в камне, сообщали окружающему пространству колоссальный заряд энергии, а путнику, пожелавшему укрыться здесь, внушали чувство благоговейной уверенности.
На следующий день я сел в автобус до Ганеша Пури, где расположен ашрам Муктананды – там я хотел выразить свое почтение самадхи Бхагавану Нитъянанде, великому авадхуте. В ашраме было много фонтанов и статуй. Среди них была скульптура слона, спасенного богом Вишну. Это изображение знаменитой истории из Пураны, в которой Вишну спускается верхом на птице Гаруде, чтобы спасти слона, которого крокодил пытается затащить в воду. В прошлой жизни слон был верным приверженцем Вишну, и в последнюю минуту, вспомнив об этом, он воззвал к Богу, назвав его имя. Появился Вишну в обличии могущественной кавалерии и отрубил аллигатору голову острым как бритва диском Сударшан.
Я встретил одного выходца с Запада, здесь он стал саньясином, получив посвящение от самого Муктананды. «Как только я увидел Бабу, – сказал он, – я понял, что встретил своего гуру. До этого я странствовал по Индии в течение восьми лет. Если место мне не нравилось, я просто вставал и уходил. Но я знал, что однажды остановлюсь и скажу: вот оно. Он спросил, не был ли я садху, и я сказал „да“. Тогда он спросил, не хочу ли я получить инициацию. Он дал мне саньясу, а я отдал ему свою жизнь».
Мы вместе отправились к самадхи Бхагавану Нитъянанде, самому почитаемому гуру. Говорят, что он родился под деревом и вырос из его ствола. Он был слишком хрупким, и тогда его вскормили мясом птицы, что помогло ему прочно встать на землю.
В храме пели бхаджаны через громкоговоритель. Рядом стояла величественная статуя Нитъянанды с обритой наголо головой и бочкообразным телом, он изображался сидящим в позе лотоса. Сюда приходили паломники и делали подношения в виде денег и венков из цветов. В храме раздавали освященную еду – сладкую теплую халву. Ее подавали на тарелках из листьев. После мы пошли к естественным горячим источникам. Воду из них набирали в три гигантских цистерны: в одной вода была теплой, в другой горячей, а в третьей можно было свариться. Я долго отмокал в этих купальнях, смывая с себя въевшуюся за несколько недель пути пыль.
Магазины уже закрывались. Я в одиночестве шел в сторону ашрама. В конце улицы еще работал универсам. Радио внутри звучало так громко, что оглушало своими шумными трансляциями тихие ночные улицы священного города, в котором электричество было, мягко говоря, неуместным.
…Сначала я не поверил. Этого не могло быть – не здесь, по крайней мере. Песня звучит где-то в другом месте, возможно даже, она всплыла в моей памяти. Но когда я вошел в магазин и прислушался, я узнал ее. Прямо посреди Ганеша Пури, пока деревня спала и веки Великой Матери Индии опустились, пока коровы лежали вдоль дорог, а чайханы и храмы опустили свои занавеси, пока брамины из высшей касты укрывались москитными сетками, пока источники были спокойны, а пыль неподвижно лежала на дорогах, храмы спали в тишине, а рикши, велосипедисты, машины и буйволы лежали без чувств – в этот самый момент радиоволны пронзали эфир, объявляя то ли о неизбежности западного вторжения, то ли о том, что Великая Мать все примет. Я стоял посреди ночной тишины и слушал «She′s Got Bette Davis Eyes».
Я возвращаюсь назад к корням – к источнику, в Африку. Где зародилась жизнь, откуда возникли все нации и культуры. После приземления в Каире во мне возрастало новое ощущение ожидания. Возможно, возникло оно еще на автобусной остановке, когда я, заглядывая кому-то через плечо, прочитал газетный заголовок: «Египет после Садата». Это ожидание было связано с проникновением в мир истории – мир, с которым я, так или иначе, был тесно связан. Индия представлялась мне отсюда панорамным сном, обширные фрагменты которого остались запечатленными в закоулках сознания. Что произойдет с этим сном, с великими мифами и богами прошлого, когда технологии современности окончательно обоснуются на индийской земле?
Однако и мир истории был всего лишь одной из форм мифа, признанной большинством. Что произойдет с его корнями? Останется ли Святая земля святой, или наследие древности окажется стертым с лица Земли? Смутные предчувствия. Я не знал, чего ожидать. Я не понимал, какие чувства испытаю во время этой встречи. Как бы то ни было, культуры эти лежат глубоко в основании нашего уклада. Пирамиды возвышаются на долларовых банкнотах, возрожденные христианские движения поддерживают мессианскую суть Израиля. И существует все это на фоне всевозрастающей угрозы вспышки насилия и разрушений: над Ближним Востоком навис рок самоубийства.
